Стараясь выглядеть невозмутимо, Аня быстрым шагом добралась до нужного здания (и впрямь, перепутать этот причудливый, украшенный резьбой терем с чем-то еще было трудно), прошмыгнула внутрь и с облегчением выдохнула. Ей нужно всего лишь забрать футболку и вернуться на Первый. Забрать и вернуться. Все просто. Аня с любопытством огляделась, даже позабыв о собственной наготе.
Изнутри вход на местный склад одежды больше напоминал этнографический музей где-нибудь в тропиках: высокий сводчатый потолок, низкие украшенные резьбой стены, в углу грубая деревянная статуя голого краснокожего уродца с рептилией в руках, широкий деревянный прилавок недалеко от входа (дальше проход на склад был перекрыт дверью), легкий запах благовоний, антисептика и почему-то чернил. За прилавком – никого.
— Здравствуйте! Тут кто нибудь есть? Мне пропуск получить нужно.
— Подожди пару минут, – женский голос раздался прямо из краснокожей статуи, заставив Аню подскочить на месте. – Сейчас освобожусь. А хотя… Заходи внутрь.
Дверь с надписью "служебный вход" щелкнула и приглашающе откатилась в сторону. Приглядевшись, Аня увидела в глазнице статуи маленький зрачок камеры, а в ручной рептилии – динамик. Любопытство победило оторопь, и девочка послушно прошла в глубины помещения.
Хозяйка местной пещеры чудес, одетая в странный облегающий наряд, полулежала в довольно современном татуировочном кресле и аккуратно поправляла машинкой рисунок на правом предплечье. Высокая, пропорционально сложенная, с правильными, но явно не принадлежащими к славянскому этносу чертами лица, она очень тщательно подводила контур узора, не отвлекаясь на такие мелочи, как юная голая посетительница из Москвы. Приглядевшись, Аня поняла, что на Моане вовсе не облегающий наряд.
Это была татуировка.
Сложный, симметричный, но вместе с тем завораживающий тёмный рисунок начинался на лице, продолжался по сильной стройной фигуре и заканчивался у щиколоток, оставляя бронзовую кожу нетронутой лишь на центральной части лица, груди, по рельефному голому животу и паху. Остальное было поглощено матовым узором, из-за чего казалось, что загадочная особа была облачена в очень тонкий аквалангистский костюм.
— Присаживайся.
Девочка огляделась в поисках табурета, не нашла (возможно, покоился под коробками татуировочных картриджей), и за неимением оного уселась на расправленную кровать в углу, оглавление которой бдительно охраняли еще два деревянных тики. Немного покраснела, почувствовав голой попой нечто вроде кожаной плётки, отодвинула ее подальше, но менять место дислокации не отважилась, чтобы не отвлекать местную чародейку от процесса самореализации.
Та закончила с предплечьем, удовлетворенно посмотрела на получившийся участок рисунка и, наконец, обратила внимание на гостью:
— Как тебе моя та-моко?
— Здорово, – искренне призналась Аня, неприкрыто любуясь узором татуировки и, чего уж греха таить, самой девушкой, – но я бы на такое никогда не отважилась.
— И почему же? – Моана отложила машинку на столик и медленно провела пальчиком по линии узора. Говорила она по-русски правильно, очень чисто, но как-то неуловимо чувствовалось, что язык ей не родной.
— Это искусство… Не для всех, – ответила Аня, подумав, что теперь знает, кто создал для Ирки украшение на руке.
Моана задумчиво кивнула и, заприметив какую-то погрешность на бедре, снова взяла тату-машинку, на этот раз правой рукой.
— Я думала, вы левша, – не удержалась Аня.
— Амбидекстер, – Моана подправила несколько одной ей видимых штрихов, – хотя большую часть та-моко я создала самостоятельно, но до некоторых областей тела не дотянуться ни правой, ни левой рукой, так что приходилось прибегать к помощи.
— И долго вы уже создаете эту… этот рисунок? – Аня вспомнила соседа, дядю Степана, вышедшего из мест не столь отдаленных с погрубевшей от шрамов кожей на месте синих татуировок. Рисунок же Моаны под собой оставлял идеально гладкую женскую кожу, отличаясь от природной бронзы лишь цветом.
— Несколько лет. – Моана на несколько секунд прервала работу и бросила изучающий взгляд на нагую фигурку собеседницы, – тебе в любом случае еще рано, тело еще растет и моко будет деформироваться.
— Это же очень больно, – Аня представила себе долгие, очень долгие месяцы бесконечных прокалываний кожи. Ни одно украшение подобного не стоило.
