Продолжение Начала или Отпускник – 10

Клим Иванович зашёл и громко рассмеялся: – Да шучу я, конечно, шучу.

Грузно осел на свободный стул. По-хозяйски откинулся на высокую спинку. Расстегнул ворот рубашки, вытер вспотевший лоб.

— Ну и жара сегодня. Всё-таки холодная погода мне больше по душе, да и врачи того же мнения. Нет, не те эскулапы, что в больничках, а спортивные специалисты, профессионалы физического состояния спортсмена.

Отдышавшись, он осмотрел присутствующих.

— Я чего пришёл. Прежде всего – поесть. И поделиться хорошей новостью. Ксюша, организуй перекус по-быстрому.

Ксения Александровна развела руками:

— Так ничего нового не готовила. Думала, если мы недавно ели, то к обеду успею… Два часа назад кушали…

— А я, вот видишь, проголодался. Наверное, из-за волнений. Квоту в завкоме комбината выбивал. Давай, давай, что-нибудь придумай! – поторопил Клим Иванович задумавшуюся супругу.

— Разве что: пельмени да рыбу, жаренную разогреть… С завтрака остались…

— А говоришь «ничего нет», – усмехнулся Клим Иванович. – Разогревай и ставь. Сама, небось, не голодная, а мой аппетит через три буквы «п» сейчас пишется. Уразумела? Думаешь легко выбивать квоту на финансирования нашего похода? Помнишь, я тебе о нём говорил? Куда? Забыла. На Анабарское плато, восточную часть Таймыра. Компот есть? Холодный? Замечательно. То, что сейчас надо. Наливай!

Голос бывшего штангиста был забористый, повелительный. Похоже, мужик старался произвести на солдата впечатление. Мол – вот какой я здесь хозяин!

Загребущей пятернёй он принял поданный женой стакан, жадно опрокинул в широко раскрытый рот.

— Будешь? – спросил у сидевшего с обратной стороны кухонного стала Большакова. – Нет? А я, пожалуй, ещё…

Подал пустой стакан жене, сказал:

— Чего так долго разогреваешь? Некогда мне. Начинай уже кормить. Сама, наевшись, думаешь все такие сытые? – громыхал в сторону засуетившейся жены Клим Иванович, даже не подозревая, как он близок к истине, что его супругу недавно «накормили» питательным белком качественной спермы. Щедро накормили. Под самую завязку!

Об этом факте подумали оба любовника. Одновременно. Подумали и быстро переглянулись.

«Шкаф» был в приподнятом настроении и весел. Сбывались его планы нового путешествия на Крайний Север!

Пока его жену Ксюшу ебал в рот, дорвавшийся до бесплатного кайфа сидящий напротив солдафон, он выпросил в бухгалтерии предприятия финансы для осуществления задуманного экстрима, не замечая, как под жёсткой шевелюрой, прорезаются его рожки…

— И ведь выпросил, сколько надо! – восторгался своим успехом рогатенький Козленко. – До последней копеечки! – и уплетал утренние пельмени, смачно разжёвывая сочную стряпнину жены.

Закончив с пельменями, принялся за рыбу. Поглощал куски жаренного хека, старательно выбирая рыбные кости.

Большаков наблюдал за его действиями и никак не мог отстраниться от мысли о недавней прокачки «малышом» пизды и горла его красивой супруги, что покорно стояла в данный момент за спиной жующего мужа, ожидая его очередное желание. В голове вертелась одна ехидная мысль:

«Ишь. Потупилась. Не поднимает глаз. Так усердно смотрит в пол, точно увидела там нечто интересное… А ведь, всего час назад, с каким наслаждением и стоном скользила, по смазанному её же выделениями, солдатскому хую! Как, старательно облизывала сопливую залупу чужого хуя! Как старательно сосала… И тогда глазки в пол не опускала. Глядела снизу-вверх с покорным обожанием…»

В самых мелких деталях вспомнился Борису апофеоз учинённых ими сношений.

Особенно, момент, когда, насосавшись, «верная жена» выполнила первый для себя приём малафьи, не просто в рот, а через «глубокую глотку». Да так старательно, что ни капли спермы не покинуло этих прелестных губок. Всё было благодарно проглочено…

«Может ещё удастся повторить такое же потом… когда этот обжора уберётся по своим «неотложным» делам…» – мечтательно «пропел» в голове Большакова, ненасытный в таких обстоятельствах Я.

