Сафари На Амазонии №3

— Пошёл на хуй, ты – говно, а не охотник! – взревела Оранж, схватила первый попавшийся под руку предмет – тяжёлый медный канделябр со свечами и швырнула его в пришельца.

Тот удивительно для такого громилы ловко и непринуждённо от него увернулся, а канделябр вылетел через окно.

— Оденься, сука тупая! – чуть громче прошипел Хруст и сделал шаг вперёд, – И возьми своё оружие.

— Я тебя и без оружия разорву, урод! – яростно закричала Оранж, но всё-таки схватила кинжал с прикроватного столика и набросилась с ним на незваного гостя.

Звон клинков, рёв, хрип – и кинжал Оранж отправляется вслед за канделябром. После чего сильнейший удар каменным кулаком под дых заставляет амазонку согнуться пополам и упасть боком на жёсткий каменный пол.

— Так-то лучше! – злобно насмехается пришелец над великой воительницей.

Он силён. Чертовски силён!… Но Оранж тоже сильна́! Она изловчилась и сделала подсечку подходящему вплотную врагу. Но тот увернулся и от неё, ловко, словно кот, подпрыгнув.

— Не рыпайся, сука, больнее будет! – приговаривал Хруст, выворачивая за спину руки прекрасной и свирепой амазонки.

Оранж ревела, визжала, рычала, брыкалась и царапалась, но всё бесполезно – великолепное тело молодой воительницы вскоре было скручено прочными верёвками в позе эмбриона.

— Тебе конец, ублюдок!!! За меня отомстят!!! – ревела Оранж нечеловечески громким голосом, вынудив Хруста прибегнуть к одному из немногих современных технических средств, которые он изредка использовал – автокляпу. Тот автоматически заполнил рот амазонки густым полимерным составом, заставив замолчать, а вернее – отчаянно и яростно мычать, выпучив глаза.

— Ой, мамочки! – послышался позади Хруста тонкий женский вопль.

Он резко обернулся. В дверном проёме стояла испуганная служанка – Кудряшка.

— Пошла вон, перхоть подзалупная! – рявкнул на неё Хруст, не желая тратить даже немного времени и сил на такую мелочь.

Служанка взвизгнула, обмочилась и побежала прочь, оставляя на полу мокрые следы своего позора. Хруст же неспеша, деловито, как и положено опытному охотнику, достал из рюкзака холщовый мешок, запихал в него мычащую и дёргающуюся амазонку и тщательно завязал. После чего без особого труда взвалил мешок на плечо и покинул дом Оранж тем же путём, что и пришёл – через окно.

….

Пенелопа, попав в своё каменное жилище, расположенное на другой окраине селения, на утёсе рядом с горной речкой, занялась примерно тем же самым, что и Оранж. Только в плане разнообразия она была ещё менее изобретательна, чем рыжая подруга. Дело в том, что Пенелопа держала в качестве прислуги не местных пугливых и зашуганных девиц, а крепких молодых парней. Её фаворитом был Педро – повар, отличавшийся помимо кулинарных талантов ещё и немалыми талантами в сфере ублажения своей любимой госпожи. Пенелопа его тоже по своему любила. Нет, – боги упаси! -, не как мужчину, а скорее как домашнего питомца или качественное изделие секс-индустрии. Что, естественно, не мешало ей периодически пороть Педро кнутом за непрожаренного вомбата или пересоленное филе капибары на заднем дворе возле позорного столба на глазах остальной прислуги. Не очень сильно, не до крови. Всё-таки слуг надо беречь.

Пенелопа открыто презирала никчёмных и слабых людишек, но отлично понимала, что без них ей не прожить, ведь людишки обеспечивали амазонок всем: пропитанием, одеждой, жильём, оружием и плотскими утехами. Вообще, отношения амазонок и простолюдинов можно было бы сравнить в материальном плане с отношениями феодалов и крестьян, а в моральном – пастухов и овец.

В общем, к утру она тоже выжала не только из повара, но и из садовника, полотёров, швецов, дояра и кузнеца все соки и, довольная, прохлаждалась в небольшом бассейне под открытым рассветающим небом на вершине холма, любуясь прекрасной речной долиной, расположенной глубоко внизу. Помывшись, она оделась по домашнему – в просторную тунику, и направилась в дом, чтобы позавтракать и лечь спать. Но на самом пороге она услышала подозрительный шорох в кустах, а также – незнакомый запах и инстинктивно отпрянула в сторону.

