Продолжение Начала или Отпускник – 17

Большаков проснулся около двух часов дня, проспав беспробудно одиннадцать часов.

Он лежал, не открывая глаз и старался понять каким будет его сегодняшний день. Перебирал в памяти события минувшей ночи и готовился к худшему варианту. Одно дело трахать женский состав семейства Козленко по одиночке, так сказать тет-а-тет, и совсем другое – иметь двоих сразу в присутствии в квартире третьей претендентки на «малыша».

То, что Ксения Александровна, находясь в спальне, слышала стоны и возгласы двух девиц, Борис не сомневался. Оргия продолжалась не час и не два.

Он легко представлял, как, при желании, Ксения, сделав пару шагов по коридору и заглянув в гостиную, могла убедиться в достоверности происходящего. Двери-то гостиной никто не запирал. Да в них и не было запирающего засова. А если б и был, никто их участников коллективного траходрома, не догадался им воспользоваться. Большакову такие предосторожности были пофиг, а девицы, имея в себе другой, двадцатисантиметровый «засов», и вовсе потеряли меру осторожности…

Факт, что Ксения могла видеть, как её дочь и невестку по очереди натягивает не просто посторонний мужик, а её же любовник, путало все карты мирного расставания солдатика с гостеприимным семейством.

Верным предположением каверзности ситуации свидетельствовали и все три Большаковские ипостаси, что так радовавшиеся ночью успехам «малыша», а теперь забились куда-то под гипофиз и помалкивали, словно их и не было в солдатской башке.

…

Насторожённое уха «спящего» безобразника, между тем, уловило какое-то движение. Кто-то зашёл в комнату и остановился рядом с его матрацем.

«Только бы не Ксения. Пусть, кто угодно, только бы не разгневанная мамаша!» – запаниковал владелец скукожившегося от дурного предчувствия «малыша».

— Ну, и долго будем притворяться, Борис Петрович? – раздался над головой Большакова голос Ксении Александровны. – Может пора уже и повиниться?

Вопрос прозвучал в столь необычном обращении, что душа Бориса упала в осадок:

«Откуда она знает моё отчество?»

Дальнейшее притворство не имело смысла. Бравый мотострелок шестой роты, мысленно взбодрившись строками Симоновского стиха: «На наших глазах умирали товарищи, по-русски рубаху рванув на груди…», скомандовал себе: «Рота, подъём, тревога!» – и, откинув в сторону лёгкое покрывало, решительно сел для принятия достойной гибели.

Да так активно, что, не удержав равновесие, завалился с надувного матраца мордой в ковёр, на пол, прямёхонько в домашние тапочки хозяйки, подумав к ни к месту:

«Такими тапками забивать до смерти будут долго…»

Он ещё поднимался с четверенек, когда едва слышный смешок Ксении Александровны придал нашему «камикадзе» вздох некой надежды:

— Ну зачем же так сразу спросонья! И без разминки?

Из этой реплики следовало, что если женщина не оправдывает наших ожиданий, то виновата в этом не женщина, а ожидания.

Так и случилось.

Вставшего на ноги проказника ждал сюрприз – толчок в грудь, от которого он снова потерял равновесие, упал поперёк раскрытого дивана на спину. А сверху оказалась сама хозяйка квартиры с шипящим вопросом:

— Признавайся! Заранее всё спланировал?!

Серо-голубые глаза (ах эти глаза: то как сталь, то как бирюза!) метали молнии, а тёплые руки уже мяли солдатскую грудину.

Сидя на бёдрах Большакова, Ксения Александровна соображала: «Придушить или…?»

Наклонилась к беспомощному телу, накрыла перепуганное лицо жадным поцелуем:

— Вот тебе, изменщик, вот!.. Я, до твоего приезда, не была такой… Это ты, своим садомазом, сделал меня сексуальной наркоманкой…

Она кусала его губы, сдавливала острыми зубками шершавый язык и одновременно, что-то проделывала свободной ручкой под своей попой, в складках сбившегося халатика.

