После всех безумных событий спал я в охотку, прямо-таки жадно. Сквозь сон я чувствовал, как Кучер, совершенно уже распоясавшийся после своего геройства, притирался ко мне, обнимал, дышал в ухо, щекотал грудной шерстью лопатки, скользил своим неунывающим кое-чем между моих половин, но то ли он всё же жалел меня и оттого не решался атаковать по-настоящему, то ли сон мой был слишком крепок – я сладчайше проспал до утра и проснулся бодрым и даже, пожалуй, довольным.
Пара секунд ушла на осознание произошедшего – вчерашние пьяные подвиги, павлинья пробка, хендехох от героического Кучера, гонка на спизженном мопеде, сеанс неслыханной нежности от романтического Кучера. Начало командировки по своей насыщенности на порядок превосходило мои самые дерзкие ожидания, будто я шел сниматься в малобюджетном сериальчике, где одно вяленькое событие растягивают на десять серий, а попал в бодрую смесь из Гая Ричи, немецкого гей-порно и Кустурицы.
Голова, как ни странно, не болела, слегка поднывала лишь настрадавшаяся дырка. Утро просачивалось в комнату, выпустив на потолок порезвиться ватагу узкоглазых солнечных зайцев. В душевой кабине, явно не прикрыв дверцу, клокотал гортанью, отфыркивался и… издавал прочие звуки Николай Кучер, человек-оркестр.
Начался мой четвертый вьетнамский день.
Воспользовавшись отсутствием Кучера на нашей общей кровати, я потянулся, нарисовав на смятой простыне диагональ, после чего спрыгнул на пол, подошел к зеркалу и, попытавшись увидеть, сильно ли раздраконена дырочка, развел ладонями булки, нагнулся и стал изучать ее, глядя меж расставленных ног.
— Максик, стой-не-шевелись, дай-ка сфоткаю, будет на что надрачивать долгими зимними вечерами! – весело произнес Колян, заходя в комнату. Из одежды на нем была только мокрая шерсть. – Картина маслом: принц крови разглядывает раны, нанесенные ему псами-рыцарями. Эрмитаж, голубая зала…
— Лучше бы помог, глумливец… – с притворной обидой ответил я, продолжая пальпировать дырку.
Кучер блеснул зубами, рухнул на колени, вскинул руки и, оставляя за собой влажную тропинку, пополз ко мне.
— Имеется чудодейственное средство: слюна влюбленного пажа! – театрально продекламировал Кучер и в доказательство с шумом погонял слюну меж кривых передних зубов.
— Влюбленный в меня паж ведет себя слишком дерзко… – попытался парировать я.
— Не в тебя, а в твою попочку, – ухмыльнулся Колян, подмигнул, обхватил меня за бедра и поцеловал меж половин столь влажно, что струйка слюны побежала по яйцам.
— Горячая, – деловито сообщил он. – Вот я дурак, надо было вчера еще тебе смазать.
Коленопреклоненный Колян достал какой-то тюбик из своей потрёпанной сумки, щедро выдавил холодное содержимое на пылающую скважину и, распределяя, повозюкал там пальцем.
Я с благодарностью взглянул на него через плечо.
Кучер виновато улыбался. Хуище его стоял дыбом.
— Максик, ты бы спрятал попку, а то завалю ведь, – простодушно попросил он.
— Ты всё-таки чертов маньяк, Кучер Коля… – раздумчиво произнес я в пространство.
— Я маньяк-жополюб, тут не спорю, – согласился тот из моей промежности.
— Это ведь задница, Коль, – продолжал я свои подначки, – она ведь… – в голове моей крутилось множество непристойных глаголов, но я не решился выбрать.
— Думаешь, я не в курсе? – гоготнул Кучер, потираясь щекой о полужопие, мурча и нежненько покусывая его, – но знаешь, я когда такую попочку вижу… я вообще не могу думать ни о какой грязи. Это ведь ебическое совершенство, шедевр! И вообще… – Кучер деликатно подул на напомаженную дырку, – мне кажется, что если она даже перданет сейчас, то это будет запах фиалок, ну вот честно!
— Не, Коль, вот ни хуя не так, – прыснул я, борясь с искушением разрушить кучеров мир розовых единорогов и задниц, попукивающих шанелью.
— Колька лучше знает, – Кучер шлепнул меня по предмету своего вожделения, резко вскочил и протянул мне свежие трусы, – одевайся давай, нам выходить скоро.