И вовремя! Благодаря этому манёвру Пенелопа избежала встречи с запущенным кем-то хлыстом и быстрыми длинными прыжками направилась к сараю с хозинвентарём.

— Стой, тварь! – услышала она сзади мужской голос и вновь ловко увернулась от хлыста, кубарем прокатившись до сарая.

Пенелопа схватила со стены сарая первое, что попалось ей на глаза – вилы, обернулась к противнику и приняла боевую стойку. Противником оказался крупный и плечистый пожилой мужчина в странном одеянии: штаны и куртка зелёно-пятнистого цвета, ботинки на шнурках, кепка, перчатки и рюкзак той же странной расцветки. Весь он был обвешан какими-то мешочками, ремнями и коробочками, чем-то напоминая базарного барахольщика с кучей хлама на продажу. В одной руке "барахольщик" держал длинный хлыст, а в другой – что-то наподобие короткой рогатины.

— Кто ты такой и что тебе здесь надо?! – выкрикнула Пенелопа незваному гостю и грозно повела вилами.

— Кто я? – с насмешкой ответил пришелец и поправил рукой странный стеклянный глазок на кепке (Пенелопа не знала, да и не могла знать, что это камера, фиксирующая процесс охоты), – Я твой будущий хозяин и дрессировщик. Я тот, кому ты вскоре будешь беспрекословно подчиняться! Тот, кто будет обладать твоей душой и телом полностью!!!…

Пенелопе было не до шуток или разговоров. Какофония жажды и ярости забивала ей голову душным облаком, от возмущения и ярости амазонке становилось всё тяжелее дышать. Груз ощущений был слишком тяжёлый, чтобы её тело могло его выдержать. И она не выдержала, с рёвом бросившись на врага!

Но враг был хитёр. Враг был силён. А главное – враг был хорошо подготовлен и наизусть знал повадки прекрасных воительниц. Враг отпрыгнул в сторону и ударил хлыстом по ногам Пенелопы, скрутив их тем самым и повалив рычащую амазонку боком на траву. Та, несмотря на внезапный удар, успела бросить вилы, которые прошлись по касательной по предплечью врага, оторвав один из карманов и порвав куртку, но не ранив Хруста. Да, разумеется, это был он.

— Злая сука! – весело воскликнул охотник, наклонился, воткнул рогатину по бокам от шеи Пенелопы, лишая её возможности поднять голову, достал верёвку и попытался скрутить амазонке руки, но та никак не поддавалась, яростно молотя врага этими самыми руками, пытаясь попасть ими в лицо и глаза.

Но не успел Хруст связать Пенелопу, как на лицо его упала тень: еще одна амазонка – Гленда. Сильная тварь, и уже в прыжке, с протянутыми руками, в которых блестят кинжалы! Достойный соперник! Но совсем нет времени, чтобы добраться до оружия. И нет времени, чтобы уклониться! Хруст открыл рот, но не успел ничего сказать. Да и что скажешь в такую минуту? Мелькнула только мысль: хорошо, что световой меч амазонки уже разрядился.

Но Пенелопа всё же успела выкрикнуть:

— Сдохни тварь!!!

Хруст вместе с Глендой сцепились, рухнули на влажную землю и покатились сначала по траве, потом по кустам, ломая их, по земле, грязи, колючкам, камням, сломанным сучьям. Воспользоваться оружием Гленда не смогла – Хруст ухитрился его выбить. Они рвали и молотили друг друга, издавая утробное животное рычание. Хруст ударился головой о древесный корень — так сильно, что зазвенело в ушах. У него был нож, но он в таком состоянии не мог вспомнить – где именно. Они катились все дальше и дальше, вниз по склону, мир вокруг вращался, голова Хруста гудела после удара и от воплей Гленды и Пенелопы. Было и больно, и страшно, и одновременно с этим – весело. Давно старый охотник не получал такого достойного отпора!…

А ведь затея казалась такой разумной: разбить отряд амазонок на части и взять их по одной. Но он не знал, что жалкое существо по кличке Кудряшка побежит с новостью о похищении госпожи Оранж напрямик к госпоже Гленде, а та быстро сориентируется и поспешит к Пенелопе на выручку. Теперь, когда Хруст скользил на брюхе к краю обрыва, эта идея потеряла большую часть своей привлекательности. Его перчатки порвались и пальцы скребли сырую почву — одна грязь, да бурая палая листва. Хруст продолжал цепляться, но хватал лишь пустоту. Потом он сорвался. Из горла вырвался слабый стон.