«Сейчас, оторвёт нахуй все яйца!» – заверещал под гипофизом охваченный ужасом Борик.

Но быстрый на сложившуюся ситуацию ипостась Я, уже всё понял. Жена Клима Козленко желала получить то, что имела несчастье представлять себе по возгласам, идущим к её розовым ушкам из гостиной комнаты.

— Сволочь, сволочь, сволочь! – кричала она, – Как ты только додумался?! Тебе, что, мало было иметь меня? За девочек принялся!

Ксения сгребла восставшее хозяйство «малыша» в крепкий кулачок и, не прекращая задавать гневные вопросы, со всего маху села на булаву, точно на сокóл крепостного частокола.

— Аааа! – взревел провалившийся в глубину возбуждённой вагины Борис.

Из студёной полыньи страхов он попал в самый жар не прикрытой пизды, скачущей на нём фурии.

…

Большаков жадно поедал приготовленный Ксенией Александровной борщ и покорно принимал её попрёки за «не джентельменское поведение по отношению к семье, давшей ему ночлег, пищу и…»

Здесь Большаков прекратил шуровать ложкой и вопросительно поднял глаза на возмущённого педагога:

— И…?

Женщина смущённо потупилась:

— Сам знаешь, что…

— А ничего, что и я вашей семье тоже кое-что подарил? – задал вопрос обескураженной хозяйке обнаглевший блядун, чем окончательно выбил воинствующую женщину с боевого наскока.

Она молча забрала опустевшую тарелку и поставила перед Борисом порцию сибирских пельменей:

— Ешь, дары разносящий…

После небольшой паузы добавила:

— Втроём, с утра для тебя их лепили…

Большакова такая ситуация более чем устраивала: сытость, никаких обещаний и при этом сексуально удовлетворённость.

— Кстати, а где девочки? – спросил он.

— Одна на работе. Другая с гуляет с Аллочкой… Ты вот тоже, наедайся да уезжай. Нечего у нас бордель устраивать. Я тебе в дорогу форму погладила… А то он, местами, помялся…

— Спасибо.

— Не за что, – губки Ксении Александровны были надуты. Она продолжала сердиться. Даже после «скачек» в гостиной. – Документы я из внутреннего кармана вынула и положила на твой чемоданчик, в прихожей… Мундир там же, на вешалке…

«Вот каким образом узнала моё отчество, – смекнул Большаков, поглощая вкусные пельмени. – Что ж, поматросил, пора и честь знать…»

Захотелось в этот последний день в Новосибирске, что-то сказать, пояснить, сгладить воспоминания о себе.

— Знаешь, Ксюша, – начал он издалека, – Хочу перед отъездом быть с тобой предельно откровенным. Раньше, в юности я чурался женщин, думая: «А вдруг вызываю у них чисто физическое отвращение?» Потом понял, что у меня есть волшебная палочка… То, отчего женщинам будет хорошо и что их этой палочкой надо трахать… Осознал, что для того женщины и созданы. Что они этого ХОТЯТ! Особенно – замужние. Уставшие от обыденности, невнимания мужей, из-за банальной тоски по мужской ласке.

Ксения сидела напротив и внимательно слушала.

— Тоскует такая бедолага, а тут появляюсь я. Циничный, напористый, ласковый. С понимаем, что, если ты её не утешишь, так утешит кто-то другой… Понимаешь?..

Молчаливая пауза была уместной, поскольку у нашего «философа» задрали тарелку из-под пельменей и появился стакан компота с ароматом копчёных груш…

— Вы, женщины, меня интригуете… – продолжил Большаков, после солидного глотка божественного напитка. – Без вас хорошо. Но без вас никак нельзя… Вот мы с тобой. Сотворили прелюбодеяние и в том должны покаяться, проставить Богу свечку? Я так не считаю.

Жестом руки Борис остановил движение Ксении Александровны и возражению и продолжил:

— Что такое прелюбодеяние? Прежде не мог понять. Вроде звучит по-русски осуждающе, а ЧТО, конкретно означает разобрался уже здесь, у вас. И причина такого прозрения явилась ты, моя милая.

