Марина зашла в свой вагон ещё до отправления поезда. Она оказалась там первой, ещё до посадки, и заранее настроилась на всякое. Настрой приходил сам собой. Ведь она была проводником, или, как люди любят говорить, проводницей.
Приняв вагон перед оправкой и ознакомившись, где чего не хватает на долгий путь, да где что неисправно (а такое непременно случалось), она отметила эти фактики в голове. Но позади грядущей рабочей суеты маячило что-то ещё. Это неясное предчувствие манило и даже окрыляло. Правда, при случае. Марина была ой как рада, если удавалось поймать этого господина Случай вместе с госпожой Удачей.
Не такие уж долгие перерывы между дальними рейсами быстро заканчивались, а Марине, честно признаться, не очень-то нравилась столичная жизнь. Все бы сказали: "Да что ты, ты же москвичка!" А вот поди ж ты, тянуло куда-то за тридевять земель. Профессию она выбрала и поэтому тоже. Вроде, и не переезжаешь никуда, просто покатаешься среди людей – разных, непредсказуемых и вернёшься в столичную суету. Так что она словно бы просто отлучалась. Но отлучалась с удовольствием, если удавалось поймать тот самый Случай.
В семье Марины были нелады. Вроде, муж, даже преуспевающий – по крайней мере по меркам тех, кому она при случае о нём рассказывала. Да и сама пристроена. Но в последнее время получалась, что Марина была не пристроена, а пристраивалась. От случая к случаю.
— ————————–
В своём служебном купе она открыла выдвижной ящичек и спрятала туда коробочку. Маленькую, неприметную. Которая пока что не нужна и пусть, как обычно, полежит. И с распахнутой душой зашагала по расстеленной в проходе дорожке к двери в тамбуре навстречу неизвестности. Каждый рейс был так не похож на другой!
Проверка билетов у столпившихся на посадку, держащих сумки и чемоданы людей. Она не стала вглядываться сейчас. По опыту знала: потом будет куда удобнее. А пока просто приветливая дежурная улыбка, как полагается по пресловутой инструкции.
Ознакомление, кто куда едет. Мешанина в голове укладывается в некую систему. Намётками. Потому как Марина знает, какую станцию когда будем проезжать. И уже прикидывает, где может выдаться случай. Она и не думает, и даже пока не хочет, оно само так получается. Настрой потихоньку нарастает.
Предложение чая пассажирам и раздача постельных принадлежностей тем, кому далеко. Вот это уже интереснее. Потому что не настали ещё времена, когда запечатанный в клеёнчатую упаковку свеженький комплект стал входить в стоимость билета как обязаловка. И люди доставали сверху, из-под потолка матрасы и подушки, а Марина раздавала, если чего-то не хватало. Для этого у неё был целый отсек. По-своему волшебный, она любила туда лазить.
И вот стук колёс среди тянущихся на фоне московских пейзажей рельсов. Как будто напрашивается какая-то мелодия. Всматриваясь в приоткрытое ветру окно и поглаживая трепещущие волосы, её сердце отстукивало:
"Из памяти уходят имена,
Уходят лица, даты, дни мелькают…
Верю я, что настанет день,
День надежд на пути прощаний.
Верю я, что настанет де-ень,
День судьбы моей. Судьбы мое-ей…"
Эта песня из фильма "34-й скорый" была как нельзя кстати. Хоть номер поезда был совершенно другой и слово "день" скорее просилось заменить на "вечер" или "ночь". Но тогда можешь споткнуться в ритме. И Марина спотыкалась. Но каждый раз снова лезла по скользкой лестнице в никуда.
Потом на какое-то время одиночество в служебном купе. Кажущееся. Потому что она знает: её непременно кто-нибудь позовёт и она пойдёт туда, где, затворив раздвижную дверь, будет расспрашивать у пассажиров, что им нужно. И искать, не нужно ли кому от неё… случая.