— Получай, ублюдок! – услышал он голос Гленды откуда-то сверху, падая в пустоту.

Его ладони сомкнулись на чем-то: корень дерева, торчащий из земли на самом краю ущелья. Хруст охнул и закачался в воздухе, но не разжал рук.

— Ха! — вскричал он в душе́, но не вслух, поняв, что сверху его не видно. — Ха!

Он жив! Горстки амазонок мало, чтобы покончить с Хрустом Древним! Он глянул вниз.

Ущелье было очень глубоким, с отвесными каменистыми стенами. То там, то здесь из трещин тянулись вверх одинокие деревья, раскидывая кроны в воздухе. Далеко внизу текла быстрая горная речка — белый пенный поток, окаймленный зубцами черных камней. Все это не сулило ничего хорошего.

— Вот дерьмо, — прошептал Хруст.

В хорошенькую переделку он попал! Ему случалось выходить живым из самых плохих ситуаций, а потом петь об этом песни, но трудно себе представить что-нибудь хуже теперешнего положения. Это заставило охотника задуматься о своей жизни, и она показалась ему слишком долгой и почти бесцельной. Его жизнь никому не принесла ничего хорошего. Только война, охота, насилие, унижение и боль, а между ними — блуждание в космосе в поисках своего маленького счастья, своей тихой радости, ради пополнения своего гарема… Вот его путь и предназначение – месть за мятеж колоний против Земной Империи! И он будет следовать этим путём неукоснительно, до конца жизни…

Руки его уже начали уставать, предплечья горели, пальцы теряли хватку. Вскоре пальцам стало почти не за что держаться, а оставшаяся часть растения могла переломиться в любую секунду. Хруст старался не думать о боли в ладонях и предплечьях. Сейчас он упадет. Оставался единственный выбор — между падением на камни и падением в воду, и этот выбор почти не зависел от Хруста.

— Когда перед тобой стоит задача, лучше сразу браться за неё, чем жить в страхе перед ней и терзаться, — так сказал бы отец Хруста, умерший много лет назад.

Охотник покрепче упёрся ногами в стенку обрыва, сделал последний глубокий вдох и швырнул себя в пустоту со всей силой, какая в нем ещё оставалась. А потом он стал падать. Быстро. Мимо проносились стены ущелья, серый камень, зеленый мох, корни, лианы, цветы. Всё вертелось и кружилось.

Он перевернулся в воздухе, бесцельно молотя руками и ногами, слишком испуганный, чтобы кричать. Ветер хлестал в глаза, рвал одежду, мешал дышать. Вода поднялась навстречу Хрусту. Она ударила его в бок, словно нападающий бык, выбила воздух из легких, сознание из головы и втянула в себя, вниз, в холодную тьму!…

…..

— Ловко ты его ушатала! Настоящая амазонка – лидер! – восхищалась Пенелопа, помогая Гленде отряхивать одежду.

— Недостаточно ловко. Надо было взять его в плен и выпытать, куда он дел Оранж! – потирая сильно ушибленное колено, ответила Гленда на комплименты.

— Он похитил её?!

— Да, и убыл с ней в направлении Города, на север. Одна из слуг успела за ним немного проследить.

— Тогда немедленно отправляемся на её поиски!

— Да, ты права. Только оденься по боевому.

— Думаешь, у этого мёртвого ублюдка есть помощники?!

— Всё может быть…

…..

Плеск воды — первое, что он услышал. Плеск воды, шорох листьев, щелканье и щебет птицы.

Он приоткрыл глаза и сощурился. Расплывчато-яркий свет сиял сквозь листву. Это смерть? Тогда почему так больно? Весь его левый бок пульсировал. Хруст попытался глубоко вдохнуть, поперхнулся, выкашлял воду, выплюнул грязь. Простонал, перевернулся на четвереньки, вытащил себя из реки, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, и перекатился на спину — на мох, склизкий ил и гниющие сучья возле края воды. Какое-то время он лежал и смотрел вверх, в яркое синее небо за черными ветвями, дыхание со свистом вырывалось из сорванного горла.