Большой глоток тёплого компота помог промочить солдатское горло.

— У французов это слово звучит как adultère. Буквально переводится, как «прелюбодеяние», то есть – связь по обоюдному согласию. Ни в коем случае не насилие. Упаси боже! Это то, когда мужчина и женщина любятся друг с другом добровольно. Сам Господь велел: «Любите и размножайтесь!» И если делать это не ради похоти, а для продолжения род человеческого, в желании зачать новую жизнь, то такое прелюбодеяние – благо. И нам с тобой, волею судьбы ставшими любовниками, не в чем каяться!

Большаков закончил свою (подиктованную в его голове тираду умнейшего Бориса Петровича), и, допивая сладкий компот, глядел на беспомощное лицо Ксении Александровны, словно напоминал бедной женщине:

«Не с этими ли мыслями, когда мстили мужу за его связь с поварихой из Норильска, раскорячилась подо мной вчера на супружеском ложе?»

Кое-как справившись с нахлынувшими противоречиями, Ксения Александровна, подбирая уместные в данный момент слова, наконец произнесла:

— Это со мной так. Но с девочками… Ты играл с ними по другим правилам.

Большаков пожал плечами:

— Если джентльмен не может выиграть по правилам, он меняет правила. Результат будет таким же, как у тебя.

И без того большие глаза Ксении округлились до максимума:

— Ты хочешь сказать, что…

— Совершенно, верно. Девочки через девять месяцев будут рожать, как и ты. Почти день в день.

— С ума сошёл! – подскочила к солдату вспыхнувшая «Тисифона», готовая мстить и убивать.

— Можешь ударить, но я не сплю с женщинами ради похотения. ВСЕХ, кого имел и буду иметь, обрюхачиваю только ради будущего плода. В том вижу свою миссию. И, заметь, принципиально – только замужних!

Ксения Александровна без видимых сил опустилась на табурет:

— Что же теперь будет. Ты уедешь, а как мы объясним Климу ТАКОЕ совпадение?

— Проблему с Климом мы с тобой уже обсудили. Ставишь ему ультиматум: спит с тобой или не идёт в свой поход. Клавдию на неделю отправляешь на буровую к Михаилу. Пусть девица ТАМ, в срочном порядке, «зарабатывает» алиби. А со Светкой проще-простого. Она и перед отъездом могла залететь от Стаса.

— Как у тебя с этим просто…

— А как же. Всё делаю под надёжным прикрытием рогоносцев. Потому и люблю только замужних…

На эту реплику любовника педагог с двадцатилетним стажем выдала целый водопад, не свойственных для культурного человека, матерных выражений. После чего припала к широкой груди солдата, искренне расплакалась:

— Мне так было с тобой хорошо, Боря, а ты уезжаешь…

…

Не дождавшись возвращение Светланы, Большаков покидал гостеприимную квартиру семейства Козленко, разузнав, где можно проститься, хотя бы, с Клавдией.

Решив, что ничего худшего из того, что было прошедшей ночью с её дочерью уже не случится, Ксения подробно объяснила в каком пошивочном ателье та работает, сама набрала номер рабочего телефона, и позволила отбывающему к Балтике солдату договориться с Клавой о встрече.

Прощание в коридоре для обоих любовников выдалось тягостным. Борис крепко обнял свою подругу и, как можно признательнее, поцеловал. Ксения «ответила» холодными губами, отстранилась и вручила уезжающему спортивную сумку:

— Чемоданчик у тебя маловат… Ничего в него уже не добавить. Это от меня… с сумкой будет презентабельное. Ты у меня, всё-таки – художник…

На лестничной клетке, встав на цыпочки шепнула в самое ухо:

— Родится сын, назову Борисом и дам твою фамилию. Не хочу, что был Козленко…

…

Ателье, где Клавдия работала закройщицей, Борис нашёл быстро. Из ближайшего телефона-автомата позвонил:

— Я рядом. Через дорогу…

Девушка вышла почти сразу. В белом платьице с голубым горошком, юная и стремительная, похожая на студентку из кинофильма Гайдая «Приключения Шурика». Поражая окружающий мир обалденно стройными и крепкими ножками в белых лодочках. Перебежала улицу, быстро чмокнула в подставленную щёку, протянула объёмистый сверток:

— Тут шорты и летние брюки. Не в мундире же тебе разгуливать по Таллинну, соблазняя доверчивых эстонок.