А «Шкаф», между тем, самозабвенно разглагольствовал:

— Два месяца убеждал, что водно-пешеходный поход на Анабарское плато престижен не только турклубу, а и самому комбинату. Как-никак, предприятию скоро – юбилей! Круглая дата… Телевиденье, репортёры, газетчики захотят иметь информацию о том, как руководство поддерживает спортивные мероприятия. Правильно я говорю? – обратился едок к задумывавшемуся гостю.

— Что? Ну да, конечно. Поддержка спорта – важный показатель, – вскинулся Большаков. – Особенно в таком массовой виде как спортивный туризм.

— Во. Правильно разумеешь. – одобрительно кивнул Клим Иванович. -Все завкомовские инстанции уговорил, а Самойлов, чинуша еб… – быстрый взгляд в сторону гостя, – упёрся: «Слишком дорогая прогулка получается, – говорит, – найдите что-нибудь подешевле». Я ему: «Какая, нахрен, прогулка? Девятьсот километров Заполярного безлюдья! Можно сказать – первопроход!». Представляешь?

— Представляю, – кивнул Большаков, – сплошная глушь…

— Точно! Даже ты, это понимаешь. Там, ни то что туристов – охотника-промысловика встретить невозможно. В общем – уговорил я Витальку Самойлова! Смету похода он подписал. На группу из девяти человек. Отправляемся из Новосибирска самолётом до Хатанги через две недели. Сейчас поем и – бегом в кассу «Аэрофлота», заказывать билеты. Длительность путешествия тридцать дней. Охренеть, как погуляем…

Козленко перестал жевать и оглянулся на жену.

— Тебя, Ксюша, к сожалению, не берём. Финансовая квота не позволяет.

Ксения Александровна покорно кивнула. Молча поставила через плечо мужа салат оливье и очередной стакан компота.

— Состав группы офигенный! – продолжил Климент Иванович, отправляя в бездонный рот полную, с горкой, ложку аппетитного салата…

Пережёвывая «заграничную» снедь, он неспешно называл фамилии участников похода. Они ничего не значили для Большакова. Но Ксения Александровне, по-видимому, говорили о многом. На одну из фамилий женщина отреагировала:

— Петренко, это кто такой? Не припомню.

Козленко откашлялся. Глянул на Большакова. Ответил на вопрос жены не слишком охотно:

— Это не он, а она. Ты её не знаешь. Из Норильска приехала. Человек в группе новый, но опытный. Ходила водную тройку. Думали идти чисто мужским составом, но кашеварить на биваках, кому-то надо… Вот и решили – взять. Ты же понимаешь?

— Да, – сказала Ксения Александровна отрешённым голосом, – понимаю…

Она немного постояла за спиной супруга, и, убедившись, что тому для «перекуса» всего хватает, скользнув взглядом по лицу солдата, торопливо покинула кухню.

…

После «мимолётного» перекуса Козленко старший заторопился. Сбегал в комнаты, взял кое-какие вещи, снова заглянул на кухню, где продолжал пребывать рядовой шестой роты восемьдесят пятого мотострелкового полка Большаков и, крикнув через плечо убирающей в зале супруге: «Сегодня ночую в клубе. Завтра, чуть свет, с ребятами махнём на озеро Лесное. Будем тренироваться. Три дня меня не будет!» – повернулся к Борису:

— Вот так всё утро сидишь и скучаешь? Не жалеешь, что с девчонками в город не пошёл? Посмотрел бы, что, и как…

Большаков как раз «переваривал» информацию, что «Шкаф» собирается отсутствовать целых три дня, и ответил почти на автомате:

— Ещё посмотрю… Не скучаю. В душ сходил. Потом в военкомат надо. Отметку в отпускном билете сделать. А пока – вот, рисую разное…

— Покаж.

Большаков протянул «Шкафу» альбомный лист размером А4.

Козленко уставился на незаконченный натюрморт с телефоном. Вопросительно глянул на «художника».

— На обратной стороне, – подсказал тот.

Клим Иванович перевернул лист и, какое-то время рассматривал портрет супруги. Затем, самодовольно крякнул и одобрительно кивнул:

— Чувствуется рука мастера. Здесь Ксюха такая, какой я её взял в поход поварихой. Там мы с ней впервые… – маленькие глазки бывалого туриста многозначительно прищурились:

– Ну, ты понимаешь о чём я?