— Я ещё жив, — прохрипел он самому себе.

Ещё жив, несмотря на все старания природы, амазонок, людей и зверей. Насквозь промокший, распластанный на спине, он засмеялся сиплым булькающим смехом. Если хочешь что-то сказать про Хруста Древнего, то скажи, что он умеет выживать. И охотиться по Кодексу. Не то, что эти современные неженки!…

Порыв тёплого ветра пронесся над заболоченным речным берегом, и смех Хруста медленно затих. Он сел, морщась от боли, затем поднялся на непослушные ноги и оперся о ствол ближайшего дерева. Выскреб грязь из носа, глаз и ушей, а потом задрал мокрую рваную куртку, чтобы взглянуть на свои увечья.

Бок покрывали кровоподтеки от падения — все ребра в синих и лиловых пятнах. Болезненно, если дотронуться, но переломов нет.

Нож по-прежнему висел в ножнах на поясе, и старый охотник весьма этому обрадовался. А ещё радостней было то, что уцелел герметичный рюкзак за спиной. Рюкзак – его единственный шанс быстро оклематься.

Хруст быстро, насколько мог, пробрался в лес, нашёл полянку посуше, присел и открыл рюкзак. Вот он – спрей для быстрой регенерации тканей, что не раз выручал старого охотника в разных передрягах. Выручил и в этот раз. А вот – консервы с галетами, чтобы подкрепиться. А вот и спальный мешок – чтобы прилечь, отдохнуть и набраться сил для продолжения охоты.

Спустя пару часов Хруст чувствовал себя, будто заново родился. Он не раз подобное чувствовал за долгих триста с лишним лет жизни. Нет, его тело так долго не жило, но разум и воспоминания – да. И скоро, лет через десять-пятнадцать, предстоит поменять это поношенное дряхлеющее тело на новое. Донор уже подрастает в одной из Земных лабораторий.

Хруст встал, хрустнул суставами, размялся, посмотрел на компас и направился в сторону тайника, где припрятал рыжую амазонку.

Через полтора часа он был на месте. Тайник располагался в глухом лесу и имитировал огромное старое дерево, но на самом деле это дерево являлось искусной синтетической подделкой. Хруст осмотрелся – нет ли слежки, просунул руку в глубокое дупло на уровне плеч и дёрнул рычаг. На стволе разъехались створки и охотник прошёл внутрь довольно просторного и хорошо освещенного помещения внутри дерева, отдалённо напоминающего слесарную мастерскую со множеством полок вдоль стен и инструментами на них.

— М-м-м-ф!… – замычал и задёргался мешок, валяющийся на гладком и белом пластиковом полу.

Хруст легонько его пнул, закрыл за собой вход, наклонился и стал развязывать узел.

— Не дёргайся, шалава! – без особой злобы произнёс он и несильно ударил по мешку кулаком.

Но это не помогло – мешок стал трепыхаться ещё сильнее.

— При хорошем освещении ты ещё краше! – заметил охотник, освободив из мешка, но не от верёвок, прекрасную обнажённую амазонку.

Не слушая её мычаний и стонов, Хруст поставил Оранж на связанные ноги и встал позади неё. Взял за шею и наклонил. Провёл свободной рукой по её промежности.

— Да, так я и знал – вы, шлюхи-амазонки, всегда мокрые!

Оранж особенно громко замычала и попыталась оказать сопротивление, но старый охотник заломил ей руки так, что она вынуждена была наклониться ещё ниже. Хруст спустил с потолка тонкую металлическую цепочку с крюком на конце и зафиксировал пленницу в таком положении. Потом присел и пристегнул к левой щиколотке Оранж специальную распорку в виде стального прута с браслетами на концах. Развязал ей ноги. Рыжая бестия попыталась его лягнуть, но сильные руки Хруста не дали пленнице этого сделать и браслет распорки сомкнулся на её правой щиколотке. Теперь ноги Оранж были скованы на ширине плеч, облегчая тем самым доступ к её девичьим прелестям. Делал Хруст всё неспеша, размеренно и ловко, в его движениях чувствовался богатый опыт и уверенность в собственных силах и превосходстве над пленницей.

