Прощай, охламон! (эроповесть). Часть 9

Часть 9

Молчание женщин продолжалось некоторое время, но резкий удар в пол клюшкой Наталии Лукиничны, вывел из задумчивости Айгуль.

– У меня жить будешь, дочка, нечего по чужим углам скитаться. И до работы пять остановок на трамвае, и роддом недалёко. Всё будет хорошо, девочка, – твёрдым голосом сообщила Наталия Лукинична, как о чём-то уже решенном.

– То есть, как у Вас? – Недоумённо приподняв брови, произнесла Айгуль, – о чём Вы, Наталия Лукинична? Я так не могу… С какой стати!?

– Ты Гуля, моего правнука носишь, каково мне знать, что его мать горе мыкает с дитём на руках в одиночку. И не перечь мне, милая. Забрал у меня Бог мою Надюшу, не уж-то я откажусь от тебя, доченька.

– Наталия Лукинична, не горячитесь, как мне жить в одной квартире с Павлом, после того, что произошло? Нет, это не возможно, я Вам очень благодарна, но…

– Ни каких но! Мы друг другу не чужие, я родными людьми не разбрасываюсь. Завтра же переедешь. Не заставляй старуху за тобой сюда приезжать.

Наталия Лукинична взяла из стакана карандаш и на листке бумаги написала свой адрес.

– Попробуй только ослушаться, негодница, из под земли достану, а я уже старенькая, пожалей бабушку, Гуленька. И сама-то какая худенькая, а я тебя подкормлю, справненькая станешь, любо дорого посмотреть. Проводи меня, доченька.

Опираясь на палку, Наталия Лукинична, в сопровождение Айгуль, направилась к выходу из больницы. Уже у самой двери девушка, придержав Наталию Лукиничну за рукав старенького пальто, склонилась к её лицу и поцеловала женщину, прибавив:

– Только очень прошу Вас, Наталия Лукинична, не говорите Павлу обо мне, ну что я немножко того… Я не хочу, чтобы его это чем-то обязывало. Это моя просьба и условие.

– Тут твоя воля, дочка. Ничего не скажу. У тебя будет своя комната, у него своя, он тебе мешать не будет. А беременность женщины, мужики не всегда относят за свой счёт, натура у них такая. Иди, Гулечка, не стой на сквозняке.

Наталия Лукинична мелкими шажками, придерживаясь за перила, спустилась с крыльца и засеменила по заснеженному насту парковой дорожки. С болью в душе за эту маленькую, но стойкую женщину, Айгуль выбежала на крыльцо и сложив ладони у рта крикнула:

– Я приду, бабуленька!…

Старушка, потоптавшись на месте обернулась и, стянув с руки рукавичку, перекрестила девушку, замахав палкой, требуя, чтобы она скорее вернулась в тепло.

* * *

К вечеру, Вера Николаевна оповестила тех, кого Татьяна Ивановна направила на вакцинацию. К семи часам она сделала прививку от гриппа двоим из списка, оставался охранник Сергей, тот самый, который так неосторожно пропустил её супруга в ночное время к ней в процедурную. Надо сказать, что между ними, за эти дни, возникло нечто похожее на отношение двух симпатизирующих людей. При встрече они дружески приветствовали друг друга, обмениваясь тёплыми взглядами. И в этот день, Вера Николаевна, не ограничиваясь телефонным звонком на вахту охраны, сама спустилась на первый этаж и пригласила Сергея зайти на прививку в процедурный кабинет на первом этаже.

– Здравствуй, Серёжа, мне необходимо тебе сделать плановую прививку от гриппа.

Сергей с готовностью вскочил со стула, готовый тут же стянуть с себя свою униформу.

– Нет, не сейчас и не здесь. Давай позже, чтобы тебе не отлучаться со своего поста надолго, я после отбоя сама спущусь в пятый кабинет и позову тебя, заодно кофейку по чашечке выпьем, – при этом она дружески потрепала Сергея по плечу и многообещающе улыбнулась, уходя по коридору, плавно покачивая бёдрами. Сергей заворожено проводил взглядом медсестру и, садясь на стул, отёр рукавом куртки влажный лоб.