Большаков понимал мысли этого ценителя строгой семейной иерархии. На Анабарское Плато Клим решил взять не жену, а другую женщину, которая заменит ему Ксению. И будет в походе новая стряпуха, не только готовить еду, но и ублажать руководителя путешествия в совместном спальнике.

«Интересно, знает ли об этом Ксения?» – подумал наш солдат.

«Конечно, догадывается, – опровергла его сомнения первая ипостась. – Женщины подобные забубоны всегда чувствуют.»

«Ты, шеф, лучше порадуйся, что, остаёшься наедине с его бабами! – напомнила вторая ипостась. – Две-три ночи для пользования трёх писек, это ли не житуха!»

«Парочку из них ты уже имел, теперь очередь побывать в пещерке жёнушки бурильщика», – озвучил программу–минимум, довольный стечением обстоятельств порочный Я.

— Да, вот ещё что, – вспомнил Клим, – мы с тобой, похоже уже не увидимся, а ты, как я понял, направляешься в Таллин?

— Да. Это конечная точка коего маршрута…

— Там можешь встретить группу из нашего туристского клуба. Они планировали стоять палаточным лагерем в Пирите. Это такое любимое местечко с пляжем, где любят отдыхать эстонцы и приезжие. Передай ребятам от меня привет. Группа неплохая. Поможет советскому солдату культурно отдохнуть.

— Как же я их узнаю? – удивился Борис. – Пляж-то, наверное, немаленький. И народу, если это любимое место отдыха таллинцев, тьма тьмущая…

— Вопрос верный, – кивнул квадратной головой бывший штангист. – Ищи палатки во с такой эмблемой… – Клим подал Борису аккуратно простроченный оверлоком ромб с изображением «розы ветров» и фигурки человека, несущего большой рюкзак. – Не ошибёшься. Это – отличительный знак нашего клуба.

— Могу не застать, – сказал Большаков, принимая симпатичную подсказку. – Пока доеду… То да сё… Наверняка, снимутся и уйдут дальше.

— Не уйдут. Группа не спортивная. К морю поехали с целью: глянуть на Таллин, да позагорать. Местным бальзамом побаловаться. Возраста разного. В основном – солидного. Хотя есть и молодожёны. Ну, эти в спортивном туризме тоже нулевые. У них свой, особом интересе…

Глазки Клима Ивановичи глянули на Большакова уже знакомыми для солдата многозначительными маслинами. – Ты, ведь, понимаешь, о чём я?

Ещё бы, Большакову не понять! Только не в том смысле, что имел в виду любитель молодых поварих, а в СВОЁМ соображении. Он и его ипостаси, мгновенно среагировавшие на ключевое слово – «молодожёны». Сексуальной «банде» сразу представились молоденькие замужние самочки при удивительно благоприятной обстановке: пляж, забухавшие мужья и полная свобода действий, для поднаторевшего в растлении едва состоявшихся жён, специалиста…

«Эх, скорее бы уж туда!» – размечтался легко заводящийся Борик.

«Сначала завершим начатое здесь!» – осадил нетерпящего блядуна, не менее заинтересованный новым полем деятельности Я.

— Клим Иванович, напомните, как название места, где могут быть ваши матрасники? – голосом Большакова спросил внимательный к подобным нюансам, Борис Петрович.

— Ага. Заинтересовался! – загоготал, довольный реакцией понравившегося ему гостя, Козленко. – Пи-ри-та. Не пожалеешь. Всесоюзно известная Пирита! Пригород Таллина. На берегу Таллиннского залива. Туда легко добраться чуть ли не трамваем… Нет, автобусом. Номер не помню. По месту спросишь…

— Ясно, – сказал Большаков и протянул состоявшемуся рогоносцу руку:

— Поскольку больше не увидимся, благодарю за гостеприимство. За приятное знакомство. Со своей стороны, постараюсь оставлю вашей семье, что-нибудь, на память…

На вопросительный взгляд хозяина, пояснил:

— Для начала, рисунки, которые ещё успею сделать. А в последствии, нечто существенное…

— Настоящую картину? – вскинулся Клим Иванович.

— Ну, скажем, что-то подобное…, – Большаков имел в виду жену Клима Ивановича, которая, если не забеременела с первого раза, то он, с удовольствием, качнёт её в передок ещё и ещё. Чтобы наверняка, «наградить» бывшего штангиста достойным «призом».

