Репортаж из глубинки. 4

Любой из нас, даже самый отъявленный оптимист согласится, что серый затяжной дождь хорошей погодой не назовешь. А дождь, действительно, лил последние дни, не переставая. Воздух сделался сырым, краски за окном пожухли. Таким же сделалось и настроение Александра, отлученного от столь полюбившихся за последний месяц дачных работ. Читатель, по случайности начавший знакомство с нашими героями с этой главы, пожалуй, поразится тяготению к грядкам и теплицам в столь юном возрасте.

Сашка проснулся от удара входной двери и испуганно посмотрел на часы – половина девятого. Последние несколько недель так поздно он не просыпался – в это время он с мамой обычно уже были на даче. Мальчишка приподнялся на локте и заглянул в окно. Дождь прекратился, но крупные капли все еще стекают по стеклу, от хмурого неба двор многоэтажки стал еще мрачнее. Саша грустно вздохнул и снова откинулся на подушку, узкая голубая полоска на горизонте была слишком слабой надеждой.

Так погода не наладится и до конца месяца, а тогда все кончено – поездка с обоими родителями на море, а потом мамин отпуск закончится, а выходные на даче в присутствии отца сильно притупляют любовь парнишки к садоводству. Прощайте, славные деньки, теперь вы останетесь только в Сашкиной памяти. Тяжелая задача – доступными мне словами и прочими средствами повседневной прозы описать утрату Александра. Впрочем, пусть его первая настоящая потеря останется вместе с его печальной физиономией в его комнате.

Ольга, как только проводила супруга на работу, приняла освежающий душ, накинула легкий синий халатик, искусно украшенный крупными ромашками, и прошла на кухню. Ее босые ножки оставляли влажный след, мягко ступая по линолеуму. Оля залила турку водой и поставила ее на газ, через несколько минут аромат кофе разнесся по кухне, послушно втянулся в ноздри с глубоким вдохом. Чувствуете? Судя по ее движениям и выражению спокойного оптимизма, Оля не разделяла страданий сына ни по части погоды, ни по каким другим соображениям.

Оно и понятно, дождливыми ночами она не отказывала себе в удовольствии громко постонать из супружеского ложа, а уж что кроется за ее стонами, пусть каждый оставит свое мнение при себе. Как бы то ни было, а превосходное настроение после этого у нее сохраняется целый день и даже хватало на начало вечера. А ведь халатик у нее действительно симпатичненький, не находите? Не зря, что импортный: притален пояском, плечики на месте, отворот ниже шеи не совсем рассчитан для величины ее бюста, но это скорее плюс, чем минус. Что и говорить про нижний край халата – нигде отсутствие пуговиц так не радует глаз и не переполняет сердце надеждой, как в области своенравных, порхающих при каждом шевелении уголков кимоно. Того и гляди, поймаешь ненароком глазами самое потаенное на женском теле местечко.

Знакомые с нашей героиней из предыдущих глав и тут имеют некоторое преимущество. Кто еще сможет оценить преображение Оли относительно содержания ее интимной прически? Если еще недавно она представляла собой обильное, густое, курчавое облачко, не более ухоженное, чем у остальных советских женщин, то сегодня там стало абсолютно гладко. Дорогой читатель, Вам еще предстоит самолично в этом убедиться, а чтобы не упускать таких пикантных подробностей в дальнейшем, неплохо было бы подписаться после прочтения этой главы.

Когда Сашка вошел на кухню, Оля уже наслаждалась ароматом готового кофе. Она как раз глотнула из чашечки, закрыла глаза и откинулась головой на стену. Иной бы на ее месте не устоял, чтобы не закурить прямо в помещении. Как все-таки можно наслаждаться простыми человеческими радостями, когда не нужно идти на работу, тесная одежда не сдавливает тело, заботы не гнетут. Великолепие Олиного кимоно сумел оценить и Сашка. Раньше мать старалась не одевать при нем этот заграничный подарок – уж больно развратным он считался – скорее атрибут морального загнивания, чем предмет одежды.

Теперь, другое дело. Крупный бюст распирал полы халата, подворот запа'ха еще мог бы как-то уберечь его от нежелательных взглядов, но округлости все равно легко бы выдавали свое присутствие над приталенной частью. Мальчишка засмотрелся, Оля, не открывая глаз, глотнула кофе, беззастенчиво позволяя парню любоваться собой. Безусловно, она чувствовала его присутствие, не по запаху, не по дыханию, даже не по громкому сердцебиению – флюиды, исходящие от него, невозможно было не почувствовать.