Прежде чем уйти домой, Айгуль поднялась на третий этаж и оставила Вере ключ от своей процедурной, пожелав ей спокойной ночи, она ушла. Проходя мимо Пашкиной палаты, с тяжестью на сердце, стараясь не глядеть в сторону двери, девушка подошла к окну и недолго постояла, глядя за тёмное стекло во двор больницы. Айгуль всё казалось, что вот сейчас, Пашка положит руки ей на талию и ткнётся губами в шею. Горько вздохнув, она отправилась вниз по лестнице к выходу из больницы.

«Буду любить я тебя вечно,

В следующей жизни с тобой, может, я встречусь

И говорят, что разлука лечит,

Только разлука сама есть эта вечность.

Встречусь ли я с тобой, точно не знаю

Хоть говорит моё сердце, что я с тобой встречусь

Только разлука она, штука такая

Кого-то лечит она, кого-то калечит».

– Одним бы глазком взглянуть, думала Айгуль про себя, на кого этот охламон променял её. Может и зря она так резко оттолкнула Пашку от себя. Но терпеть его измены и быть одной из числа его баб. Нет, всё правильно она сделала, порвав с ним. Жалко Наталию Лукиничну оставлять одну, с надеждой примирить её с Павлом. Хотелось бы верить, что всё обойдётся, как сказала Татьяна Ивановна, что Бог дав ей ребёнка, и в остальном их не оставит. Возможно предложение Наталии Лукиничны о переезде к ней, это и есть Проведение Божие. Как ни тяжело, но ради ребёнка, Айгуль сделает это.

Пройдя по палатам, Вера проследила за исполнением назначений для больных, пожелав подопечным спокойной ночи, потушила свет. Подождав с полчаса, она, захватив с собой медикаменты для укола, пакетик обещанного кофе, спустилась на первый этаж. В полутёмном коридоре женщина открыла процедурный кабинет и подготовив всё необходимое, пошла на вахту, освещённую светильниками люминесцентных ламп, пригласить к себе Сергея.

– Скучаешь, Серёжа? – Обратилась она к парню, подойдя к застеклённой стойке вахты, – закрывай на запор свои врата в преисподнюю и пойдём грешить, под чашечку кофе. Ну на крайний случай, прививочку сделать необходимо, остальное на твоё усмотрение. Или есть возражения насчёт остального?

Не говоря ни слова, Сергей с готовностью набросил скобу на стальные ручки входной двери и пошёл вслед за Верой Николаевной по тёмному коридору в процедурный кабинет. В тишине приёмного покоя раздавался лёгкий стук каблучков, сопровождаемый тяжёлой поступью кованных сапог охранника. Сергей шёл чуть позади своей хозяйки, не отрывая глаз от движения тугих ягодиц под белым халатом медсестры. Аромат заваренного кофе распространился по комнате, заглушая прочие специфические запахи медицинского кабинета. Готовя шприц для укола, Вера велела снять Сергею форменную куртку, закатав рукав рубашки до плеча.

– Уколов не боишься?

– Что я, не мужик что ли? – отозвался у неё за спиной парень, придерживая поднятый рукав рубашки.

– А это мы увидим. Мужики они разные бывают, есть и такие, которые в обморок падают от одного вида шприца, зато с бабами слишком смелы. Присядь на стульчик, на всякий случай.

– А за тебя можно держаться, на всякий случай? – улыбаясь поинтересовался Сергей, ощущая лёгкое возбуждение в паху.

– Держись крепче, чтобы не упасть, – усмехнулась Вера вставая рядом с пациентом, со шприцем в руке. Вцепился? А дверь не подумал за собой закрыть на ключ, всё за вас мужиков надо делать…

Повернув ключ в замке, Вера вернулась к Сергею и, мазнув ваткой по предплечью парня, ткнула иглу шприца ему в руку. В ответ, сильные пальцы свободной руки Сергея мягко сжали бедро медсестры и не отпускали его, пока игла не была извлечена Верой.

– Вот и всё, мою ногу отпусти… Сейчас кофейку налью, ты пока сходи на свою вахту и возвращайся.

Пока Сергей ходил на своё рабочее место, Вера, не теряя времени, сняла с себя бельё и надев на голое тело свой халатик, разлила по чашкам остывающий кофе.

– Ну что, граница на замке? – спросила Вера вернувшегося Сергея.

– Полный порядок, Верочка Николаевна, – заверил её Сергей.

– С чего такая официальность? Лучше просто, Верочка.