— Ты что, в моем шкафчике рылся? – приподнял я бровь, поражаясь, как стремительно расширяет свою экспансию Колян и попутно пытаясь понять, чего тут больше – заботы или борзости.
— Прибирался, пока ты дрых, заодно и вещички твои рассортировал, – невозмутимо ответил Кучер, – натягивай живо, фасончик вроде как секси и цвет мой любимый – малиновый!
* * *
Мотороллер, всё еще пунцовый от стыда за вчерашнее, вновь принял своих безбашенных ездоков. Хватаясь за колянову талию, обтянутую всё той же клетчатой рубашечкой, пять минут назад отглаженной фыркающим, как плохо прирученный вьетнамский дракон, гостиничным утюгом, я ощутил всю многозначность этого жеста. Я вжал пальцы в тонкий слой кучеровского жирка и, предварительно оглянувшись вокруг, чтобы не спалиться перед возможными свидетелями, пару раз ритмично потянул Кучера к себе. Чуткий Колян прогнул спину и едва заметно повел бедрами.
— Максик примеряет на себя роль основного? – он напружинил торс, обернулся и окатил меня столь пронзительно-нахально-блядским взглядом, что мне пришлось хватить воздуха ртом.
— Думаешь, не смогу? Твоя поджарая жопка выглядит вполне сексуально… – произнес я, пытаясь восстановить пошатнувшуюся за последние пару дней репутацию самца.
— Она с радостью отдастся… – Кучер выдержал мхатовскую паузу, -. ..твоему нежному розовому язычку, малыш, – он захохотал, резко вдавил педаль и пунцовый урод понесся, тарахтя и подпрыгивая.
Пережидая красный на перекрестке, мы заспорили, ехать ли сразу на завод или прежде навестить немцев, у которых остались мои вещички. Не смотря на то, что я был больше Кучера заинтересован в том, чтобы поскорей вернуть их, я агитировал за завод – больно уж не хотелось ехать на место своего вчерашнего позора. Кучер, кажется, просек причину моего нежелания и, сказав, что он "ушкварит дело сам", свернул к фашистскому отелю. Он деликатно остановил драндулет поотдаль ("Максик, ну хули тревожить твою нежную психику, Коля же всё понимает") и довольно быстро вернулся с моими шмотками, аккуратно сложенными в шоппер с веселеньким логотипом супермаркета Lidl – во избежание новой встречи с русским варваром немцы сами всё упаковали и оставили на ресепшене.
Мы засунули пакет в узкую расщелину между моим животом и коляновой поясницей и помчались на работу под вьетнамское механическое тарахтенье, в которое Кучер иногда вплетал русское органическое, видимо, полагая, что тут-то уж стыдиться точно нечего.
Поспорили мы и о том, как лучше вернуть мотороллер. Я предлагал найти хозяина, объяснить ему ситуацию и дать немного денег, Кучер же, у которого вчера, как он выразился, "взыграла кровь прадедушки-цыгана" на которого он также списывал свою кучерявую грудь, вольнолюбивый нрав и почему-то ебливость, предлагал просто бросить машину там, где он ее вчера увёл и поскорее свалить. Получилось нечто среднее: я всё же уговорил Коляна поискать хозяина на том рыночке, где Кучер без спросу взял напрокат мотороллер, быстро нашедшийся хозяин принялся осыпать нас проклятиями, Кучер же, не стерпевший такого, вручил ему деньги путем втирания купюр с Хо Ши Мином в неблагодарную физиономию, после чего мы еле унесли ноги, опрокинув по пути две корзины с рамбутанами.
Добежав закоулками до фирмы, мы уделили пару минут тому, чтобы отдышаться и вновь превратиться из мелкого хулиганья в послов великой державы. Я, поплевав на руку, поправил Коляну непослушный вихор, а он промокнул мне взмокший лоб мятым носовым платком, причем я отметил про себя, что действия эти выглядели так слаженно, будто мы работаем в тандеме не первый год.
На предприятии я убедился в том, что, не смотря на языковую тупость Коляна, обаяние у него было вполне планетарного масштаба – вьетнамцы-начальнички уже приветствовали его, как родного, а вьетнамцы-работяги обнимали, хохотали, передразнивали (а он передразнивал их), с оттягом хлопали по широкой спине и, кажется, жестами приглашали вечером расслабиться в их теплой компании.