— Кушать? – как бы невзначай спросила Оля.

— Да, через пять минут – только умоюсь, – в голосе сына больше не угадывалась траурная тоска последних дней, – кстати, красивый халат.

— Кимоно, – поправила Оля, – импортное.

Когда Саша вернулся, мама уже стояла у газовой плиты. Только теперь, когда стол не скрывал от него нижнюю часть халатика, паренек смог оценить его по достоинству. И действительно, было на что посмотреть. Даже когда полы снизу не грозили пикантным засветом, сама длина нижнего среза намекала на скорую возможность выяснить цвет трусиков дамы, если они там вообще были. Мамины ножки, слегка пухленькие, но и это скорее достоинство, особенно если учесть упругую, здорового цвета кожу. Во всяком случае, отец Сашки за семнадцать лет исключительного права на них ни разу не жаловался и не пытался гнаться за другими, менее сдобными формами. Да и трудно вообразить себе худышку с такими неоспоримыми преимуществами, как внушительный бюст и первосортный зад.

Собственно говоря, этот самый первосортный зад и не нуждался в данный момент в облачении более скудном, чем синий халатик, чтобы вмиг завести подростка. В таких случаях жажда и голод уходят на второй, если не третий план. Сашка стоял, разинув рот, не отводя взгляда, он на ощупь присел на табуреточку возле стола и продолжил глазеть. Мама, как специально, переминалась с ноги на ногу, отступала то вправо, то влево, от чего тучные половинки призывно сдвигались. В трусах парня возникло напряжение, столь же неумело скрываемое, как и его причина.

Ольга пересыпала из сковородки в тарелочку и поставила на стол перед сыном. Она не прятала своего интереса к степени его напряжения, зыркнула ниже пупка и улыбнулась.

— Кушай, приятного аппетита, – ласково сказала Оля и присела за столом.

Она заняла свое место возле недопитой чашечки с остывшим кофе. Трудно понять, удалось ли мальчишке увидеть ее промежность в распахивающихся при каждом шаге полах – мачта в его трусах достигла предела еще до этой минуты. Да еще кормилица облокотилась на край стола напротив сына, отчего ее пышные груди все массой легли на поверхность и совсем неприлично выглянули из-под запа'ха. Сашка мог видеть даже соски на обеих грудях, только теперь он оценил, хоть и не достиг еще соответствующего возраста, всю эротичность и загадочность полураздетой натуры. Натянутая в причинном месте материя его трусов промокла насквозь – такого обильного выделения смазочки Сашке еще не приходилось испытать.

Глаза Оли затуманились, зрачки потеряли ясность. Она смотрела, как сын отвлеченно опустошает тарелку, не сводя глаз с ее сисек, и таяла.

Все-таки, какая она сделалась ненасытная ближе к сорока годам. Еще ночью она, казалось, насытилась на неделю вперед, но сейчас теряет голову от возбуждения. Сашка для нее сейчас не сын, не атлетично сложенный молодой человек с почти зрелым достоинством, он – благодарный созерцатель. Настолько благодарный, что вместо аплодисментов одаривает ее субстанцией другого свойства. Интимную атмосферу можно создать в любом месте, для этого нужны не свечки, не шампанское, не музыка – достаточно одной хотящей женщины. Можно даже отдельное помещение назвать "Хотельная", но если там не поместить хотящую, то весь замысел потеряет смысл.

— Наконец-то, – не скрывая раздражения, Ольга встала и перекинула тарелку в раковину.

Блудливое поведение на советской кухне было явлением редким. Ольга вышла с кухни, она не оборачивалась, но прислушивалась к шагам, спешит ли созерцатель вслед за ней. Спешит. Тогда она грациозной походкой дошла до двуспальной родительской кровати, забралась на нее и разлеглась посередине. Сашка не решился даже приблизиться к кровати, он замер, когда Оля сама развязала поясок и отбросила полы в стороны. Даже если на кухне он был настолько нерасторопен, что не заметил изменения в области маминого лобка, то теперь увидел его гладким, как у девочки. Стоять с открытым ртом входило в его привычку – настолько часто Оля его удивляла в последние недели.