И – не поверите! – ей это удавалось не так уж редко. Как много раз, когда её звали по какому-нибудь вопросу, она сама прикрывала дверь, чтобы оказаться наедине с пассажирами. Особенно сели в купе оказывался один, максимум два человека. И если это были мужчины. Тогда в голове вспыхивал огонёк и быстренько выуживалась припасённая информация, кто куда едет. Да, она была памятливая, и мозг начинал работать даже лихорадочно. Так он был устроен, отнюдь не девичий мозг брюнетки. Его что-то подхлёстывало. То, что заставляло сердце ощутимее биться с надеждой, а дышать глубже в готовности поймать случай. Ну не клеилась её московская жизнь в этом плане. А тут каждый раз складывалась случайным пазлом. И она его составляла, подгоняя кусочек к кусочку.
— Иван Иванович, что вам? Чаю? – Без проблем. Что ещё желаете?.. Давайте поболтаем…
И Марина разговорами и чем-то ещё умела сморить пассажира, вовлечь в свою компанию. И вскоре как будто уже не она зашла в купе, а люди оказались у неё. В её коварной, но где-то податливой власти. Марина закрывала раздвижную дверь и наступал тихий разгул. И ничего, если она вдруг понадобиться в этот момент кому-то ещё – обойдутся, подождут. Она знала: и перед коллегами оправдается, если вдруг кто-то, не найдя проводника, пойдёт в соседний вагон. У Марины для этого был припасён десяточек легенд. Удивительно, но ей даже верили.
Да, грешна! – было дело, пару раз приводила пассажиров и своё служебное купе. Но куда чаще случай выпадал в пассажирском. И если он выпадал, Марина была на высоте.
Условному Ивану Ивановичу было ещё далеко, и она ой как хорошо приправляла собой его вечер или ночь. Оказавшись на одной полке в горизонтальном положении, принималась прилаживать части их тел друг к другу. Вот что она называла "складывать случайный пазл".
А потом… По началу удивлённый, но затем увлекшийся мужик даже попадал в такт колёсам. Марина к этому вела, и была счастлива, когда добивалась. Эти секунды… были той вершиной, к которой она восходила, когда только забиралась в свой вагон ещё в Москве.
И вот – вроде бы стыдливое прощание. И наступало смятение, которое она стремилась рассеять. Для этого на ближайшей станции Марина выходила проветриться. Всматриваясь в ночную даль, она порой видела, как дальше расходятся пути. И думала: может, хватит? Сегодня насытилась – и будет? Но нет, отказаться от охоты на случайных пассажиров означало бы сойти с дороги. А она была с нею повязана.
Поезд шёл куда нужно, и Марина тоже выбирала путь. Прежний. Кривой, со множеством коварных стрелок.
Проводница забиралась в вагон, и, не забыв поднять откидную площадку в тамбуре, выставляла жезл навстречу ветру и судьбе. А потом в голове всплывало: скоро, в 3 часа ночи, выходят те, кто едет в 4-м купе. Надо разбудить.
Она шла и будила. Заранее, заблаговременно. И вот со скрытой незаметной страстью поглаживает матрасы, непременно взявшись сворачивать их за спешащими на выход людьми. Эти комплекты уюта – часть её разъездной разгульной жизни. Только сейчас не тот случай. Здесь всем уже выходить, да и ехали трое с ребёнком. Но постель… это так завораживает!
Наконец Марина, вернувшись к себе и прикорнув, готова в любой момент проснуться и быть как огурчик. Откликнуться на любую просьбу, особенно если её пригласят в купе. В поездке она подсознательно была на охоте за тем, чего не доставало дома. От опасных компаний чутьё помогало отстраняться, и злой рок распутницу миновал. Пока что.
Она знала: представится ещё случай. Не сегодня как завтра, не завтра, так на обратном пути. Опытная была. Опытная до… опустошения.
— —————
Наконец после обратной дороги за окнами снова столица, и Марина, обходя вагон, просит всех на выход. Прощай, охота. До следующего раза, до следующего рейса. Когда снова будет туда-сюда, туда-обратно. Она найдёт, она добьётся.
А за всей этой концовкой она не забывала выдвинуть ящичек и достать коробочку. Оттуда извлекала кольцо и опять надевала на палец. Чтобы и внешне окончательно вернуться в прежнюю жизнь. В перерыв.
— —————-
В анекдоте пассажир поезда Москва – Васюки получил по морде от проводницы, когда намекнул ей насчёт постели. Жаль, то была не Марина. А то бы намёком не ограничилось.