— Быстренько же ты освоился. Вечером пойдешь бухать с мужиками? – спросил я его, когда мы перекусывали в заводской столовке какими-то обжигающими нёбо рисовыми колобашками.
— У меня есть план поинтересней, – ухмыльнулся Колян, заставив меня покраснеть.
— Приглашаешь в ресторан на романтическое свидание? – съязвил я, пытаясь скрыть неловкость.
— Рестораны для пидоров, а мы-то нормальные пацаны, – подмигнул Кучер. – Айда лучше на рыбалку!
* * *
Признаться, поначалу я не принял этой реплики всерьез – "рыбалка" в моем представлении была просто замусоленной картой из тощей колоды пацанских развлечений, наряду с "бухнуть с корешами", "качнуться" и "сходить на блядки". Однако вечером, когда мы с Кучером дотрюхали-таки до отеля и я вырубился в прямо в кресле, не успев допить заботливо налитый Коляном ром (всё же вчерашние приключения давали о себе знать) Кучер вдруг разбудил меня, нежно дуя в лицо многодневным перегаром. Кажется, так я еще не просыпался.
Я лениво открыл глаза. Колян улыбался торжественно и таинственно.
— Собирайся, Максюш. Червей купил, снасти тоже, а удилище выломаем сами, чего деньги-то тратить!
— Ты сдурел, Коль?.. – попытался я смахнуть ладонью изображение Кучера в надежде, что это просто неудачное продолжение сна, но оно не смахнулось, – Какие нафиг черви? Во-первых, они противные, и поздно уже, да и где тут рыбачить?..
— Что значит поздно? – вспылил Колян. – Перед закатом самый клев же! Где рыбачить? А ничего, что у нас тут океан через дорогу?.. Колька всё продумал, а вашему высочеству остается только составить ему компанию, – и, чувствуя, что я всё еще неподатлив, добавил:
— Ты хотел романтического вечера?
— Ну… – этот вопрос смутил меня больше, чем если бы Кучер снова предложил мне встать перед ним раком, – не то, чтоб я прям был сильно против…
— Вот и подымайся! – с нажимом сказал Колян, видимо, опасаясь, что я передумаю, – в сортир зайди перед выходом, теплую кофту я тебе приготовил, пшикалку от комаров купил… так, что еще – зажигалка есть, ножик перочинный есть…
Дальнейшее Кучер говорил хоть и вслух, но больше для себя, параллельно укладывая перечисляемое в свою потрепанную сумку. Я вздохнул и отдался на волю судьбы – то есть в ухватистые лапы Коляна.
Небесный мандарин медленно падал на отполированный до блеска медный поднос океана. Картина была столь вызывающе пошлой (еще эти пальмы, и разноцветные облака, и высыпавшие кучками блескучие звезды), что если бы салонный художник досконально передал ее на своем холсте, то человек со вкусом вроде меня проблевался бы, не успев выбежать из галереи. Однако вживую всё это было не только сносным, но и, страшно признаться, даже располагающим к некоторой романтике.
Кучер деловито взял меня за руку (он уже не стеснялся быть борзым) и, нервно насвистывая, поволок к воде. У берега стоял какой-то утлый челн во вьетнамском народном стиле, похожий не сколько на лодку, сколько на корзину, сплетенную криворуким великаном. Кучер сделал знак рукой сидящему неподалеку служащему в фуражке и тот кивнул ему – дескать, карета у подъезда.
— У Коли всё схвачено, – довольно сказал Кучер, поймав мой вопросительный взгляд. Я застыл в нерешительности – после всех приключений это не выглядело таким уж опасным, и всё же… Колян, уловив моё сомнение, быстро вытащил из бокового кармана своих рабочих штанцов увесистую фляжку, отхлебнул сам и влил в меня пару добрых глотков.
— Ну, ни хвоста, ни чешуи! – произнес Кучер и, приобняв меня за плечо, подтолкнул к плавучей корзине. Он подсадил меня, не забыв шлепнуть в процессе по заднице, отвязал примотанную к коряге веревку, вручил мне сумку и, оттолкнув лодку от берега, лихо запрыгнул в нее, навалившись на меня чуть, как мне показалось, тяжелей, чем мог бы, если б захотел.
— Во-первых, тут пиздец тесно для двоих, – начал не без удовольствия капризничать я, чувствуя, как наш перевернутый черепаший панцирь вдруг резко просел, – а во-вторых, ты хоть понимаешь, куда мы двинем?..