Робко паренек подошел в кровати и присел на краешек. Накинуться на собственную мать и дать волю желаниям – удел не каждого. Но и оторвать от нее глаза способен только импотент или самый пресыщенный пороками человек. Ни тем, ни другим Санек не являлся. Зато обласканная вниманием леди в виду сильнейшего изнеможения чувств лишилась возможности здраво оценивать последствия своих поступков. Оля провела ладонью вдоль тела, нарочно наткнувшись на непреодолимые холмы, рука остановилась, как только полностью разогнулась. И надо же было такому случиться, ладонь пришлась как раз ниже выбритого лобка. Бедра медленно разошлись в сторону. Сашка смотрел так внимательно, что перестал контролировать даже собственное слюноотделение. Олины пальчики, сначала прикрывающие сочную щель, разошлись в стороны и увлекли края половых губ.

Несмотря на богатый событиями дачный июнь, Сашка впервые мог рассмотреть влагалище так тщательно. Розовый зев пульсировал и источал аромат, его стенки испещрены складочками, сверху нежный розовый сосочек. Не будь у парня столько дачной практики, давно бы уже обкончался от одного лишь вида женской пизды, как он изволил выразиться, рассказывая про одноклассника и его мать. Оля погрузила безымянный палец в развернутое жерло. Она так страстно исподлобья смотрела на Сашку, что ее сбивчивое дыхание и частое сердцебиение передалось и ему.

— Трусы, – глухо произнесла Оля, – трусы сними.

Сашка послушно стянул трусы, упругий член вырвался наружу, его конец был измазан прозрачной смазкой, а сам он был раздут вдвое больше обычного. Прикосновение к такой бомбе грозило неминуемым взрывом. Пожалуй, Ольга даже готова была в этот момент взять Сашкин член губами, но такая невиданная распутность в СССР не приветствовалась даже в самых высших кругах, если верить телевизору. А желание зародилось. Вот вступать с ним в полноценную половую связь у Ольги желания не возникало, а поместить его орган в рот – нельзя, но хочется. Вот бывает, изнутри гложет странное, необъяснимое желание, так вот, оно и было у Оли.

А Ольга боролась с ним, не сводя глаз с крепкого члена, она кружила тремя сложенными пальцами по мокрой поверхности между разведенных ног. Она стонала, дышала сквозь зубы, доводила себя до вершины, но не могла насладиться этим сполна, если не почувствует Сашкин пенис на губах.

— Сашка, ближе…подойди ближе…встань здесь… – уклончиво она командовала, пряча за короткими фразами истинную свою цель.

Паренек послушно подошел к изголовью кровати, даже пришлось коленками забраться на матрац, еще податься вперед, чтобы в точности исполнить требования мамкиных жестов. Теперь, когда головка его вздыбленного члена была не дальше нескольких сантиметров от ее головы, Ольга перестала отдавать команды и снова откинулась на подушку. Пикантность представления настолько поглотила Санька, что он уже не заботился о собственном благополучном оргазме, не заботился и о его отсрочке, он просто завороженно смотрел на мастурбирующую мать.

Вот, она теперь получила, чего хотела, фиолетовая, блестящая от натяжения залупа была у самого ее лица. Даже с мужем Оленька не позволяла себе такой вольности. Не решалась и сейчас. Она видела ее перед собой, жаждала ее, но какая-то светлая сторона натуры сдерживала порывы. Сумасшедшая внутренняя борьба; вот, она уже одолела себя – приоткрыла рот, высунула язык и потянулась к источающей прозрачную паутинку сливовидной головке. Но вдруг расслабила шею, закрыла ротик и вернулась на подушку. Только цепная реакция была запущена, от неожиданного порыва матери Сашка потерял над собой контроль.

Даже многообещающее солнышко за окном уже не пробивалось в его сознание, только полная фонтанирующая искрами темнота. Неимоверное облегчение внизу живота, сладкое щекотание, разлившееся по телу тепло. Семя бурным потоком выстрелило вперед, липкое и горячее, оно ударило прямо в лицо Оли. Это не могло вызвать у женщины отвращение, скорее оцепенение, свершение невозможного за пределами представлений о половой жизни. Оля застыла, она даже не успела плотно сжать губы, когда сперма растеклась по ее носу и потянулась лавой по губам. Как иной азартный игрок, Сашка уже не мог остановиться, он все изливался на лицо матери. Уже были мазки на щеке, на веке, капелька повисла даже на ресничке.

Сашка стонал и дергался, осознавая невольное преступление. Через несколько секунд мама устроит ему порядочную выволочку, но сейчас нужно во что бы то ни стало благополучно закончить дельце. Сашка замер, уперевшись правой рукой в стену над изголовьем кровати, он глубоко дышал, редкая дрожь сотрясала его тело. Однако, увиденное дало понять, что выслушивать претензии не придется ни сейчас, ни позже – мама высунула любопытный язык, слизнула сперму с губ, посмаковала и улыбнулась.