Разрушительная сила секса

Тимофей работал в архитектурно-планировочном бюро. Когда-то оно было частью большущего института "Гражданпроект", в ведении которой состояла городская архитектура как часть того, что в те годы именовалось "промышленным и гражданским строительством". Не мудрено, что под масштабную отрасль даже на местном уровне было выделено отдельное здание, которое само доминировало в целом квартале в центре города. Его фасад с колоннами бы хоть и не таким, как у гор- или облисполкома, но тоже солидным. Внутренняя планировка также была что надо – два корпуса соединялись между собой по первым двум этажам тоннельным переходом с длинными окнами от пола до потолка, по краям которого имелись выходы на козырьки со стороны внутреннего дворика, служившие этакими террасами для отдыха и обустроенными подобно большим балконам со множеством зелени в горшках, стульями, столиками и прочими элементами убранства.

В общем, здание было то ещё. И почти тем же осталось.

А вот организация развалилась. Видать, не вписывались нынешние реалии в общий городской план, а скорее всего, в администрации сочли лишним содержать такое большое дело, и в конце концов былое бюджетное величие сократилось до бюро, оставшегося в одном крыле на 4-м этаже второго, дальнего (!) корпуса. Что делать с остальными помещениями? Правильно, сдавать в аренду.

Каких только фирм и прочих структур не повидало за это время здание: бухгалтерских и инженерных; фирм по сдаче отчётности и потребительских кооперативов; сомнительных контор по продаже недвижимости и адвокатских кабинетов; нотариусов и туристических агентств; страховых компаний и отделений банков, даже кабинетов психологов и каких-то ещё частных практикантов… Наконец в одном из углов приютилась редакция местной газеты, родное помещение которой пришло в негодность и корреспонденты, редакторы и корректоры переехали сюда. Да, жизнь у солидного здания "Гражданпроекта" стала бурной и нестабильной.

Тимофей же, как ни странно, трудился архитектором. Удивительно, но такие ещё остались в архитектурно-планировочном бюро, куда надо было забираться во втором корпусе, пройдя по тому самому переходу с выходом во внутренний дворик. А когда очередной посетитель заходил с парадного и склонялся к окну, за которым сидел дежурный со стендом, где висели ключи, то визитёр порой сначала спрашивал, как же пройти к изначальным хозяевам здания. И ответом был жест, напоминавший манёвры рыбы при плавании со всплыванием наверх, поближе к крыше.

Это стало и ежедневной дорогой по для Тимофея. Этим же путём стучали каблуками дамы – его коллеги, когда спускались к устроенному в фойе буфету, где сталкивались с кем-нибудь из ушлых фирмачей-коммерсантов. Правда, в бюро предпочитали скромно запастись из дому картошечкой в пластиковом контейнере с огурчиком и хлебушком в пакете – так-то оно дешевле. Ну да речь не об этом.

Когда Тимка (назовём его так, ибо он не утратил черты, за которые мужчину можно было называть молодым человеком) проходил к себе на работу, то каждый день видел, что на 3-м этаже второго корпуса, почти рядом с лестничной площадкой, помимо ламп на потолке горит и свет над одной из дверью, где красовалась броская по здешним меркам вывеска. Под сохранявшимся номером на старой двери теперь значилось: "Фотостудия". Частенько дверь была маняще приоткрытой, и тогда из помещения широкой полосой лился слабый отражённый свет. А внутри был большой натянутый фон, разные шторки и множество предметов от стульев, каких-то тумбочек и комода под старину, матрасов, которые зачем-то были аккуратно сложены на полу, до навороченной фототехники на массивном штативе и софита под потолком.

Всё это Тимка разглядел из любопытства, когда поднимался к себе и уходил обратно. Он невольно стал замечать, что этот сданный в аренду офис пользуется популярностью, хоть тоже "запрятан" в дальнем корпусе на 3-м этаже. Но именно туда часто цокали каблуками те дамочки, с которыми встречался он в фойе бывшего проектного института. Как-то подозрительно выглядело всё для обычного фотоателье, коих в городе тоже можно было найти немало.

И вот однажды в обеденный перерыв Тимка вышел в магазин по соседству, а когда поднимался назад, услышал за той дверью шумную возню. Среди всех слегка гулких звуков в здании этот то ли стук, то ли мерный рокот с ударами выделялся даже за дверью. Тимка подошёл и прислушался. Дверь оказалась заперта изнутри, но то, что творилось в помещении, явно означало, что там кто-то есть, и не один.

Молодой человек склонился к широкой замочной скважине, которая пустовала без вставленного по ту сторону ключа. Дверь-то была ещё советской, и дырка в ней устроена по-простецки, а вот антуража она теперь повидала бы – ой, будь у неё глаза…

И Тимка прислонился глазом к щели. То, что он увидел, превзошло ожидания. На расстрелянных друг на друге матрасах, чем только не обставленных с разных сторон, стояла на четвереньках обнажённая дама – видимо та, что сегодня утром цокала каблуками по коридору, стремясь именно сюда. А на ней этак восседал мужчина, который обычно возился с камерой и светом. Теперь же он возился с посетительницей. Да ещё как, и шум этой возни, казалось, норовил вырваться из здания сквозь стены. Софит ярко освещал парочку, и камера на штативе безмолвно взирала на них объективом, время от времени издавая щелчки.

Зрелище было то ещё, а потом голыши сменили позу и отъехали куда-то в сторону, к боковой стене, оттянув матрасы. Там продолжились игрища, и вот они вернулись в центр комнаты, и тут раздался какой-то дикий, приглушённый вопль.

Тимка отпрянул. Встряхнувшись от напряжения и любопытства, он вспомнил, что в любой момент может быть замечен, стоит двери распахнуться. Но она не думала открываться. Те, кто был за ней, сами не желали быть застуканными, а желали совсем другого.

Архитектор побрёл к себе, оглядываясь на взбудораженное фотоателье. И вот он уже идёт по коридору своего бюро. Вдруг откуда-то снизу: "Тр-рах! Грох!" – что-то массивное свалилось, полетело, а сразу за этим послышались звуки бьющегося стекла. И – внезапно всё прекратилось.

Тимка остановился и прислушался к тишине. Отсюда она нарушалась лишь тиканьем чудом сохранившихся настенных часов в приёмной, возле которой он оказался. В эту минуту никто нигде поблизости не прошёл, не разговаривал, и тишина показалась просто прямо диким контрастом с тем, что только что творилось внизу. Тимка задумался, представил подходящие картины и зашёл в кабинет. Работалось в этот день плохо – мысли были о другом.

Через пару дней не только лампочка над той дверью этажом ниже прикипала долго жить, но и вывеска пропала. А ещё чуть погодя офис обрёл жалкий вид с табличкой "Сдаётся в аренду". От фототехники и обставленного интерьера не осталось и следа, а штатив оказался колоссом на глиняных, то есть жалких металлических ногах, которые не выдержали всего этого безобразия.