— Тихо, кобылка ретивая, тихо! – спокойно сказал охотник вставая и звонко приложился ладонью к сочному женскому крупу, заставив его покраснеть от шлепка.

Затем Хруст неспеша разулся и стянул порванные и грязные штаны, под которыми не оказалось нижнего белья. Ссадины, царапины и синяки на ногах охотника благодаря спрею почти уже зажили, а его довольно крупный, жилистый и башковитый член уверенно стоял.

— Н-да уж, попортила мне эта тварь обмундирование, придётся переодеваться, – задумчиво произнёс он, отшвырнул штаны, положил крепкие ладони на соблазнительно круглые и упругие ягодицы амазонки и слегка их раздвинул, любуясь добычей и готовясь в неё войти.

— М-м-м-ф!… – замычала Оранж, когда твёрдая мужская плоть резко и до упора проникла в неё.

— Ух, горячо у тебя там! – воскликнул Хруст и начал неспеша, но глубоко и размашисто трахать беззащитную рыжую красотку, – Даже для амазонки горячо!

— М-м-м-ф!… М-м-м-ф!… М-м-м-ф!… – мычала Оранж при каждом толчке.

— Не мычи, дура! Знаю, знаю, для тебя это унизительно – стоять, отключив жопень и отдаваться незнакомому мужику.

— М-м-м-ф!… М-м-м-ф!… М-м-м-ф!…

— Да, да, да, знаю!… Даже магистры себе такого не позволяют… Уф, хороша-а-а!…

— М-м-м-ф!… М-м-м-ф!… М-м-м-ф!…

— Но запомни одно, тупая корова, я – не магистр! Я охотник и твой будущий хозяин! И тебя я буду иметь как хочу, где хочу и куда захочу!…

— М-м-м-ф!… М-м-м-ф!… М-м-м-ф!…

— Уф, хороша-а-а!… Орех у тебя зачётный! Скоро и его распечатаю, после прочистки! И подруг твоих выебу так, что мало не покажется! На, получай полную пиздень!!! – взревел Хруст, заливая Оранж обильной порцией спермы.

Закончив с этим приятным делом, Хруст, как всегда неспеша и деловито, негромко насвистывая старинную мелодию, снял куртку, подошёл к одной из полок и взял с него конец шланга. Прикрутил к нему лейку для душа, включил слегка прохладную воду и помылся с гелем для тела. При этом он с удовольствием отметил, что синяки и ссадины на его левом боку почти исчезли, а боль совсем пропала.

Закончив с собой, охотник занялся помывкой добычи, приговаривая при этом назидательным тоном:

— Ты думаешь, что крутая, верно? Да, до поры до времени это было правдой, простолюдины плясали под твою дудку, обслуживали и исполняли все твои прихоти, а взамен получали иллюзию защиты. Ты купалась в роскоши и лучах славы. Но эти времена прошли. Теперь ты – животное!

— М-м-м-ф!…

— Не спорь! Хотя… Как хочешь. Всё равно это бесполезно.

Хруст выключил воду, открутил со шланга насадку, прикрутил на её место особую насадку, напоминающую заправочный пистолет, а к ней – ещё один шланг, потолще первого. После чего обильно смазал зад Оранж вазелином и без лишних церемоний вставил в него ствол "пистолета".

— М-м-м-ф-ф-ф!!!… – особенно громко замычала пленница.

— Не ссы, это для твоей же пользы! – успокоил её Хруст, включая воду, – Для прочистки. Не люблю, знаешь ли, месить кишечную глину…

— М-м-м-м-м-ф!…

— Да, я знаю, в очко тебя ещё не ебали, а тем более тебе обидно, что ебать будут в такой унизительной позе. Но что поделаешь, такова твоя доля… А сейчас я сделаю ещё кое-что. Для закрепления материала, так сказать…

Хруст снова подошёл к полкам и взял с одной из них ещё несколько предметов: шило, кольца с пушистыми красными кисточками и красный кожаный ошейник. Подошёл к Оранж спереди и закрепил ошейник у неё на шее. Поднял тяжёлую белую грудь отважной в прошлом воительницы, одной рукой оттянул её крупный розовый сосок, а другой – прицелился и проткнул шилом поперёк. При этом лицо его, несмотря на дикие женские вопли и стоны, выражало спокойствие и сосредоточенность, как у хирурга во время операции.

