Репортаж из глубинки. 2

Не знаю, стоит ли упоминать, что субботняя поездка на дачу оказалась ничем не примечательной. Возможно, звезды на небе не сошлись нужным образом, а может быть, присутствие мужа и сына одновременно не способствовало Олиному раскрепощению.

Первая декада июня – чудесная пора, у Сашки начались каникулы, Оле бухгалтерия выделила долгожданный отпуск, только глава семейства подвел. Так поездка на черное море и перенеслась на конец месяца. Александр, и так безропотно относившийся к изнурительным обязанностям на плантации, теперь исходился от нетерпения, чтобы скоротать очередной знойный денек в небезызвестной компании.

Оранжевый Москвич с гулом тронулся и укатил по пыльной дороге в сторону города. На дачах в будни ни души – гладкая степь – только несколько остроконечных крыш садовых домиков. В этот час еще не жарко, солнышко лениво поднимается над горизонтом. Пока оно еще сонное и не набрало сил, можно насладиться утренней росой и свежестью прозрачного воздуха. В полной мере это может представить тот, кто имел счастье рано утром пробежать по траве, вдохнуть полной грудью и плюхнуться в стог сена.

На траве у края дороги остались лежать, недавно выгруженные из багажника ведра, тяпки, лопата и прочая поклажа. Воды припасли добро – вчерашние муки стали хорошим уроком. Оля с сыном прошли вглубь участка, деловито оценивая предстоящие задачи. Она шла степенно, уперев руки в поясницу, все в тех же бежевых шортах, к слову, единственных, а выше пупка красовался на модный манер узелок, собранный из нижних краев рубашки. Такая нынче мода – подвязывать полы рубашки, тогда пуговицы вообще становятся ненужными, а поясница легкомысленно оголяется.

Ну, разве не красотка? Пускай не удалась ростом, пускай не так стройна, как те афродиты, что, по всей вероятности, посещают Ваши мокрые сны. Но ведь и под рубашкой есть, чем похвастать, а пуговички она ослабила не раньше, чем Москвич запылил дачную дорогу. Оля, как только машина скрылась из виду, многообещающе расстегнула, начиная с верхней, все пуговички на рубашке. Края тотчас разошлись, уступая знатному бюсту в пестрых чашечках купальника. Да, да, опыт приходит за страданием – лучший купальник, не дождавшись морских брызг, нашел применение на дачном солнцепеке. Так, при всех названных достоинствах и бока не стыдно показать и ножки не знавали целлюлитной корки. А Саньку можно позавидовать, такой модницей Оленьку даже супруг не знает.

Изменилось лицо Оли с тех пор, как Вы ее в последний раз видели: не стала она собирать черные волосы в хвост – распустила каскадами по плечам, в глазах искорка появилась лукавая, улыбочка загадочно исказила краешек губ. Все чаще она заглядывает Сашке в самые глаза, все чаще обрывается их разговор на взаимном пристальном взгляде. Подумать только, копия отца… Нет, не витает в воздухе напряженность и тревога, без умолку они, как заправские друзья тараторят, смеются, осторожно вспоминают приключения.

Александр каждой минуткой наслаждается, не спешит, предвкушает мамино обнажение. А работают как слаженно, благо солнце еще ласковое, дает отсрочку, пока выше не взберется, а тогда – держись. Сашка лунку выкапывает, Оля, сидя, из ведра клубень закидывает. Да так ладно у них получается, что за час третий рядок прошли. Сашка знай себе, копает да поглядывает – не зря ж Оленька рубашку расстегнула – груди налитые, как дыньки спелые, так и манят, аж дрожь берет. То голову запрокинет и посмотрит снизу вверх, улыбаясь, а лучики в глазах так и играют.

Час за часом пролетели, пекло крепчало. Пот бежал ручьями, соломенные шляпки покрыли головы, но и их тени уже становилось не достаточно. Запас воды не знал большего изобилия, чем сегодня – рядок пластиковых полторашек радовал глаз, лежа в тени кустарника. А на дачах никого, сколько можно окинуть глазом, только несколько остроконечных крыш садовых домиков. Сашка поторопил развитие событий – первым стянул футболку с растянутым воротом. Загляделась Оля – не школьник – атлет, грудь мужская, так и погладила бы. И шорты свои джинсовые сразу скинул, в плавочках голубых остался работать. Вряд ли характерный бугорок в трусах меньше бросался в глаза, чем косые материнские взгляды в причинную область.