Такое игривое настроение ночной давалки Большакову больше чем понравилось. Принимая свёрток, спросил:

— Когда успела?

Беззаботно отмахнулась:

— Был заказ. Как раз твоих размеров. Я утром, когда ты ещё спал, проверила… Ты, когда спишь, такой лапочка…

— Спасибо.

— Носи на здоровье… Вспоминай… Ну, куда рванём?

«А ведь Ксюша, вручая сумку, про этот подарок знала!» – подумал Борис. И крепко, «по-дружески» приобнял «студентку», ощутив сквозь тонкую ткань всю прелесть молодого тела. «Малыш» вопросительно ткнулся в жёсткое сукно солдатского мундира.

«Не время!» – цыкнул на него Борис.

— Ты на сколько отпросилась?

— До пятницы я совершенно свободна! Как тот Кролик из мультика про Винни-Пуха. – с напускной бравадой сообщила девушка.

— Тогда, сначала, на вокзал. Возьмём билет. Вещи сдадим в камеру хранения и прямиком в кафе. Гульнём как следует. Потом что-нибудь придумаем. Идёт?

— Вполне. Только… Давай гулять на той стороне Оби.

— Не хочешь встретить знакомых?

— Какой догадливый…

Клава впервые посмотрела на Бориса внимательно, без тени кокетства. Чётко выговаривая каждое слово, произнесла:

— Этим вечером у нас будет не просто секс, а прощание с любовью…

В небе над Большаковым хор ангелов запел голосом итальянского мальчика Робертино Лоретти красивейшее «Аве Мария»…

…

Уже входя в кафе, Большаков знал финальные аккорды его приключения в этом славном городе. И к этому действию его «подталкивали» обе ипостаси из трёх «обитающих» в его непутёвой башке:

«Клавдия ДОЛЖНА познать адреналин экстремального секса. Это и будет, в её понятии – прощание с любовью!» – заявили оба развратника дружным дуэтом. На что благоразумный Борис Петрович демонстративно промолчал.

Выбрав угловой столик, Борис усадил девушку так, чтобы та была, как можно менее заметна для посетителей общего зала, а сам устроился рядом, загородив сегодняшнюю пассию от любопытных взглядов широкой, солдатской спиной. После чего, завладев под столом нежной рукой, положил эту лапочку узкой ладошкой на бугор ожившего под армейским сукном «малыша». Сказал:

— Помнú его сверху… – и не отпускал перебирающие мошонку пальчики.

Со стороны смотрелось, что солдат и девушка держатся под столом за руки. «Держались» наши молодые и при подошедшем официанте. Хитро переглядываясь, сделали заказ.

— Ну, как? – спросил Борис, когда их влюблённая пара покидала кафе. – Почувствовала момент адреналина?

— Ты сумасшедший, – сказала Клавдия, но добывала, что ей понравилось.

«Наша девочка!» – порадовались такому сообщению обе распутные ипостаси.

— Дальше будет больше, – заверил Клавдию довольный начальным экспериментом Борис. – Давай зайдём в магазин готовой одежды. Там есть примерочные кабинки со скамейками. Очень удобные для минета.

Круглое личико Клавдии стало пунцовым, как сочное яблоко. Такое непристойное предложение надо было «переварить». И чаши весов: «можно-нельзя» стремительно закачались.

— Всё-таки в последний раз, – напомнил Большаков. – Чтобы запомнилось…

Девушка решительно мотнула густой шевелюрой:

— Ну, если в последний раз… – и первой шагнула за порог магазинных дверей.