— Во-первых, мне нравится, что тесно, – нагло ответствовал Кучер, переплетая наши ноги и начиная орудовать коротким надтреснутым веслом, а во-вторых, доверься дяде Коле, он у тебя круче любого джипиэс-навигатора. Во-о-он островок видишь? – Колян ткнул куда-то вдаль концом весла, – там самые жирные тутошние караси, я уже всё пронюхал у местных.
— Смотри у меня, Навигатор, – вздохнул я, стараясь не думать о том, что в океане карасей не водится и что коммуникационные способности Кучера в общении с местными сводятся большей частью к обоюдному гримасничанью и похлопыванию друг дружки по разным частям тела.
— А ты подгребай давай, а то расселся, как невеста на выданье, – велел Колян, я с неохотой взял своё весло, окунул его в воду и мы волчком закружились по сверкающей меди.
* * *
Кое-как мы добрались до желанного острова. В пути я пару раз срывался в истерику, поскольку одному Коляну грести было тяжеловато, а нескоординированность наших действий приводила к тому, что челнок двигался так, будто мы пытаемся написать слово SOS незнакомцу, отслеживающему наш трек. Кучер то поил меня ромом, гладил по голове и шептал ласковое, то потрясал веслом и грозился запихать его мне в то место, которое еще немного ныло после неудачной фотосессии.
Солнце уже намочило ноги в океане. Разминая затекшие поясницы, мы прохаживались по довольно уютному островку, явно служившему местом для беспонтовых пикников – костровище, три чурбачка, аккуратная кучка с мусором, где среди пустых бутылок виднелась и парочка пользованных гандонов, в общем, романтика вполне в коляновом вкусе. Кучер между тем озаботился сборкой удочки.
— Максик, как тебе эта сакура? Вроде гибкая! – Он перочинным ножом строгал ствол какого-то деревца, – Так-то я обычно рябинку ломаю, но у них же хер её найдешь, всё не так у людей…
Опрыскавшись с ног до головы антимоскитным дезиком, мы снова погрузились в лодку и Навигатор взял курс к ближайшим зарослям тростника, где, по его мнению, "самая жирнота шарится, у Коли на это дело глаз намётан".
— К червякам даже не прикоснусь, сразу предупреждаю, – заявил я, когда Кучер продел несколько тростинок через щель в борту и завязал их узлом, дабы зафиксировать нашу вертлявую лодку.
— Смотри, какие красивые, экзотические! – хохотнул Колян, поводив перед моим скривленным лицом банкой с разноцветными червями, купленными, судя по всему, на базаре, где продавалась всякая экзотическая снедь. – Эх ты, неженка! Ладно, Колька сам всё насадит, он это даже любит, – подмигнул Кучер, ловко наживляя извивающегося червяка. – Будешь подсекатором у нас, лады?
Я кивнул, смутно догадываясь о своей роли. На рыбалке я последний раз был лет пятнадцать назад и помню только, как воткнул крючок в свою ляжку и как дед, матерясь, вытаскивал его.
— Что, даже к моему червячку не прикоснешься? – произнес Кучер, прижимаясь и наигрывая интонацию обиженного подростка.
— У тебя не червяк, а питон, – ответил я, глядя на топорщащуюся колянову ширинку, – он вообще когда-нибудь успокаивается?..
— Максик, сам страдаю, веришь-нет? Всё ебучий прадед-конокрад – кинул палку и свалил, а мне всю жизнь мучайся! – И, видя, что это не совсем то, что мне хотелось бы услышать, Колян на всякий случай добавил:
— Ну, конечно, когда такие красавчики рядом сидят…
Удовлетворенный этим грубоватым комплиментом, но не желая этого показывать, я нарочито буднично сказал:
— Куда забрасывать-то, Навигатор? Давай уже поскорей, а то темнеет…
— Вся ночь впереди, – ухмыльнулся Кучер и передал мне довольно убедительно сооруженную удочку, – давай вон к этим камышикам, – он указал на какие-то экзотические растения, торчащие из воды в паре метров от нас, и освободившаяся рука Коляна, улучив момент, когда я перегруппировывался, легла на мою правую ягодицу.
Я на удивление ловко закинул. "Руки помнят" – довольно прокомментировал Колян, выгуливая лапу по моей заднице.