Так и работали – Сашка сверху на груди уставился, Оля, сидя, с бугорка глаз не сводит. Чем ближе к полудню, тем чаще к бутылке прикладываются, вода уже не так прохладна. Женщина бутылку в тенек спрятала и баста – хватит пекло терпеть – с чувством глубокого удовлетворения развязала узелок на рубашке и скинула ее. За ней, на пышные лапы кустарника и шорты полетели. Так-то лучше будет – мамке посвежее, сыну позрелищнее. Купальник совсем откровенный, не то, что раньше делали. Красота, да и только.

Чашечки белой материи с коричневыми росчерками повторяют очертания тяжелых сисек, оставляют простор для фантазии, так и тянет втиснуть ладонь между их налитыми округлостями. Лямочки-тесемочки на шее, да на спине бантиком завязаны. А трусики – что за чудо – стоит распрямить спину и пройтись, как сразу сбиваются между ягодиц. В мальчишеских трусах заметно поприбавилось. Праздные разговорчики все чаще стали обрываться, терять нить и продолжаться невпопад. В часы монотонного изнурительного труда только и радость – почесать языками.

Солнце встало высоко над головами дачников, во всю свою мощь оно поливало беззащитных людей пылающими лучами, становясь невольным зрителем мирских перипетий. Пекло невыносимое. Наши герои побросали инструменты, прихватили покрывало и отправились к озерцу. Долгожданное пекло.

Роскошная дама в широкопольной шляпе с розовой ленточкой шла впереди, нещадно испытывая терпение спутника своей распутной походкой. Она еще на дороге перестала поправлять то и дело свои сбившиеся трусики, невинно подцепляя края пальчиками; теперь же, шагая по тропинке, материя туго облепила очертания покачивающихся половинок. Сашка плелся сзади навьюченный и счастливый. На развилке Оля остановилась и уверенно направилась дальней дорогой – на противоположном берегу среди залитой зноем пожухлой травы держался последний оплот – старое развесистое дерево.

Идти дольше, но разве это проблема? Только не для Саньки, только не для Ольки, настырно подставляющей распутному взгляду свое тело. На дальнем берегу одинокое дерево создало благодатную прохладу невиданным шатром из листвы. Две пары рук расправили покрывало и растянули его уголки по земле – отменное ложе для сиесты! Бутылку с водой – в холодную воду, бааа, да тут чистый пологий берег – не нужно никаких мостков, хоть Оля и приготовилась к худшему. А уж по части необоснованного пессимизма ей не было равных. Вот такой парадокс, по натуре веселушка, а прогнозы все тревожные – издержки профессии.

Первым делом запаленные дачники ступили в прохладную водицу, даже в такую знойную погоду озерцо не успело прогреться. Дно илистое, скользкое, Оля взяла сына за руку и вместе они сошли. Там, где нашей героине вода приходилась по шею, Сашке приходилось приседать, лишь бы укрыть плечи и атлетичную грудь от пекла. Хорошо. Как ценна может быть свежесть воды. Хохотушка осталась верна своей репутации, переминаясь с ноги на ногу на скользком дне, то и дело хваталась за сына, чтобы не упасть и заливалась звонким смехом. Какие все-таки красивые и глубокие глаза у Сашкиной матери; черная прядь на челке намокла и прилипла к виску. Оля смотрит, моргает длинными, мокрыми ресницами и молчит.

Мало кто устоит, чтобы не запустить руку под покровом мутной воды и не провести ладонью по ее аппетитному телу. А Сашка устоял, не посмел. Оля протянула руки и сложила запястья на плечах сына, постой мол, не спеши. А глаза глубоки, утонешь, клянусь – утонешь. Вот и шляпка спала, послушная порыву ветерка, на рябую поверхность воды и горделиво поплыла. Не сдвинься, Сашок, не шляпка сейчас главное.

Из воды вышли тоже, держась за руки. Повалились взбодренные на покрывало – блаженство, одним словом. Оля на живот улеглась, щеку на скрещенные руки и смотрит вдаль. Сашка, по понятным причинам, на живот никак не сможет лечь, да и что скрывать – лег на спину. Тишина. На небе, послушно ветру, плывут причудливой формы обрывки облачков, солнышко разыскивает своих любимых страдальцев, бесполезно – спрятались они под раскидистой кроной.

На этом я вынуждена прервать свое повествование – читателям неполовозрелым и скупым на высокие оценки (а уж о кнопке "Подписаться" и не ведающим) губительно присутствовать при подобного рода сценах (с точностью описанных мною). Поэтому я покружу над деревом, шелестя листвой и умчусь прочь, оставив наших героев наедине.

— Саша, тебе нравится? – томный голос донесся из-под корны.