– Как скажешь, – охотно согласился Сергей, поглядывая на грудь женщины, плотно обтянутую тонким халатиком, через который явно проступали тёмные кружки сосков.

– Серёжа, пей кофе пока не остыл. Семья у тебя есть?

– Была, сейчас в разводе. Дочка у жены осталась. А у тебя, Вер, ребятни сколько? – Спросил Сергей, отпивая из чашки маленькими глотками остывающй кофе.

– Для этого мужик нужен, лучше отец… – усмехнулась Вера Николаевна, положив руку на колено Сергея.

– А чем муж не подходит?

– Муж подходит, да у него не выходит, к тому же, он у меня Хинштейн. На фиг ему в такие годы груднички. В его годы пора внуков баловать. Одна у меня надежда на тебя, Серёженька.

Сергей повёл плечами и нерешительно спросил:

– А как ты мужу объяснишь свою беременность?

– В любом случае, я от него рано или поздно уйду. Я ребёнка хочу, а не мужа, с меня уже одного по самое горло хватило. Один раз сглупила и будет, хорошего по маленьку… Ты передумал что ли? Не подумай, что я буду на что-то претендовать, Серёжа. В жёны не попрошусь, милый мой. Жить есть где, мама поможет, не пропадём.

– А я бы взял… Красивая, весёлая Ты мне давно нравишься.

– Что-то не замечала за тобой раньше.

– Так ты замужем, чего слюни по чужой жене пускать. Я ведь помнил твоего мужа, ты тогда меня отчитала, за то, что я его к тебе ночью пропустил.

– Ты мне тогда понравился, потому не стала шум поднимать. Что-то мы не с того начали, а время уже за полночь. Мне в халате остаться или раздеться?

– Как тебе удобней, ты мне любая нравишься. Только, Верунь, а если у нас получится это, может, выйдешь за меня? Я и без ребёнка на тебе бы женился.

– Давай не будем пока об этом… – улыбнувшись парню, предложила Вера, расстёгивая на себе халат и отбрасывая его в кресло.

Сергей, сбросив с себя свою униформу, заворожено смотрел на женщину, которая застилала смотровую кушетку чистой простынёй из шкафчика, стоящего за ширмой.

– Пусть в этот раз, Серёжа, всё будет по-людски, – она распустила волосы по плечам и легла на застеленную кушетку, – потуши верхний свет, оставь настольную лампу. Иди ко мне милый.

* * *

Белёсый рассвет за окном разбудил Лену, лежащую рядом с Павлом на смятой простыне, зябко кутающуюся в шерстяной клетчатый плед. Она долго смотрела в тишине пустой квартиры на безмятежное лицо спящего Пашки, переводя заспанные глаза с лица на его широкую грудь с лёгкой порослью тёмных волос, уходящих тонкой дорожкой к животу парня. Пальцы Лены коснулись плеча Павла, погладили заросшую волосами грудь.

– Павлик, просыпайся дорогой. Пора вставать. Я на занятия опоздаю, тётка ругать будет.

Она села на кровати, уткнувшись в колени, обхватив их руками. Посидев с минуту, Лена спустила ноги на пол и поднялась. Утренняя прохлада пробежала лёгким ознобом по голой спине девушки.

– Я в душ, поставь чайник, ты слышишь меня?

Пашка потянулся, откинув с себя ещё тёплый плед, встал с кровати и подошёл к затянутому морозным узором окну. Уличные фонари ещё не погасили, ранний трамвай покачиваясь на рельсах, бесшумно проплыл под окнами девятиэтажки, подбирая ранних пассажиров. Выйдя на кухню, он налил в чайник воды и поставил его на плиту. Не найдя в шкафчике заварки Пашка заглянул в ванную. У зеркала над раковиной стояла Лена с зубной щёткой во рту. Сполоснув зубы водой из стакана, девушка оглянулась на Павла.

– А если бы тут была моя тётка, а ты с ним разгуливаешь по квартире. Может, пойдёшь, оденешься? Светлана Аркадьевна может зайти перед работой.

– Сама же просила чайник поставить, – обнимая девушку, откликнулся Пашка, прижимаясь к тёплой спине Лены.

– Вот это сейчас совершенно не ко времени, – вывернувшись из объятий парня, отклонила его несвоевременную затею Лена. Выйди, дай мне закончить, я сейчас освобожу ванную.