— Негативная сторона боли… Переоценена, скажем так. И недооценена позитивная сторона. Это не более чем ощущение, такое же как слух, вкус или восприятие температуры. – Моана промокнула область татуировки стерильной салфеткой. Казалось, южанка искренне кайфует от ощущений протыкания кожи. – Нам приносят дискомфорт жара, пересоленность и громкие звуки, но мы при этом ходим в сауну, угощаемся соленьями и слушаем тяжелый рок. Мы наслаждаемся болью, но не всегда можем понять, что это именно она, лишь в новой форме. Даже острый вкус пищи – это тоже восприятие боли, и мы с удовольствием ее принимаем. Вопрос лишь в дозировке и обстоятельствах восприятия, – Моана бросила короткий внимательный взгляд на собеседницу, – можно питаться пресными блюдами в тишине, но яркие ощущения делают нашу жизнь более… насыщенными. Ты замечала, чем южнее национальная кухня, тем более острые блюда она использует? Острота блюда – это не вкус, а те же рецепторы боли. А я с самых самых югов. Возможно, ты о нас даже не слышала.
— Вы… Ты маори? – этнографическая телепередача в мыслях Ани сменилась поющим крабом из диснеевского мультфильма.
— Значит, все таки слышала, – Удовлетворенно резюмировала Моана и присмотрелась к девочке еще внимательнее, – нас не очень много, и мы ведём оседлый образ жизни. В вашей России я, наверное, одна из очень немногих, если не вообще единственная.
— Я думала, татуировки маори делают… Менее прогрессивными способами.
— А я думала, что у вас медведи водку в вечной мерзлоте пьют, – несколько уязвленно ответила Моана, – у меня высшее техническое образование… Полученное заочно, правда. Если человечество изобрело более совершенные способы нанесения чем ухи из кости альбатроса, то я не буду травмировать себя… Избыточно и бесцельно. – островитянка скользнула острым ноготком по голой бронзовой коже живота и, наконец, встала с кресла.
Аня несколько испуганно съёжилась при приближении этой адептки болевых ощущений, но Моана не стала переходить от теории к практике, а лишь с любопытством рассматривала москвичку.
— Анна… Анахейра. На нашем языке это означает "Ангел", — Неожиданно маори провела ноготками от шеи гостьи до бедра, но легко-легко, едва касаясь.
— Не волнуйся, я прекрасно понимаю, что не все разделяют мои взгляды. Боль должна быть такой, чтобы раскрывать и усиливать удовольствие, а не превращаться в неприятную обузу, – Недлинные, но острые ноготки слегка царапнули по сосочку Ани, и та, вопреки собственному желанию почувствовала возбуждение. Попыталась его скрыть. – Знаешь, что самое сложное? Тонко чувствовать грань между наслаждением и дискомфортом, но не переходить ее; это настоящее искусство. Закрой глаза.
Моана плавным движением толкнула Аню на украшенную непонятным круглым символом подушку, отвлекла замысловатой игрой язычка в поцелуе, затем перевернулась вместе с ней, оказавшись внизу и внезапно царапнула всеми десятью ногтями по спине девушки вниз. Аня вскрикнула, больше от неожиданности, чем от боли, оба влагалища на какой-то миг соприкоснулись, но тут маори гибко выскользнула из под девочки, словно показывая, что это лишь демонстрация возможностей. Аня осталась лежать, зажмурившись и тяжело дыша. Спина горела, словно от ожога крапивой, но еще больше ощущался жар от собственной промежности. Аня почувствовала, как ее руки вытягивают вверх, к изголовью. На узких девичьих запястьях щёлкнул браслет наручников. Еще один.
— Знаешь, какой страх самый давний, самый глупый и самый всеобъемлющий? – дрожащая Аня почувствовала легкое касание кончиков кожаной плети у себя на груди, – Страх неизвестности. Мы боимся того, что скрывается в темноте, но там не всегда зло. Там лишь неопределенность, которая может подарить нам нечто новое, – шелестящие кожаные кончики плети скользнули от груди вниз, по животу. Затем скользнули к лобку. – А новое не должно пугать.
Аня едва слышно заскулила, но не сделала ни одного движения, чтобы хоть как то остановить возможную экзекуцию. Кончики плети скользили по телу, как черная пантера вокруг беспомощной антилопы.
— Конечно, можно получать сексуальное удовольствие как большинство, стимулируя лишь заведомо положительные ощущения, – Аня вдруг почувствовала касание кончиков пальцев, которые нежно гуляли по всему телу. Почему-то это пугало даже больше плети, хотя тело, вопреки мнению хозяйки, ждало продолжения, – но если умело пробудить наслаждение через боль, то и она, и удовольствие сольются синергией в едином экстазе. Немногие могут это принять, но ты – можешь…
Кожаные лоскутки плети вновь шелестяще коснулись гладкого девичьего лобка и исчезли в замахе. Беспомощная Аня закусила губу, с трудом сдерживая стон. Вот сейчас… Сейчас…
Легкое касание женской ладони обожгло тело словно кипятком. Аня беспомощно вскрикнула, но тут почувствовала, как Моана расстегивает на ее руках наручники. Открыла глаза и почувствовала себя свободной.
