Мы с Люськой качались на качелях у меня в саду. У нас качели — такая скамеечка под тентом, на ней втроем можно. День был жаркий. На мне был домашний халатик на голое тело, без нижнего белья, Люська была в легком сарафане.
— Прикинь, — говорит Люська. — Вчера ложусь спать, уже ночнушку надела, легла в кровать, тут отчим заходит. «Вам чего?» — спрашиваю. Он такой на кровать присаживается: «Подрочи…» — говорит. Я говорю: «Вот еще! Я спать хочу!» А он такой пятихатку достает, кладет на стол. «Ну ладно» — говорю. Он снял трусы, я дрочу ему, а он такой всё: «Ой, как епацца хочется!» А потом: «А ты? — говорит. — Епацца хошь?» А я ему: «Да вы чё? Мне нельзя, я целка!» А он: «Ну и что? У тебя парень есть?» «Нету», — говорю. А он: «Сейчас парни любят, чтобы девушка была опытная, знала, как и что. Вот будет у тебя парень, если узнает, что ты целка, уважать тебя не сможет, скажет, значит, не нужна была никому. А сам мне руку под ночнушку и писту мою трогает вот так…
Люська мне под халат руку просунула, и по моей писте пальцами. Вверху. Там есть место, которое приятно трогать. Трогаешь, трогаешь, а потом — бац! Как током шибает и мушки перед глазами. Люська говорит, что это аркасм. Такое, говорит, у парней бывает, когда они молофьей брызгают. Я Люськину руку удержала, чтобы она еще там гладила, потому что приятно очень, а Люська продолжает;
— Короче вот я ему дрочу, а он мне. У меня там все мокрое. Я думаю, а может и вправду пора уже с мужиком епацца. Только у отчима хуй уж больно большой и толстый, страшно, как в писту пролезет, небось напополам ее разорвет. Если бы такой как у Генки, то может и ничего… Короче, у меня все течет, а отчим мне говорит: «Ну так что, хочешь епацца?» Я говорю: «Не знаю…» «А новый телефон хошь?» «Хочу» — говорю. «Вот и полушишь!» И палец мне туда, в писту прям, резко так сунул. Я вскрикнула, а он: «Ничего, ничего…» И сам молофью в это время спустил. Палец вытащил, а на пальце кровь. «Нормально, — говорит. — денька два пусть заживет, и можно епацца». И ушел. Ну а я еще там снаружи у себя потерла, чтоб аркасм был. А то он меня завел, а аркасма не было…
А Люськина рука всё у меня на писте, я ее там удерживаю, потому что она меня завела и рассказом своим, и пальцами, и мне тоже «аркасма» хочется. Ну, Люська поняла это, и продолжает мне там тереть.
— Ох, — говорит, — леспиянки мы с тобой…
— Да ладно, — говорю. — Так ты что? Будешь епацца с ним?
— Ну а чё? И бабой стану, и телефон новый будет. Когда-то же надо, правда?
— Блин, и мне что ли? Может, Валерке дать? Как думаешь?
— Ну не знаю…
Тут я чувствую, на меня аркасм накатывает. Я глаза закрыла, вдруг Люська резко так руку убрала, и я слышу:
— Привет!
Блин, я за Люськой калитку забыла запереть. А это Валерка. Легок на помине. И Генка с ним.
— А чего это вы делаете?
— Не твое дело, — говорит Люська. — Чего пришли?
Валерка достал две сотни и протянул мне. Я в карман халата убрала и говорю:
— Ясно. Только на речку лень идти. Давайте прям тут. У меня все равно нет никого.
И халат распахиваю, чтобы им и писту, и сиськи видно было. И Люська сарафан задрала, она тоже без трусов. Валерка штаны спустил, у него стояк уже, Генка тоже свой маленький хуй вынул. Он напротив Люська стоит, а Валерка передо мной. Валерка дрочить начинает и говорит мне:
— А за пятисотку в рот возьмешь?
Я сначала поморщилась: вонючий хуй сосать… фу… а потом подумала: «Деньги не пахнут!»
— А, — говорю, — ладно, давай.
Валерка еще четыре сотни мне отсчитал и хуй в рот сует мне. Ну я так головку губами обхватила, языком к нёбу прижала, а он норовит все глубже засунуть. Я рукой придерживаю, чтоб до глотки не достал, а то меня вырвет. Глаза скосила на Генку… А тот вообще скорострел! Люска только руку протянула его хуй потрогать, а он уже кончает.
Генка смутился, говорит:
— Это у меня сначала так быстро получается. А потом, второй раз я уже долго могу… только… у меня на второй раз с собой денег нет.
А Люська говорит:
— Да ладно, я тебе так.
И пальцами его письку… (а иначе не скажешь: «хуй» — это когда большой и стоит, а у него маленькая и висит) короче, пальцами его письку тискает. А Валерка глаза закрыл, попой двигает, словно епается, я его хуй руками держу, а головку посасываю. Вдруг чувствую пальцами, что у него уже молофья вроде как подступает, изо рта хуй выпустила и на грудь себе струи направила. Валерка кончил, глаза открыл, довольный такой стоит. А Люська добилась, у Генки встал. Она ему:
— Ген, а ты по-настоящему епацца хочешь?
— Ебаться? — переспросил Генка. — Конечно! Кто ж не хочет!
— А хочешь дам тебе? За тысячу. Можно в долг.
Генка обрадовался:
— У меня есть. Я сейчас, я мигом!
Натянул штаны и убежал.
— Вот дурачок, — улыбнулась Люська.
— А мне? — прогнусавил Валерка. — Я тоже хочу!
— А тебе отсосали, вот и перебьешься.
Я шепчу Люське на ухо:
«А как же?.. У тебя ж тем еще не зажило».
А она:
«Ничего. У Генки ненамного толще, чем палец у отчима. Надо, чтоб там немного расшаталось. Тогда как отчим меня ебать станет, не так больно будет».
Прибежал запыхавшийся Генка. тысячерублевую купюру Люське дает. Она тогда сарафан аж на голову закинула, повернулась задом к нему и нагнулась.
— Давай так. Как собачки. Только в меня не спускай. Успеешь?
— Постараюсь…
Генка позади Люськи пристроился, хуем тыкает, не попадает никак. Люська сама ему рукой направила, вроде попал и стал попой двигать туда-сюда. Валерка смотрит, завидует, поглядывает на меня. Я головой помотала: «Не-а!» Он тогда хуй вытащил и дрочить начал. А Генка опять долго не смог, от Люськи оторвался с виноватым видом:
— Не успел…
И Люська прыгать начала, чтоб оттуда вытекло. А Генка вдруг лег под нее, к писте присосался и стал высасывать то, что накончал. Тут Валерка задергался и еще раз спустил.
— Ладно, — Люська говорит. — Может и не будет ничего.
И мне на ухо:
«В крайнем случае, у отчима на аборт попрошу!»