День был не выходным, рабочим и посетители в магазине маячили лишь кое-где. К зашедшей паре тут же подошла миловидная продавщица:

— Вам помочь?

— Нам нужны… – Клавдия оглянулась на стоящего рядом солдатика. -Нам нужны летние брюки.

— Понимаю, – кивнула продавщица, оценивающе скользнула по фигуре рослого парня, определила профессиональным взглядом нужный размер:

— Сорок восьмой, пятый рост, – и указала в сторону кабинок. – Проходите, я сейчас принесу…

Даже не оборачиваясь, Клава знала, что эта смазливая выдра смотрит вслед ЕЁ парню и мысленно облизывается:

«ТАКОГО кавалера закадрила!»

Она и сама так бы думала, увидев Бориса впервые. Ростом под метр девяносто. Красавец. И молод, как вечный бог!

— Про брюки ты здорово придумала, – сказал Борис, расстёгивая китель и стаскивая кирзачи. – Даже если кто заглянет, не удивится, что у мужика штаны отсутствуют…

По стенке кабинки постучали. Женская рука между складок штор протянула для примерки пристёгнутые к металлическому тремпелю товар.

Приняв и поблагодарив за усердие, солдат стянул последнюю преграду перед ротиком «студентки».

— Сил нет терпеть, – сказал он полушёпотом поднося вздыбленный фаллос к алым губкам присевшей на скамеечку Клавы.

Кива, со знанием дела поцеловала головку пениса. Нежно и мягко. Обволокла губами, облизала и начала сосать, так, как если бы поглощала любимое мороженное.

За пределами кабинки ходили покупатели, слышались разговоры, кто-то даже заглянул (не свободно ли?). Широкая спина кайфующего бойца надёжно прикрывала голову, делающую поступательное движения навстречу двигающейся в её рту залупе.

— Быстрее сделаешь, скорее уйдём, – подбадривал соску Большаков.

Зажав в кулаке пучок «конского хвостика» он помогал жене Михаила двигаться в ускоренном темпе, а сам, прикрыв глаза, представлял, что нежный минет делает ему не дочь Ксении Александровны, а обалденная кинодива Наташенька Селезнёва, сыгравшую роль «студентки» в «Приключениях Шурика». Та самая, на мордочку, фигурку и ножки которой дрочили свои хуи миллионы парней советской страны.

От подобной фантазии Большаков ловил дополнительный кайф. Но когда начал спускать, не удержавшись, глянул вниз, на реальную глотательницу солдатской малафьи.

Дыхание тыкающейся курносым носиком в кустик паховых волос бляди заметно сбился. Молодая давалка шумно дышала и, облизываясь, покорно смотрела на Бориса снизу-вверх затуманенным взором.

«Чем эта шалава хуже киношной? Да ничем! Живая и страстная. Вон как заглатывает. Всё до капельки проглотила. И так старательно чистит хуй… Просто – загляденье!»

…

После магазина Клава была на взводе. Она тоже получила свою долю оргазма. Держась за руку Большакова порывисто говорила:

— Как увидела чью-то рожу, пытавшуюся заглянуть, сразу спустила. От страха. наверное…

— От него, милая, от него. Некоторые экстремалы делают ЭТО в лифте, другие – на балконе, на крыше, даже на последнем сиденье автобуса. И всё ради остроты ощущений. Хочешь повторим?

— Ну нет, – усмехнулась Клава. Но, помолчав, таки призналась, что это, действительно, заводит.

— Тогда выбирай. Общественный туалет или последний ряд в кинотеатре.

— В общественном туалете так скверно пахнет…

— Значит – кинотеатр. Вон, кстати, афиша. «Живёт такой парень». Фильм затёртый. Многим знаком. Народу будет не много. То, что нужно.

— Я его тоже видела…

— Понравилось?

— Так себе.

— А мне Белла Ахмадулина в роли журналистки понравилась. В таком толстой вязки свитере. Помнишь?

— Ага. Милая девушка.

