В их компании было трое. Вовка Макаров, Юрка Ефимов и Игорь Шатихин. Все они были дрочеры. Макаров даже придумал некую философскую концепцию относительно дрочерства: детство – это когда не дрочишь, юность – это когда хочешь – дрочишь, и не хочешь – дрочишь, молодость – это дрочишь, когда хочешь, а зрелость – это когда дрочишь, когда жена не дает. Друзья стояли на пороге молодости, десятый класс, все-таки, и тут Игорь Шатихин нашел гараж. Стальной, некрашеный, ржавый, с замком, который можно было гвоздем открыть. Они и открыли…
Жаль, что они не нашли машины, чтобы покататься, зато нашли еще много интересного. В гараже было электричество и автомобильная яма с дырой, ведущей вниз, в темноту, но если зажечь свет, было видно, что внизу была мастерская с верстаком и тисками. Словом, если застелить металлический стол старыми газетами и притащить из дома обогреватель, дрочи-не хочу. И светло, и тепло! И друзья дрочили, а чтобы логово не занял кто-нибудь другой, они навесили на дверь механический гаражный замок.
Весь март они дрочили. По этому поводу в отрывном календаре кто-то написал: «Март — первый месяц весны, месяц — протальник, парник. Звонко падают и бьются на части льдины-сосульки, отзываясь в сердце трогательной музыкой ранней весны. Темнеют дороги. Народная поговорка гласит: «Февраль силен метелью, а март — капелью».
И апрель они тоже дрочили. А из чисельника следовало, что и апрель тоже хорош: «Вот и наступил весенний апрель, который довольно просто охарактеризовать с точки зрения природных изменений, ведь именно с этого месяца в северном полушарии начинается активная жизнь. С первых дней апреля стремительным потоком со всех возвышенностей, бугров и пригорков хлынет талая вода, которая образует во многих местах стремительные ручьи, чуть ли не переходящие в небольшие речки.
Все с нетерпением ждут прихода долгожданного весеннего апреля, ведь после продолжительных холодов всем нам хочется тепла и светлых дней, которых благодаря теплому и яркому солнышку с каждым днем становится все больше».
Но к концу апреля Макаров откололся от компании дрочеров. Мать сказала: «Пока не подтянешь математику, будешь сидеть дома». И он старательно сидел и дрочил в одиночку, хотя это было не так вкусно. А в группе назревали значительные перемены. Потому что туда влилась девчонка!
С Ленкой Годиной он немного поругался, и теперь старательно обхаживал другую Ленку – Дунину, дочь школьной секретарши. А когда Вовка осторожно намекнул, что было бы неплохо посмотреть, как у нее там, между ног, она неожиданно согласилась, потому что одновременно согласилась подтянуть Вовку по математике. Теперь можно было не ходить в гараж совсем. Потому что они занимались математикой у Вовки дома на тахте.
Обычно они начинали целоваться еще внизу, едва войдя в подъезд. Целовались долго и страстно, с пылкостью, так свойственной юному поколению. При этом старательно терлись о колени друг друга, всунутые между ног. Макаров иногда там же, внизу и кончал первый раз, и их занятия начинались с того, что Ленка стирала их трусы, его и свои, в тазу, а Вовка смотрел на ее обнаженный зад и набирался сил. А иногда они смиренно, как монахи, поднимались на этаж и целовались тоже очень скромно, в щечки, уже в квартире. Затем Ленка взрывалась, стаскивая ставшую вдруг жаркой одежду и кидалась на тахту, теребя клитор и маленькие грудки. Вовка чаще кончал ей между грудок, но иногда она накручивала на его встопорщенный член толстую мягкую косу, и Макаров кончал в нее. А еще Ленка наклоняла большую голову к плечу, и Вовка всовывал член между шеей, плечом и ухом. Или Дунина брала член в волосатую мягкую подмышку со всеми вытекающими из Макарова последствиями.
Но наибольшую сладость им доставляла взаимная дрочка, дрочка вприглядку или между ног, почти по-взрослому. Вприглядку – тоже очнь вкусно, потому что Ленка показывала щелку во всех подробностях: и целку в виде двух полулунных отверстий с перемычкой посередине, и маленькую дырочку письки, и красный клитор с белой головкой. Макарову, чтобы спустить, иногда хватало этого зрелища. Тогда Ленка растирала сперму по своему короткому белому телу, по толстым ногам и широкому красному лицу. Она кончала долго, завывая и катаясь по тахте, и бешено натирая волосатую щель.
А однажды она, стоя, развела ноги и сказала:
— Суй сюда!
Вовка не поверила ей:
— Что, прямо туда? В дырку7
— Нет, между ног, но не во влагалище.
— А куда же? В письку, что ли? – разозлился Вовка.
Ленка тоже разозлилась на непонятливого «Ромео». Даже топнула ногой по паркету, и ее грудки негодующе затрепетали. Она взяла дело в свои руки буквально, то есть, схватила Вовкин член, сунула его между ног и сжала сильными бедрами. «Давай, Вовка, шуруй!», – зашептала она, и Макаров «зашуровал», как поршень в цилиндре автомобиля. Он прижался к горячему Ленкиному телу, ощущая своим телом нежнейшие грудки, твердые, словно зрелые виноградины, темные соски, а членом – упругость клитора и влагу волосатых толстых губ. Тогда им удалось кончить одновременно. Вовка «прострелил» Ленку насквозь, выпустив струю ей под зад, и долго держал Дунину в объятиях, пока она не перестала царапать ему спину маленькими острыми ноготками. А потом они действительно занимались математикой…
Но все снова перевернулось, когда прекрасным апрельским синим вечером Ленка Дудина, едва раздевшись, строго взглянула на Вовку Макарова снизу вверх большими чуть на выкате темными бархатными глазами. «Сегодня все будет по-настоящему», – низким голосом сказала Ленка, усаживаясь на тахту, застеленную старыми Вовкиными пеленками.
До Макарова смысл сказанного дошел не сразу, но когда она опрокинулась на спину, высоко подняла ноги, и, потянув их на себя, сунула куда-то под мышки, Вовка понял все. Она делилась с ним самым сокровенным, не только виденьем, но и ощущением. Она хотела, чтобы Макаров стал ее первым мужчиной!
— Что, прямо во влагу, в главную дырочку? – все-таки не верил Макаров.
— Да, туда.
— Но я же все порву?!
— Я так хочу. И поспеши, а то передумаю. Только делать так, как я скажу. Понял?
— Д-да…
Все, что она предложила, Вовка проделал без проблем. Вставил головку, упираясь в целку, затем вдвинул наполовину, а потом до упора. И вытащил. Все!
Ленка опустила ноги и вытянулась. Придирчиво осмотрела член и, не обнаружив крови, обрадовалась. Но когда Макаров предложил ей повторить, она сказала:
— Нет-нет. Где-нибудь через неделю. А теперь, если хочешь, спусти мне на лицо.
Конечно, Вовка хотел. Он очень хотел опрыснуть Ленку изнутри, пришлось осеменить ее снаружи, что он и сделал с величайшим удовольствием. А потом Ленка подмылась, и они стали заниматься математикой.
А через неделю она пришла не одна. Но об этом как-нибудь в другой раз.