— Я люблю живопись реалистичную, – загорелся желанием получить Большаковское «произведение» недогадливый Козленко. – Чтобы всё выглядело жизненно, по-настоящему! Как у этих… Ну, тех художников, что переезжали с места на место. Они ещё до советской власти в России жили… – широкий лоб «Шкафа» пересекла глубокая складка усиленного мышления.

— Передвижники, что ли? – спросил голосом солдата Борис Петрович.

— Во! В точку. Особенно этот… Шишкин.

— Иван Иванович был мастером пейзажа. А я больше склоняюсь к бытовой реальности…

— Чтобы были дети… – едва ли открытым текстом ляпнул за Бориса Борик, получив за это очередной подзатыльник от Я.

— Портреты тоже люблю. Если сделаны качественно, – не заметил подвоха Козленко. – В любом случае, постарайся сделать качественно. Для меня, лично.

— Непременно! – непременно искренне пообещал Большаков. – Буду стараться изо всех сил.

Весьма довольный финальным разговором, Клим Иванович сердечно пожал руку, готовую шарить в пизде его жены, и с лёгким сердцем отправился в кассу аэрофлота, планируя оттуда ехать в турклуб, где уже собираются обзвонённые им ещё из бухгалтерии завкома, любители северных просторов.

Ипостаси рядового шестой роты мотострелкового полка беззвучно «хихикали» и «показывали» друг другу знак удовлетворения – большой палец.

…

Убедившись через кухонное окно что квадратная фигура туриста пересекла дворовый сквер и скрылась за углом соседнего дома, Большаков потёр ладонь о ладонь. Теперь, он имел время основательно выебать женское семейство Козленко. Не торопясь, выбирая каждую пизду по-своему усмотрению.

Со словами: «Ксения Александровна, может вам в чём-нибудь помочь?», он отправился в гостиную и застал там хозяйку, сидящую на стуле над ведром с водой в позе «Мыслителя» незабвенного Огюста Родена. Рядом с «мыслителем» лежала невостребованная в такой позе швабра.

«Похоже, Ксюша не в духе, – сказал насторожённый Борис Петрович. – Постарайся начать беседу с какого-нибудь не сложного, но вежливого вопроса. Например, поинтересуйся всё ли у неё в порядке.»

— У вас всё в порядке? – спросил солдат.

Женщина медленно подняла голову, которая до этого опиралась подбородком на согнутую в локте руку, и пристально посмотрела на гостя.

«Готов держать пари, она что-то задумала. И это «что-то» для нашей хозяйки весьма важно», – буркнула недовольная тем, как встречают шефа, третья ипостась.

— Да, – сказала после длительной паузы Ксения Александровна, – ТЕПЕРЬ у меня ВСЁ в порядке! – и тут же задала вопрос:

— Скажите, Борис, вас не удивило, как легко вы сумели сделать со мной то, что сделали?.. Наверное, до сих пор пребываете в эйфории лёгкой победы, над слабой женщиной?

Не представляя себе, как на это ответить, Большаков стоял столбом, бессловесно шевеля губами.

«Не спеши отвечать, пока не сообразим, что за этим вопросом кроится! – заторопился, умеющий изобретать многоходовки целеустремлённый Я. – Сделай вид, что ты озадачен.»

«Каким образом это изобразить?» – спросил своё третье я Большаков.

«Скажи, что всё произошло спонтанно, по волне внезапных чувств. Сошлись на молодость, на юношеский порыв, на очарование её красотой» – вещал подоспевший на помощь растерявшемуся шефу Борис Петрович.

«Сошлись, что давно не был с бабой» – ляпнул быстрый на «полезные» советы, Борик.

«Ни в коем случае! Нельзя говорить женщине, что воспользовался ею от скуки по сексу. Это будет воспринято, как оскорбление», – поспешил отвергнуть необдуманное предложение Борика Борис Петрович.

Пауза оказалась длинной, но достаточной для прочтения Ксенией на лице недавнего любовника, нужной в подобном случае: и волны первоначального удивления, и детской обиды, и гримасы незаслуженного оскорбления.

— Да как же вы, Ксения Александровна, могли так подумать? – нашёлся, наконец, Борис. – Какая победа? Над чем? Над нашими с вами чувствами? Над искренним порывом страсти и любви к вам, милая вы моя хозяюшка. К изумительной женщине, красивой и такой доброй…

Борис сделал первый робкий шаг к женщине, внимательно изучающей его реакцию на столь откровенный вопрос.