Трудно догадаться, о чем спросила Оля сына. Любопытство заставило меня вернуться. Сашка в силу возраста отвечал скорее, чем успевал хорошенько подумать. Природа вокруг ли ему нравится, новый ли мамин купальник или, может быть, небывалая их близость – на все один ответ. Полежала Оленька, прыти мальчишечьей не дождалась и поднялась на локте.

— Не лежи в мокрых трусах, – наставительным тоном сказала она (а хрипотца выдает – знающий человек сразу поймет), – повесь под солнышко, застудишься, не дай бог…

Все самой, все самой. Сашка не стал спорить – как того и ждал – энергично поднялся, стянул трусы и на ветку зашвырнул. Обратно улегся уже голый, совсем на отца похож в молодости. На голом лобке – разве что торчат тонкие, редкие волоски – возвышается красивый, статный писюн. Давно эрекция накачала его сосуды кровью, с прорези сочится чистая, как слеза, росинка. Оля приподнялась, чтобы сесть, завела руки за спину и распустила нижний бантик. На глазах парня чашечки ослабли под напором плоти, член заметно шевельнулся. Верхний бантик, что на шее, распустился и лиф упал на бедра Оли.

Груди показались во всей своей натуральной красе. У Сашки аж лицо перекосило от невыносимой чувствительности. Он поднес руку, взял ствол и оттянул кожицу, пока та не собралась складочками, обнажив каплевидную головку. Член вздулся каждой венкой, пульсирует, от каждого притока крови пытается распрямиться еще больше. Олька не удержалась – облизнула губы, закусила нижнюю губу. Что ей стоит сейчас взять в руки этого птенчика, насладиться его жаром и упругостью. Можно и совсем вульгарно – взять его в рот, но это уже совсем головокружительно. Разбередила Оля свою женскую натуру, зафантазировалась, волю рукам дала. Сама не заметила, как сжимает свои тяжелые бидоны, бутончики между пальцев зажимает, крутит.

— Сашенька, мне может отвернуться? – Оля не узнала собственный голос.

Не сумев отвести глаз от мамкиных сисек, Саша закивал. Женщина поднялась, остановилась босыми ступнями на краю покрывала и развернулась. Сухие травинки щекотали пальчики. Встал и Сашка, разочарованно глядя на афродиту.

— Ма-а-м, – осмелился паренек, – мокрые трусы…лучше посушить.

При таких обстоятельствах и мокрые трусики – не помеха, но Сашка ждал большего. Оля встрепенулась – голова садовая – стащила мокрые трусики, переступила одной ногой, а второй зашвырнула подальше на лужайку, под опеку солнечных лучиков. Так-то лучше!

Не знаю, какими словами описать восторг парня, бурлившая внутри лава просилась наружу. Толи отвернулась, толи жопу подставила для любования, аж голова кругом. Смотри – не хочу. Что за славные половинки, упругие, мясистые, если присмотреться -снизу виден розовый, мокрый зев среди черных волосков. Пошло дело, задвигал Сашка рукой, азарт пробрал его душу.

Захорошело и Оле – куда ни глянь, ни души, а за спиной юный развратник. Ей что – домой приедет и зря, что упахалась, а мужа оприходует; а Сашка если сейчас не спустит – потом никак. Потекла дамочка, сама чувствует, как сверху по бедрам капля за каплей щекотно побежали ручейки. Сашка не довольствуется малым, что за сорванец, подошел ближе и как кистью, провел залупой по пышным маминым ягодицам. Блаженство. Осмелел юнец – приложил конец к ложбинке и протащил между ягодиц. Мама не возражает, можно сказать, наоборот – спинку даже чуть прогнула. Тут пробрало парня, давай елозить чувствительной частью по аппетитной корме (лапать, правда, не решается), да не долог век – накатило, забурлило, да словно пушка, до жерла начиненная, выпалил.

Сперма, жирная и водянистая, выстрелила на спину, залила крестец, потекла по округлостям. А Сашка, игра игрой, а остановиться не может, стонет и отстреливает. Кто ж знал? Весь его вид с этой минуты выражал глубокую вину. Оля извернулась, пытаясь увидеть собственный тыл, провела рукой ниже спины. На ее лице Сашка не мог уловить ни тени гнева, как ни старался. Оля подмигнула сыну, поднесла вытянутый указательный палец к лицу, принюхалась и, не побрезговав, отправила белый медок в рот.

Так и отправились на грядки, собрав свои купальные костюмы в свернутое покрывало. А кто увидит – покуда глаз достает – ни души.