Павел нехотя отпустил девушку и ушёл в комнату одеваться. Ему предстояло через пару часов вернуться в больницу и, возможно, встретиться с Айгуль. За дверью послышались женские голоса, быстрые шаги в соседнюю комнату. В дверь вошла Лена, обёрнутая полотенцем и, достав из платяного шкафа свежее бельё, стала быстро одеваться.

– Тётя увидела в прихожей твою обувь и куртку, – тихо произнесла Лена.

– И что? Я как порядочный человек теперь обязан…

– Будет лучше, если ты скоренько свалишь, моя радость. А твоё поспешное бегство я отнесу за счёт твоей застенчивости.

– Какая-то двусмысленная ситуация… В пору хоть в окно, как Подколёсин в «Женитьбе».

– Не усложняй, милый. Ты пока не жених и учти, что здесь пятый этаж.

Лена выглянула за дверь и провела Павла в прихожую. Наскоро попрощавшись с ним, она вернулась на кухню и посмотрела в окно, на удаляющуюся фигуру своего ночного гостя.

– Надеюсь, Леночка, ты знаешь, что делаешь, – раздался за её спиной спокойный голос Светланы Аркадьевны, – первое свидание с незнакомцем и сразу в постель… Знаешь, дорогая, я не ханжа, но, тем не менее, я несколько удивлена. Прежде ты была более разборчива.

– Тётя Света, я в него даже не влюблена, разве что несколько увлечена, не более.

– И как ты его находишь? Чем этот физкультурник смог покорить сердечко такой прагматичной девушки? Надеюсь, не только сексом, шалунья?

– Для физрука он довольно эрудирован, а в сексе просто бог, всю ночь спать не давал.

– Что ж, полагаюсь на твой здравый рассудок. У меня, Леночка, для тебя хорошая новость. С сегодняшнего дня я в отпуске, выхлопотала шикарную, горящую путёвку на зимний курорт и в пять вечера улетаю. За это время ты вполне сможешь определиться со своим увлечением, мешать тебе некому, и постарайся в полной мере насладиться своей свободой в моё отсутствие. Денег я тебе оставлю, но не торопись всё транжирить. Пей чай с бутербродами и мотай в больницу. Я распорядилась, чтобы тебя на время практики оставили в регистратуре.

– Спасибо, тётя Света, всё будет в порядке, – племянница признательно прижалась к тётке, чмокнув ту в щёку.

– Фу, Ленка! Что за парфюм, от тебя физкультурником за версту несёт. Кстати, духи женские…

– Да это от его куртки, наверное, из театрального гардероба запах остался.

* * *

Пашка вошёл в вестибюль больницы, разделся и поднялся на лифте на третий этаж. В палате царило утреннее оживление, кто-то заправлял койку, кто-то с полотенцем через плечо спешил занять очередь в туалет. Дед Самохин, в войлочных тапках сидел на койке, чтобы по команде, не мешкая, в числе первых, устремиться в столовую на завтрак.

– Паша, сынок, ты чего примчался так рано. Тебя, поди, с утреннего довольствия уже сняли, – с ехидцей предположил старик, глядя на своего соседа. Или дома не тот харч, раз на больничные деликатесы тянет? Гляди, какая рожа румяная, только больных смущать.

– И тебе, дедуля, доброе утро. Попрошу Татьяну Ивановну прописать тебе таблетки от жадности.

Дед не успев собраться с мыслями, чем ответить своему оппоненту, как в дверь просунулась физиономия санитарки и бодрым голоском оповестила.

– Идите жрать, пожалуйста, сынки!

Самохин засуетился, пытаясь выбраться из провисшей кроватной сетки, и с помощью Пашки, благополучно встав на ноги, зашаркал ногами в направление больничной столовой.

– Пойти что ли напоследок, травануться какавой? – рассудил про себя Пашка, вспоминая, что не успел позавтракать у Лены. Только бы на Гульку не напороться в коридоре.

Переодевшись в больничный халат и выглянув за дверь, он направился в столовую. Из раздаточного окна доносился ворчливый голос Клавдии Васильевны.

– Какая ещё добавка, – собачилась она со стариком Самохиным, – у меня пол отделения не кормлено. Сиди и жди дед, останется, доложу каши, вон хлебом закуси.