— Отвлекаешь, – сказал я с малоубедительной строгостью.
— Самому ведь нравится, а делает вид, что недоволен, – лукаво произнес Кучер, не спеша убирать руку. – Кстати, за каждого пойманного карасика предлагаю накатывать по чуть-чуть, ну а за каждого сорвавшегося я тебе… Максик, подсекай, бляха-муха!!!
Я дернул удочку, и неведомая мне рыба, сверкнув желтыми плавниками, шлепнулась на дно лодки.
— Золото, а не Подсекатор! – захохотал Кучер, швыряя "карасика" в пакет, – Дай поцелую… ну, по-братски, само собой…
— Отвлекаешь… – повторил я.
Кучер быстренько нацепил второго червя и велел мне закинуть его в те же заросли, что и было сделано мной не без некоторого даже изящества. Мы отхлебнули по глоточку, причем, так как руки мои были заняты, Кучер поил меня, держа своей червячной рукой фляжку, нахально улыбаясь и приобнимая за талию. Чувства, которые я испытывал в тот момент, скакали от восторга к отвращению и обратно. Вот острый запах раздавленного червяка – омерзение, опрокинутый в пурпурное небо океан – экстаз, колянова рука гуляет по попе – стыд, но такой стыд, который почему-то хочется длить и длить…
— Ну давай по-братски-то, – не сдавался Кучер, наседая. -. ..Ох ты ж мама родная, опять поклевка, та-а-ак, Максик, не торопимся…
Я дернул удочку. Жирный "карасик" сверкнул выпученными глазищами и скрылся под водой.
— На фига ты психуешь? Вот на фига, а? – выпалил Колян, и я подивился, как быстро ласковость в нем сменилась раздражением.
— Нафигатор, не бушуй… Ну ладно, виноват, допустим. Что там за сорвавшегося полагается? Я в принципе не против быстрого поцелуя в щечку…
— Не-е-е, этим не отделаешься, – похотливо ухмыльнулся Кучер. – За каждого упущенного карасика малышу полагается три шлепка от дяди Коли.
— Мы время теряем, – попытался я уйти от экзекуции.
— Вот и вставай поскорее, – отрезал Колян.
Игра была странной, но, пожалуй, не страннее, чем всё, что происходило со мной в последние дни.
Я ухватился руками за борт лодки и встал на четвереньки. Сердце моё колотилось.
— Выпячивай, выпячивай, – торопливо и властно произнес Кучер.
Я прогнул спину.
— Ах! – непроизвольно прошептал я, когда по заду прилетел душевный такой шлепок, с эхом и колыханием булок. – Ты рыбу распугаешь, дурак, – почему-то я выпятил жопу еще сильней, – ах, а-а-ах!…
Я обернулся. Кучер лыбился похотливо и агрессивно. Штаны его спереди были вздыблены.
— Ты немножко садист, да, дядя Нафигатор?..
— На фига мне садизм, просто правила есть правила, – бессовестно поднял брови Колян.
* * *
За полтора часа, пока не стемнело настолько, что различать подергивания поплавка стало решительно невозможно, мы поймали двенадцать разномастных "карасиков", среди которых каким-то чудом затесалась даже одна крупная креветка, упустил же я всего пять, причем последнего едва ли не нарочно. Каждую экзекуцию Кучер предварял преувеличенно строгим описанием моей оплошности и в какой-то момент я полностью включился в игру: картинно робел, стоя на четвереньках и повиливая попой, шептал "ну пожалуйста, не надо", ахал и ойкал и чувствовал, как содержимое моих малиновых трусишек стремительно влажнеет. По окончании последней сессии Кучер не удержался, стянул с меня труселя, обхватил ноги, оторвал мои коленки от днища и стал целовать жопу так, что я уж подумал, что поцелуями дело тут не кончится.
— Нафигатор, дурак ебливый, что ты делаешь, не дам я тебе в жопу, и не думай, ну хочешь, отдрочу тебе, чтоб ты успокоился?..
— Если только в ротик себе отдрочишь и проглотишь, тогда отпущу, – страстно прошептал Кучер, умудряясь одновременно говорить и продолжать покрывать мой порозовевший от шлепков зад влажными поцелуями.
— Ты совсем совесть потерял, чудовище? Не буду я ничего глотать…
— Будешь, – прохрипел Кучер и попытался перегруппировать нас так, чтобы исполнить эту свою угрозу.