— Настолько милая, что я бы ей с удовольствием вдул как следует.

— «Как следует» это как?

Большаков глянул на попутчицу. Та явно тяготела к пошленьким подробностям.

«Совсем не похожа на свою мать», – подумал он и разъяснил любопытствующей:

— Это значит в каждую дырку и по самые яйца. Как например тебя, этой ночью. Не забыла?

— Боря! – одёрнула кавалера Клава. И тут же спросила: – Если мы это кино оба видели, может просто погуляем?

— Нет, – решительно сказал Борис. – Сегодня мы идём туда не смотреть, а хорошо потрахаться. На последнем ряду. В присутствии тех, кто будет сидеть впереди.

— Ты не исправим.

— Что есть, то есть… Ну, решайся, идём или нет?

— Идём! – сказала «студентка» самым решительным голосом. – Пусть их затылки завидуют…

…

Покупая билеты, Большаков улыбался стоящей в стороне Клаве и оглядывал малочисленную публику, стоящую у кассы. Выбирал подходящую кандидатуру участника на задуманное.

Обратил внимание на парня двадцати двух – двадцати пяти лет с наколкой в виде перстня на среднем пальце правой руки.

— Давно от хозяина? – деловито спросил Борис.

— А что? – насторожился кандидат в уголовники, или же уже отсидевший.

— Отойдём на минутку?

— Ну, отошли. Что дальше?

— Есть интересное предложение. Вон ту девушку видишь? Мы с ней сторонники экстремального секса. Это, когда пара находится в ситуации быть застуканной. Нас это заводит. Особенно подругу. Бывает, что она готова на групповуху. Понимаешь?

— Ну? – тупо соображал кентяра.

— Предлагаю тебе посмотреть бесплатный спектакль. А возможно и поучаствовать… Мы с Зинкой устроиться в последнем ряду, и начнём трахаться. Прямо во время сеанса. Смотри и получай удовольствие. Если деваха захочет участие третьего, я махну тебе рукой. Но до этого дрочи на расстоянии. Условия подходят?

Парень с наколкой посмотрел на стоящую в лёгком летнем платьице Киру, и облизав пересохшие губы, молча кивнул. Такая девушка была бы ему подарком, но рискнул понаглеть:

— Билетом обеспечишь?

— За свои возьмёшь! – отрезал Большаков.

Когда зашли в полупустой зал, сделали как договаривались: наша парочка в середине последнего ряда, а подглядывающий на ряд ниже и на три места сбоку.

Как только погас свет и на чёрно-белом экране пошли титры, Большаков приступил к подготовке объекта. Не торопливым поглаживанием шелковистой кожи девичьих коленей настраивал к публичному сексу.

Постепенно солдатские ладони от коленей пробрались к упругим дынькам с торчащими «солдатиками» грудей, потом по вздрагивающему под платьем животу – к верхней границе трусиков. И снова – к упругой груди. И снова – вниз, до нижнего края платья. Гулял по своему «имению», как заблагорассудится.

Клава, подобно истукану, лишь взглядом следила за скользящими по её телу рукам.

Когда те стали перебором пальцев сдвигать складочки лёгкой ткани вверх, оголяя девичьи бёдра, выявила первые признаки беспокойства:

— Ой, Боря! Могут увидеть…

— Так никого же рядом нет. И темно… – Большаков бросил взгляд в сторону косившегося на них наблюдателя.

Тот был на стрёме. Происходящим на экране его явно не интересовался.

— Приподнимись… Хочу снять трусики…

— Зачем? – задала глупый вопрос дрожащая не от страха, а от охватывающего её волнения жена нефтяника.

— Что бы посадить тебя на «малыша».

— Прямо здесь? – завертела головой Клава.

— Ага. Представляешь, насколько будет приятней смотреть кино сидя на солдатском хуе?

— Фу, как это гадко звучит! – «рассердилась» девица, глянула по сторонам, и приподняв попочку, позволила солдатским пальцам отправить трусики сначала к коленям, а затем – далее, вниз, где те, благополучно преодолев последний рубеж, получили свободу от трепетных девичьих ножек.