Увидев в очереди Пашку, Клавдия Васильевна кивнула ему, чтобы тот подождал, и плеснув жидкой манки в чашку деда, сунула ему в руки, с кусочком масла на ломтике белого хлеба.

– Держи, дедушка, не стой над душой.

– Не старше тебя, молодуха. На мне ещё пахать можно не знаю сколько! – огрызнулся старик, забирая свою чашку со стаканом кофейной бурды.

– Не помри в оглоблях, пахарь. Следующий!

Минут через десять, Пашка сидел у Клавдии Васильевны за столиком, с аппетитом черпая полной ложкой манную кашу, с широким пятном жёлтого масла по центру тарелки.

– Как у вас с Ириной? Не слишком ругала меня?

– Да с чего ей тебя ругать, Пашенька? С таким мужиком за счастье понежиться. Жалела, что не свидитесь больше. Наших-то с тобой не сравнить. Может, на последок побалуешь меня, время до обхода ещё есть…

– Отчего не побаловать Клавдия Васильевна, только без твоего участия скоро не получится.

– Так за этим дело не станет, Павлуша, – запуская руку под резинку пижамных штанов парня, охотно согласилась Клавдия Васильевна, – скучать теперь с Иркой будем без него, красавца. Чай, не забыл, как меня в первый раз уламал. Я тогда, считай, со страха и дала тебе, как увидела, чем ты меня осчастливить захотел.

Пашка, прикрыв глаза от умелых рук поварихи, скользящих по стволу бугристого члена, изборождённого набухшими венами, ощущал тепло рта, вбирающего в себя его головку. На память пришёл тот день, когда операционные швы стали зарастать и Татьяна Ивановна у себя в процедурной удаляла пинцетом хирургические нити из шва. После обеда, на который Пашка опоздал, Клавдия Васильевна сама зазвала к себе симпатичного паренька, предложив хорошенько подкрепиться остатками обеденного меню в бачке. Накормив парня она стала убирать со стола посуду и ощутив на своей груди широкие ладони своего гостя, сжимающие увесистые шары с крупными сосками, упрятанными в лифчик пятого размера. Клавдия Васильевна с удивлением восприняла подобную благодарность паренька за сытный обед. Но понимая, что излишний шум за опущенным щитом в раздаточном окне лишь привлечёт внимание, случайно зашедших в столовую посторонних, она, оглянувшись через плечо, с удивлением воззрилась на напряжённое лицо, стоящего за её спиной Пашки.

– Ты чего это парень надумал? А вот как зашумлю?

– Шуметь потом станешь если не понравится – и стянув штаны к коленям извлёк на свободу то, что без колебаний сняло все возражения у женщины, вызвав восхищённый возглас из уст поварихи.

– Ну коли ты с этим, так может и не стану шуметь попусту, – оглянувшись вокруг и не найдя ничего кроме столика с которого только сняла посуду, Клавдия Васильевна придержала руки парня на своей груди.

– Погоди, Паша, надо дверь замкнуть на щеколду.

Пока Пашка, подобрав штаны, закрывал дверь, Клавдия Васильевна стянула с себя трусы и свернув комком засунула их в карман рабочего халата, обтягивающего широкие бёдра женщины.

– Мне как, лечь или стоя сможешь? – Забирая полы расстегнутого халата спросила она у Павла.

– Тебе самой, как удобней, Клавдия Васильевна?

– Таким-то ты меня везде достанешь. Давай лучше сзади, столик шибко хлипкий, ещё развалится подо мной.

Сладкие воспоминания прервались, когда Клавдия Васильевна поднялась на полных ногах перед Павлом и, подставив ему свой массивный зад, навалилась на спинку стула, придерживаясь рукой за стену.

– Давай, милок, потешь напоследок свою кормилицу, чтоб ей долго помнилось всё это. Я ведь, по правде говоря, хотела, чтобы ты нас с Иркой двоих позабавил, да не привелось из-за Васьки. Ну, да и так будет что вспомнить, особо моей Ирке.

– Ооооох! – вскинулась Клавдия Васильевна, заполучив в своё нутро Пашкин жезл, ушедший на всю глубину до основания матки, – ети твою мать,.. . Пашенька!

* * *

В палату Пашка успел вернуться перед самым обходом. Он уже решил для себя, что ему околачиваться в больнице больше нет нужды и сам попросит лечащего врача выписать его. В палату вошел его врач, в сопровождение медсестры Веры Николаевны и Айгуль. Девушка несла стойку для капельницы и не глядя на Павла остановилась у койки старика.