— Я благодарю небеса, что мой страстный порыв был понят правильно. Не был отвергнут. Спасибо милая, спасибо! За всё, всё, всё…

Большаков был уже возле колен Ксении Александровны и быстрыми поцелуями лобзал обе руки своей «госпожи».

– Если я вас, моя королева, чем обидел, умоляю, простите, простите, ради бога. Умоляю…

Ну, что на это должна была ответить бедная Ксения Александровна?

Прижавшись щекой к тёплой шевелюре страждущего, она вдыхала аромат его волос и верила, хотела верить, словам, которые никогда не слышала от мужа. Убеждала себя, что всё произошедшее не так уж скверно. Что юноша, действительно не сделал не чего плохого, что был в плену слишком неопытной страсти. И надо его не бранить, а принять, как нежданный подарок в её однообразной судьбе замужней и не любимой мужем женщине.

Их объяснение могло бы зайти на новый круг удовольствий, если бы Козленко на нашла в себе силы встать на ноги. Чем немного огорчила распутника, уже планирующего продолжить дальнейшее объяснение с растроганной сибирячкой прямо здесь же, на ковре, возле потёртых ножек стула…

Но событие развивалось по сценарию, задуманному, на этот раз, самой Ксенией Александровной.

Встав со стула, она взяла нашего, почти возбуждённого, приклонённого к её стройным ногам солдатика за руку и повела в комнату, которая служила супружеской спальней. Здесь – легко толкнула Большакова на двуспальную кровать, и не выпуская из вида его удивлённое лицо, стала раздеваться.

Медленными, выверенными движениями, освободилась от сарафана и замерла, давая возможность изумлённому парню смотреть на себя голую и в полной рост. Даже неспешно повернулась, показывая себя со всех сторон…

После этого показа обнажённого тела, спросила глухим от волнения голосом:

— Скажи, как художник, как мужчина, что во мне не так? Почему мой муж предпочитает не меня, а других женщин? Почему я должна искать своё женское счастье на стороне?.. Зачем должна ему изменять? Посмотри. И укажи мои изъяны. Честно, как на духу…

Сказав это, Ксения Александровна застыла в позе Венеры Медичи, прикрыв одной рукой сосок правой груди, а другую положив на аккуратно выбритый лобок. Строгий взгляд обнажённой красавицы был отчаянно смелый, запоминающимся…

Прошу поверить мне на слово, мой читатель, словно я самолично заново переживаю подобное видение. Такого тёплого, невероятного сияния от нежного женского тела Борис Большаков никогда не видел! Разве что восьмиклассником, подглядывая через щёлку в душевой спортзала, где мылась сборная Ленинграда по художественной гимнастики…

Даже удовольствие зреть обнажённую прима-балерину Бестужеву в том, недавнем с ней прелюбодеянии (внимательный читатель прекрасно помнит Начало любовных приключений нашего героя), не могло идти в сравнение с тем, от чего не было сил оторвать глаз. От стоящего перед Борисом совершенства.

Никто бы не поверил, глядя на Ксению Александровну, что он смотрит на мать двоих детей, бабушку четырёхлетней внучки. Женщину, которой уже за сорок.

Ни в тесной ванной комнате, где он трахал эту женщину, ни в узком коридоре, где «угощал» её алый рот глубоким минетом, не мог солдат, как следует разглядеть, чем же он на самом деле так охотно пользовался.

Теперь перед ним стояла живая легенда женской красоты! Та, ради которой порабощались славянские земли, из-за которой разрушалась осаждённая Троя, ради которой гибли вожди и воины разных племён и народов. К ногам таких женщин клали несметные богатства. Её признание пытались заполучить, свершая отчаянные поступки. А Большакову требовалось только встать с кровати, протянуть руку и ВЗЯТЬ свой трофей. Без всяких усилий. Бросить на постель супруга и – ебать, ебать, ебать!

В застывшей позе Ксения Александровна видела, как красноречивым ответом на её вопрос – «хороша ли она?» к восхищённому взгляду пылкого юноши прибавилось ещё одно бесспорное доказательство – «палаткой» из тонкой ткани спортивного трико, подпираемое снизу тем, что она уже жаждала зреть.

Её обожатель, не говоря ни слова, медленно, поднялся с постели, переступил через стянутые с стопам штаны, и так же замер, давая возможность учительнице средней школы рассмотреть ткнувшийся багровой головой в пупок абсолютно плоского живота, солдатский хуй.