— Не буду, гад бесстыжий, – сопротивлялся я.
Однако остановили пылкого потомка конокрада вовсе не призывы к совести – мы просто наебнулись, вернее лодка, уставшая терпеть бесчинство, при очередной атаке Кучера критично накренилась и выплюнула нас за борт, слегка зачерпнув воды.
Я всплыл первым, что дало мне возможность услышать, как хохочет под водой Колян.
Потом мы плавали прямо в одежде, дурачились и смотрели в звездное небо, вместе "ловили сбежавших карасиков", которые нередко оказывались в моих джинсах сзади и в штанах Кучера спереди, болтали о всяком разном и смеялись непонятно от чего.
* * *
Пока Кучер разводил костер, я через "поиск по картинке" гуглил наловленную рыбу, дабы отбраковать несъедобных. Фотки, снятые в темноте, делали этот метод не слишком совершенным – выскакивали змеи, ящерицы, а один раз даже чихуахуа. Всё же, отпустив двух самых подозрительных, я отдал добычу Кучеру, который тут же стал методично отсекать им бошки и скрести чешую своим незаменимым перочинным ножом.
Переодевшись в свои сухие штаны, предусмотрительно положенные Коляном в сумку и в его толстовку (сам Кучер благородно отказался от нее, сказав, что просохнет и так) я устроился на чурбачке поближе костру и блаженно смотрел сразу на три бесконечно прекрасных действа: на то, как плещется океан, как разгорается костер и как шустрит Кучер. Кастрюлька, чье происхождение он отказался со мной обсуждать ввиду, как я догадываясь, некоторой криминальности оного, уже начала побулькивать.
— Коль, а ты чего неженатый до сих пор, ты ведь старый уже. Другие вон к сорокету по нескольку детишек настрогали, – сказал вдруг я.
Кучер посерьезнел и отлепил с носа приставшую к нему чешуйку. Какое-то время он сидел молча, видимо, решая про себя, говорить об этом или не стоит.
— Был я женат. И дети у меня есть… ну дитё то есть. Дочка, – пояснил он.
— Разбежались, потому что ты у нас такой Казанова? – спросил я, чувствуя, что неожиданно задел непростую для Коляна тему. – А с дочкой общаешься?.. Как зовут?
Было удивительно, что у Кучера, такого открытого всем простака, есть, оказывается, какие-то тайны.
— Верочкой зовут. Не общаюсь, – резко ответил он. – Луковицу подай мне, в сумке в бумажке завернутая лежит.
Мы молчали. Кучер отрывисто крошил в уху лук.
— Я потом тебе расскажу, ладно? Такая ночь хорошая просто, – сказал наконец Кучер. – Плесни там, что осталось.
* * *
Не смотря на мои протесты, без погашенной в кастрюльке головешки завершать готовку Кучер отказался – головешка была торжественно воткнута в середину кастрюльки, уха забурлила, аромат горелого дерева, смешиваясь с ароматами "карасиков" поднялся прямо к звездам. Довольный Колян распределил кушанье по прихваченным из отеля тарелкам. Я потянулся за ложкой.
— Горячая еще больно, обожжемся, а ты и так у нас травмированный же, – не без ехидства произнес Колян и озорно глянул на меня. – Сходи пока лодку проведай, не отвязалась ли. Там еще лаврик на дне валяться должен – выпал, по ходу, из сумки, не могу найти…
Я, довольный тем, что Кучер вновь повеселел, я спустился к лодке и долго пытался найти в ней пропавший лаврик. Наконец, плюнув, я вернулся к костру.
Уха маняще дымилась. Не стесняясь причмокивать и капать на кучеровскую толстовку, я выхлебал всю плошку в один присест.
— Ну как? – спросил Кучер, пристально глядя мне в глаза.
— Божественно, – честно признался я.
— Чего-то не хватает?..
— Полная гармония вкусов, шеф, не прибавить, не отнять!
— Значит, Коля всё правильно сделал, – ухмыльнулся Колян и загадочно почесал в паху. – Ну вот, а ты не хотел…
Я парень неглупый, но сознание кучеровской каверзы всё же заняло у меня несколько секунд.
— Кучер, я убью тебя, сука коварная! – заорал я и кинулся к нему, а Кучер, сверкая голыми пятками, повторял сквозь хохот: "Ну понравилось же, сам сказал, что понравилось!.."