— Продолжение этого эпизода вы увидите в новом сезоне, – Моана задумчиво смотрела на девушку, которая со смесью облегчения и разочарования приходила в себя. – Принцип добровольности в Блэклейке никто не отменял, и это правильный принцип. Когда твою шею будет украшать кожаный ошейник "Четверки", мы вернемся к этому вопросу. Пойдем, выдам тебе пропуск.
Моана одним движением перетекла к стеллажам и раскрыла одну из коробок. Зачарованно следящая за ней Аня автоматически отметила, что сзади узор покрывал всю спину и ягодицы.
— Держи. Если порвешь, потеряешь или еще что, приходи, дам новую. Единовременно у одной девушки всегда один подобный пропуск в виде футболки, у нас они как обезличенный бейджик.
— Спасибо, – Аня подумала, что это правило тут соблюдается достаточно халатно. Может, намеренно. Развернула чёрную ткань. Выданная футболка была уже в плечах и короче Иркиной, Аня была уверена что сядет точно по ее фигурке. На обеих сторонах гордо сияла золотом готическая "Двойка". Аня вопросительно посмотрела на татуированную интендантшу "Блэклейка".
Та чуть улыбнулась.
— Меня тоже возмущают общественные рамки для самореализации. Их не должно быть, во всяком случае, когда это касается лишь одной тебя. А учитывая твои желания, Второй доступ будет лучше, чем Первый.
— Спасибо… – Аня хотела было надеть свою, уже по-настоящему свою, форменную футболку, но почему-то аккуратно положила рядом. – А… браслет?
Моана молча протянула ей татуированные руки, на которых в коробочках уместились красно-синяя пара силиконовых браслетов. Вспомнив рекомендации Вики на Втором, Аня было протянула руку к красному пропуску; вспомнила как сама с ужасом полоскала рот, но… взяла синий. В по-южному черных глазах глазах Моаны промелькнул огонек одобрения.
— Правильно. Ограничивать себя в удовольствии, не успев его по настоящему распробовать, как минимум глупо. Кроме, разумеется, заведомо деструктивного, типа тяжелой наркоты, – предупреждающе подняла палец девушка в ответ на невысказанный вопрос Ани. Помолчала. – Это место по-своему уникально. Немногим выпадает шанс раскрыть себя-настоящую, главное, его не упустить.
Девочка подумала пару секунд и решительно надела браслет на руку. В конце концов, никто не заставляет ее прямо сейчас идти на Второй пляж, а утереть нос Катьке лишним уж точно не будет.
— Правило Второго пляжа, в общем-то, всего одно, – маори скользнула взглядом по ряду цифр на опустевшей коробочке и записала их в журнал. Видимо, инвентарный номер. – Когда мужчина кончает, сперма должна быть проглочена. Никаких выплевываний и тому подобного, – Аня отвела взгляд, вспомнив Наташку и Артура. – Присоединяйся к любым понравившимся, но не навязывайся при отказе, и к тебе будут относиться так же. На Третьем пляже правил больше, но туда уже приглашают местные rangatira. – Моана прищелкнула пальцами, – Аристократия, короче. Олег, Артур, Влад, Герман, Тимур. Фамилии не важны, этих снобов узнаешь даже без паспорта. А остальное уже они объяснят. Приятных тебе ощущений и знакомств. Ещё увидимся.
Моана уселась на кровать и принялась задумчиво поглаживать ноготками по черной коже плетки. Аня направилась к выходу и стала вертеть подаренную футболку в поисках передней стороны.
— А насчет моко все же подумай. – раздался сзади негромкий голос Моаны. – Не сейчас, конечно, лет через пять, когда сформируешься. Фиолетовые бегемотики или профиль Джастина Бибера будут смотреться глупо, ты права, что передумала, а вот идеи насчет чёрного китайского луна или бёдренной татуировки Цириллы – интересные.
Аня чуть не врезалась в стеллаж. О своих давних фантазиях трех и пятилетней давности она не говорила даже маме с папой, считая подобное глупостями. Даже Ирке, – К-к-как???
— Тики знают больше чем смертные, нужно лишь научиться их слышать, – слегка кивнула в сторону пары молчаливых деревянных уродцев Моана. Полюбовалась на округлившиеся в суеверном ужасе глаза Ани и добавила, – а еще кое-что могут узнать безопасники Короля, после изучения ваших соцсетей и алгоритма запросов. У меня доступ к личным делам, все "Четверки" так или иначе проходят через меня.
— А тики? Ты пошутила? – даже бесцеремонное влезание местной контрразведки в личную жизнь обеспокоило Аню меньше, чем прикосновение к тайне. В конце концов, ничего особо постыдного личная жизнь Ани в соцсетях не хранила. До этого лета.
Моана промолчала. Откинулась на кровать, вытянула длинные татуированные ноги и уставилась в потолок.
— Poroporoaki, Анахейра… Увидимся, когда ты будешь к этому готова.
////
Склад пропусков Блэклейка
Полинезийский тики
Склад Моаны изнутри (без стеллажей)
Моана
Тики
Моана, вид сзади
Подушка с трикселем