– Самохин, я Вам капельницу должна поставить. Освободите правую руку.

Дед с готовностью опрокинулся на подушку, скосив глаза на быстрые руки Айгуль, торопливо устанавливающие флакон с лекарственным составом в штатив.

– Ставь, дочка, если должна. Чего не весёлая, обидел кто? А ты наплюй на него…

– Я так и сделала, дедушка, – подтвердила она, проверив движение жидкости в трубке, подсоединённой к игле в руке старика, – когда закончится, закройте зажим, я скоро вернусь.

Айгуль, не поворачиваясь к Пашке, вышла из палаты.

– Чего это она такая? – взглянув на Павла, поинтересовался дед.

Пашка пожав плечами, лишь добавил, – не знаю, дедуль, может критические дни…

Подошёл врач и взглянув на Павла спросил:

Как самочувствие Стожков? Как тут у нас… – приподняв полу халата и осмотрев зарастающий шов на лобке, обратился к медсестре, – что ж, на лицо полное заживление раны, послеоперационная краснота на шве проходит, будем выписывать молодого человека. Рекомендации вам известны, избегайте физических нагрузок, в остальном можете себе позволить нормальное питание и даже половую жизнь, в разумных пределах, разумеется. Вера Николаевна, занесите мне заключение, я подпишу. Светлана Аркадьевна с сегодняшнего дня в отпуске.

– Лежи, Паша, я занесу выписку и твой больничный, не уходи пока – предупредила Вера, выходя за врачом из палаты.

Пашка побросал в пакет из тумбочки свои вещи и переоделся.

– Всё дедуля. Меня вылечили, тебя тоже вылечат. Больше я не буду тебе делать искусственное дыхание рот в рот после обжорства в нашей богодельне. Не объедайся сильно, какать будет трудно.

– Охламон и балабол ты, Паша! Хотя и не вредный для людей. Может, когда и свидимся, бывай парень, – старик протянул Пашке свободную руку.

– Может, и свидимся… – Пашка склонился над стариком и коснулся губами его виска, – но только не в больнице, дед. Счастливо всем мужики, теперь у вас будет потише, не обижайте деда.

Выйдя из палаты, он столкнулся с Айгуль, она шла забрать систему у старика, но увидев Пашку замедлила шаги.

– Айгуль, можно на минуту? – попросил он девушку задержаться. Она остановилась у окна, заложив руки в карманы халата.

– Гуля, не сердись на меня, я не хотел обидеть тебя.

– Я не обиделась, Паша. Кто я для тебя, очередная баба. Сколько их у тебя было, сколько ещё будет. Ты только от меня ушёл, как тут же отправился на свиданку с другой. Это не ты меня бросил, это я тебя бросила! Пойду, мне к Самохину надо. Прощай, Охламон! Может и встретимся, раньше чем ты думаешь…

Айгуль провела рукой по небритой щеке Пашки и скрылась за дверью в палату.

Проводив взглядом девушку, Пашка пошёл на пост к Вере.

– Сам явился? Держи бумаги, спустишься в регистратуру, поставишь на больничном печати у девчонок. Ну давай прощаться, Павлушка. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна за всё. И твоё учение не прошло даром. Спасибо тебе, родненький! Пусть у тебя всё будет хорошо, – Вера поцеловала Пашку, – зайди к Айгульке попращаться, любит она тебя, охламона.

– С Татьяной Ивановной не простился, жаль, что вы с ней не лесбиянки, поцеловала бы её от меня.

– Переживёт как-нибудь такое несчастье, балабол!

Спустившись вниз, Пашка подошёл к стойке регистратуры и положил перед собой на столешницу документы на выписку.

– Девушка, можно поставить печать, – окликнул он сидящую перед собой медичку, склонившуюся над журналами.

– Привет, Подколёсин! Только что о тебе думала. Тебя выписали?

– Да вот выперли за плохое поведение на перевоспитание. Печать тисни на больничном.

Лена поставила печать и спросила Пашку:

– А меня ты не собираешься сегодня тиснуть, Павлушенька? У меня тётка улетает на курорт. Мы могли бы продолжить наше общение. Если, конечно, ты не потерял ко мне интерес.

Продолжение следует