Обработав ранку спреем, Хруст вставил в образовавшееся в соске отверстие колечко с кисточкой.

— Тебе идёт! – усмехнулся охотник и занялся второй грудью Оранж для аналогичной процедуры.

А амазонка при этом дико верещала, будто её режут на живую.

— Ну-ну, не реви ты так, красавица моя! – утешал её похититель, – Это всего лишь иголочка! Раз – и готово! Что-что ты промычала?! Да, я знаю, любые телесные модификации вам, миленьким и глупеньким амазоночкам, строжайше запрещены. Кроме боевых ран, разумеется. Вот и ты можешь считать эти прелестные новые дырочки в твоих сосочках боевыми ранами. Хотя… Мне глубочайше похую, что ты там себе придумаешь, животное! Похую на твои ебучие чувства, скотина!

Хрусту доставляло особое удовольствие глумиться над такими гордыми девицами, как амазонки, ведь он имел к ним старые счёты и отлично знал, как это сделать.

А когда вторая кисточка стала весело раскачиваться вслед за первой под роскошным бюстом Оранж, раздался писк клизмы.

— Уже готово?! – радостно воскликнул Хруст, подходя к пленнице сзади, – Быстро, однако!…

Освободив задний проход длинноногой красотки от клизмы, Хруст раздвинул ягодицы Оранж пошире и заметил с удовлетворением:

— Идеально! Всё же современные технологии бывают иногда полезны! Тем более, не противоречащие Кодексу.

Хруст бросил взгляд в область своего паха и с некоторой грустью отметил, что у него не стои́т.

— Да уж, годы берут своё… – пробубнил он сам себе.

Прибегнуть к помощи стимулятора он и не думал, так как был противником подобного метода. А вот другой метод он решил проверить, воспользовавшись помощью торчащего изо рта амазонки автокляпа. Охотник уже ознакомился с инструкцией к нему, но на деле данную функцию ещё не проверял.

Он вновь подошёл к Оранж спереди, взял её за волосы, поднял лицо и пару раз постучал залупой по белой синтетической поверхности кляпа, торчащей у девушки изо рта. Кляп вдруг окрасился в ярко-розовый цвет, облепил губы пленницы, как бы заменяя их собой и превращая в перекаченные ботоксом губищи дёшевой порноактрисы или резиновой куклы. Между "губ" прорезалась горизонтальная щель и рот Оранж помимо её воли стал пусть и медленно, но неумолимо раскрываться.

— Ы-ы-ы-ы!… – выла она, пытаясь сопротивляться и глупо выпучив прелестные глазёнки.

— Ну настоящая блядища! Ха-ха-ха-ха! – насмехался над несчастной, униженной до стадии живой игрушки, гордой и спесивой красавицей.

Тем временем рот её раскрылся до предела, зубы тоже обволок мягкий полимерный материал, но окрашенный белым, а особый механизм вывалил и свесил язык Оранж изо рта наподобие собачьего. И Хруст не отказал себе в удовольствии вставить в это милое личико свой вновь встающий хер!

— Да, уф! Да! Как же ты хорошо ебёшься в рот! – приговаривал Хруст, взяв Оранж за уши и грубо насилуя её на всю длину своего немалого агрегата, заставляя тем самым хрипеть, булькать и пускать обильные слюни.

Наконец, насильник убедился, что его мужская сила окончательно вернулась к нему и прекратил оральную экзекуцию. Кляп тут же принял прежнюю форму белого шарика, а Хруст пристроился сзади Оранж, раскачивая своим торчащим колом слюнявым хуем. Он не стал долго церемониться, при помощи руки приставил толстую головку к беззащитному, розовому, блестящему от смазки анусу и резко надавил.

— М-м-м-м-м-п-ф-ф-ф!!!… – громко взвыла Оранж сквозь затычку.

— Привыкай, сучечка, к новой жизни! – проревел Хруст, загоняя толстый хуй в превосходную жопу молодой, рыжей и ранее неприступной в этом месте красотки.

И той не оставалось ничего иного, как смириться со своей судьбой, повесить голову и тихонько скулить от боли и унижения.