— Какие ещё нужны уверения в вашей неотразимости, Ксения Александровна? – сказал воин, оттягивая от пупка и хлопая себя по животу внушительным «инструментом».

«Ой, ой! – обеспокоился предстоящей баталией предусмотрительный Борис Петрович, – Шефу, наверное, следовало бы перед этим воспользоваться порошком проводника Степаныча. Всё-таки сегодня он уже потрудился…»

«Да ладно убиваться по пустякам, – успокоил расслабленный ожидаемым развлечением, всегда невозмутимый Борик, – делов-то спустил пару раз! Бывало и более…»

«Это как смотреть, – вставил своё весомое мнение, воспринимающий происходящее в реальном свете, скабрёзный Я, – Возможно на этот раз придётся кончать, как минимум трижды…»

«Если слить во все дыры? – уточнил Борик. – Классная получится скачка. На пару часов, не меньше».

«Марафона до прихода девчат не получится», – напомнил о телефонном звонке Борис Петрович.

Слыша свои ипостаси и не вникая в их мнения, солдат подошёл к очарованной его мужским символом Ксении Александровне, снял её правую руку с обнажённой груди, переместил себе на плечо, а левую ладонь училки, с лобка, положил на стержень «малыша».

Женский кулачок немедленно ожил. Обхватил булаву пениса тонкими пальчиками и принялся «гулять» по твёрдой плоти, подначивая «малыша» к предстоящему действию.

Мельком взглянув на движение женской руки, как бы убеждаясь, что та делает всё правильно, наш «Лука Мудищев», приобняв податливое тельце, свёл пятерни на упругих ягодицах пассии, начал из тискать, словно большие булки и собирался уже сказать что-нибудь грубое, под стать ситуации, но услышал, как женщина «Шкафа», подняв лицо на стоявшего перед ней гренадёра, подрачивая солдатский хуй, произнесла:

— Ты мне сегодня очень нужен. Я хочу тебя любить. По-настоящему, до беспамятства… Сделай так, чтобы эта любовь осталась во мне на всю оставшуюся жизнь…

— Хочешь от меня родить? – спросил Большаков тем спокойным голосом, каким от разговаривал со всеми предыдущими партнёршами, ставшими для него просто шлюхами.

Ждал ответа, продолжая мять тугую попку, ощупывая «окрестности» едва заметного анус очередной, развращаемой им товарки:

– Я правильно понял, что ты из-под меня хочешь, моя госпожа?

— Да, – не обращая внимание на его изменившийся тон, чётким голосом произнесла Ксения Александровна. – Желаю, чтобы ты стал отцом моего третьего ребёнка! Чтобы все наши греховные деяния не пропали даром. Тогда Господь простит мне сегодняшние прегрешения.

«Вот она что задумала! – воскликнул скабрёзный Я, – До чего же ловко подставляется! Решила отдаться, но при этом соблюсти честь и на чужой хуй снова сесть. Надо же было до ТАКОГО додуматься! Ну и красава!»

«Нам-то какая разница, лишь бы дала во все дыры, – хихикнул глуповатый Борик.

А мудрый Борис Петрович промолчал. Он правильно оценил желание этой неудовлетворённой природными потребностями женщины, получить своё не ради похоти, а для продолжения рода человеческого. И незаметно перекрестился…

Большаков тоже был озадачен услышанным.

Он держал перед собой красивую, стройную, с идеальными ножками, но, несомненно готовую к самым грязным развлечениям, давалку, с которой можно делать, что захочется, и вдруг… Его пошлое деяние связали с именем Господа!

Такое случилось впервые.

В этом было, что-то мешающее инстинктам, самоуверенного самца. То, с чем он не был согласен…

Упрямо боднув головой воздух, Большаков поднял лёгкую ношу, понёс в сторону кровати.

— Скинь покрывало, – сказала Ксения, повиснув на его шее. – Не надо оставлять наши следы сверху.

Отшвырнув жаккардовое покрывала, Большаков не положил, а бросил обнажённую сучку на белую простыню.

— У нас есть один час, не более, – выдохнула, откинувшаяся на подушки любовница. – Поспеши, мой милый, – и призывно раздвинула ноги.

Опершись на руки, Большаков завис над развёрнутым для ебли телом.

И… О ужас!

Именно в этот, супер ответственный момент, боевой, многократно испытанный в подобных баталиях «малыш» стал ослабевать…