«Ещё один трофей, – подумал Большаков.

Он поднёс трусики к лицу, С удовольствием вдохнул тёплый аромат запретного плода. Ткань была слегка влажная, и манила к источнику благоухания.

Сунул добычу в карман галифе:

«В спортивной сумке теперь для этого добра места хватит», – и, положив на соседнее кресло фуражку, опустился перед Клавой на колени. Зарылся лицом в душистую промежность девичьих ног, которые тут же стали призывно раздвигаться.

Лизать женскую пизду Большакову было уже не впервой. И он знал, что публичный куннилингус сделает Клаву абсолютно управляемой. То-есть приведёт к кондиции состоявшейся бляди.

Солдат ещё двигал подвижным языком и «пощипывал» губами ароматные лепестки женского бутона, когда, простонав: «Что ты со мной делаешь, Боря!» – девушка стала сползать с края удобного кресла.

Не дав ей упасть, наш любодей, приподняв, положил податливое тело животом на спинку кресла соседнего ряда, перегнул пополам, задрал подол платья и, пристроившись сзади стал дрючить замужнюю пизду застоявшимся «малышом».

Зажатая между сильным телом и спинкой кресла жена Михаила была вынуждена искать опору на кресле, над которым она перегнулась.

В таком необычном положении, опираясь на откидную сидушку, она «смотрела» не на экран, а в строну пола, и импульсивно подмахивала, постепенно тая и растворяясь в набегающих волнах невероятного наслаждения.

Девушке было настолько хорошо, что она на какой-то миг забылась. А когда, тяжело дыша, стала приходить в себя в её полуоткрытый рот начали толкать нечто пахучее и сопливое.

Не имея возможности поднять голову, Клавдия хотела спросить или даже возразить, но едва открыла рот, как за щеку вошло пахнувшее мочой, заполняющее весь рот, быстро двигающееся.

…

Большаков видел с каким кайфом ебёт в рот Мишину жену незнакомец. Как та, почти сразу, без видимого сопротивления, приняла хуй стороннего парня. И от этого сам завёлся не на шутку. Наяривал так, что кое-кто в зале стал оборачиваться.

А Клавдия, совсем очумев, обхватила писун ебущий её рот колечком из двух пальцев, стала неосознанно его ещё и подрачивать…

Мужики сливали в разгорячённую двустволку одновременно…

Оприходованная женщина устало опустилась голой задницей на подставленное попе кресло.

Кандидат в ЗК ринулся было через ряд поближе к растаявшей бляди, но мотострелок шестой роты остановил этот не обговоренный порыв к продолжению ебли жёстким упором ладони в выставленный лоб:

— Хорошего помаленьку. Остаёшься досматривать кино, а мы уходим

Взяв публичную давалку за руку, Борис вывел вяло подчиняющуюся его действиям Клаву, из кинозала в холл и подвёл к дверям женского туалета:

— Приведи себя в порядок, малышка. А потом мы организуем тебе таксомотор. Поедешь домой к маме…

— А ты?.. А ты, куда?

— На вокзал. Скоро мой поезд.

— А я?

— Завтра поедешь к мужу и заделаете с ним ребёночка… – не удержался от подробностей Борис. – Мама тебе скажет, как это будет…

— Почему мама?

— Потому, что с сделал всё необходимое и меня рядом не будет. Я уеду, – повторил, как маленькой девочке наш отпускник. – Спасибо тебе за всё.

— И тебе… – качнула головой будущая мать его дитя. Толкнула дверь женского туалета и пошла пописать…

В пустой холл выглянул кореш по совместному секу. Увидел суровую внешность бравого мотострелка и шмыгнул обратно, в тёмную глубь кинозала.

На этом эпизоды похождениях Бориса Петровича Большакова в части с названием "Продолжение Начала или Отпускник" завершены.  Следующая часть повести будет называться  "Продолжение отпуска и прочие Забавы". Встретимся в 2022 году.