Рафик Ахмад 5. Милда ( Интерлюдия)

Милда (Milda) – богиня любви литовцев-язычников.

Девушка скрылась за дверью, обитой черной натуральной кожей, простеганной золотистыми гвоздочками.Она не стала запирать ее, все ещё что- то ожидая, все ещё на что-то смутно надеясь : " Вдруг передумает – распахнёт дверь… Войдёт."Сердце трепыхалось птицей, запутавшейся в силке, в висках будто стучали молоточки. Щёлкнула клавишей выключателя. От яркого света люстры и бра на миг зажмурилась, а когда распахнула глаза -увидела свое отражение в большом, до самого плинтуса зеркале. Стройная девушка в распахнутой шубке из перламутрово-серой норки, с белым воротником и манжетами, застыла посреди прихожей, руки бессильно повисли, словно плети. Неожиданно она сорвала с головы берет, а с шеи рванула шарф, будто змею душившую ее. Берет полетел серой птицей в сторону вешалки – покрытых лаком разлапистых лосиных рогов и удачно повис на одном из двенадцати отростков, а белый шарф свился кольцами на полу. Милда почувствовала как загорелись щеки, она сжала их узкими ладонями, словно остужая.В голове метнулась мысль : " Вот я дура ! Разоткровенничалась… Предлагала себя, как прошмандовка! " И неожиданно для себя, произнесла вслух, нараспев:

— Ой, как стыдно-о-о-то !

Неожиданно на смену стыдливому раскаянию пришел гнев:

— Да пошел он! Я что уродина? Все ещё будет у меня…- рассуждала она сама с собою. – Не странно ли я поступила ? Мнит из себя самца, а сам…

Девушка неожиданно заливисто рассмеялась:

— А может у него не стоит ? Истер с блядями! А я дурища…

Милда успокоилась, неторопливо сняла шубку и заперла дверь на оба замка да ещё и цепку набросила. Присев на пуф, вжикнула "молниями " и стянула итальянские сапожки на высоком каблуке. Вытянула порядком уставшие стройные ножки, пошевелила, просвечивающими педикюром сквозь паутину колготок, изящными пальчиками. Полюбовались тонкой щиколоткой и точеными продолговатыми икрами, округлыми коленями. ( Сколько себя помнила, Милда завидовала красоте ног матери, мечтала о таких и когда расцвела, налилась женской силой, обрела желаемое… Теперь уже Алина Карловна ревниво сравнивала себя с дочерью, будто видела в ней соперницу… Она сама выглядела очень, очень молодо, хотя сорокалетие уже скреблось у дверей назойливой кошкой. Перед Новым годом ей стукнуло тридцать девять… Супруг, отец Милды, был старше на шестнадцать лет и очень ее любил.)

— Да и ножки у меня, дай бог каждой, – удовлетворённо отметила Милда, – а были как спички… Ни сисек, ни пиписки и жопка с кулачок.

Она решительно встала, всунула ноги в туфли, обшитые мехом и подошла к зеркалу кошачьим медленным шагом.

" Свет мой зеркальце скажи и всю правду доложи!"- мелькнуло в голове. Она улыбнулась и на круглых щеках обозначились ямочки. Милда внимательно рассматривала себя и осталась довольна. Пикантность ее личику, придавали кокетливые кольцеобразные завитки у висков…Aссroche-coeur " унеси сердце", по-французски. Вновь просияла задорной улыбкой./ Вообще-то Милде не позавидуешь. Состояние в котором она находилась, было к тому же связано с целым клубком горьких воспоминаний, которые порою вступали друг с другом в борьбу. Бесконечной чередой, так что одно воспоминание мгновенно вытесняло другое, поступало к ней: изнасилование, провал вступительных экзаменов, непонимание матери, об изменах которой она догадывалась… Чтобы избавиться от них, порою помогал добрый глоток из бокастой бутылки французского коньяка. После рюмки золотистой влаги, согретой теплом ладони, приходило состояние блаженного спокойствия, приходящему на смену изнеможению души и тела.

Кроме того, Милда чувствовала настоятельную потребность в мужчине, способной разбудить ее мечты, изгнать отвращение, которое владело ей после скотства совершенного над девушкой. Страсть ее достигла наивысшего накала. Этим и объясняю откровенность и порыв к мужчине, годяшегося ей в отцы и, как говорится поведения не "безупречного"…

Автор. /

Ей стало спокойнее. Прошла в белую родительскую спальню. С мелодичным звоном откинулась створка в стене. В нише, был оборудован бар, зеркала множили бутылки с яркими этикетками на стеклянных полочках. Александр Александрович Деркачев, отец Милды, предпочитал, чтобы все было под рукою. Вот и початый "Camus". Глотнула из горлышка, правда чуть чуть. Окинула взором спальню с " ложем любви". Вновь пришел на ум " дядя Женя":

— Вот дурак что отказался… Нет, второго приглашения не будет… Дудки! – ещё раз приложилась к бутылке, в голове слегка защумело, но одновременно нахлынул кураж, – Если захочу, будут мне ноги целовать и пизду лизать !

Потом долго и со вкусом плескалась в ванной, гладила перламутрово поблескивающие бедра, а потом встала под бьющие струи холодного душа. Чистенькая и благоухающая свежестью, облачилась на голое тело в лёгкий, совсем прозрачный розовый халатик. Включила телевизор и забралась в глубокое кресло с ногами. На экране вздымали штакетник длинных стройных ног полуголые красотки балета Televize DDR… Так под мельтешение страусовых перьев, накидок, блеска бикини, Милда вначале задремала, а потом провалилась в крепкий, здоровый сон.

Из сна ее вырвал пронзительно просящий звонок телефона…

*** Кто меня читает, не обижайтесь на краткость, что получилось экспромтом…

С Уважением Автор.