Сага о блаженной Аньес. История первая – Октябрьский вечер в Божоле

«Сага о блаженной Аньес».

от Доминиканика и ge35

Маленький анонс моему читателю:

Это цикл историй о прекрасной Аньес, и в целом они выстраиваются в ряд произведений, которые возможно, с некоторой натяжкой, можно было бы назвать «Горизонтальной сагой». Это выражение, обозначающее галерею персонажей, которые вращаются вокруг Аньес, центрального образа различных эпизодов нашего повествования. Таким образом, это набор историй, повествующих о приключениях прекрасной и блаженной Аньес, складывающихся и соединяющихся друг с другом, как кусочки головоломки, в горизонтальной плоскости. Вот почему в этих текстах в нескольких местах упоминаются другие ситуации, с которыми Аньес сталкивалась то здесь, то там, и которые, собственно, и породили этот цикл историй… В целом я бы озаглавил их как «Сага о блаженной Аньес».

История первая – Октябрьский вечер в Божоле.

Глава 1 – В которой читатель впервые встречается с Аньес.

Итак, ранний вечер в начале октября. Вечер, чем-то напоминающий те вечера, которыми Аньес наслаждалась тем самым приснопамятным летом в Сен-Мишель, когда весь месяц стояла великолепная погода, воздух был не слишком тяжёл, а летняя жара невероятным образом парила чуть выше над нашими головами. И ещё одна милая деталь – долгие дни позволяют мечтательным девушкам в полной мере насладиться прекрасными закатами. Чудесны эти вечера в Сен-Мишель, когда лето не перестает умирать в огненных сверкающих голубовато-розовых потоках прохладного воздуха, спускающегося с гор, в зажигательно-лиловых оттенках. Это праздник для глаз и отдых для ума….

Лёжа в своём шезлонге, Аньес наслаждалась именно этими моментами, наблюдая за роскошным закатом солнца над пиками гор Божоле. Это происходило в то самое время, когда вечер мягко опускается на предгорья, а терпкие запахи дня поднимаются к небесам, распадаясь на тонкие ароматы. Вскоре в сгущающейся темноте стала пропадать река Сона, там, внизу, возле моста, соединяющего городок "Б"… с деревушкой "М". Аньес почувствовала, что её начинает охватывать сексуальное томление, проникающее буквально во все клеточки её тела. Немного устав после дня, проведенного в однообразных, слегка унылых рутинных делах, так или иначе связанных с её профессией частно практикующей медсестры, она позволила себе отправиться в шезлонг, где застыла с полузакрытыми глазами, погруженная в свои мысли… Вокруг неё звуки города мало-помалу исчезали по мере того, как тень росла в долине и пропитывала всё вокруг вечерней влагой.

Пьер ушел по своим делам. У оставшейся одной после ужина Аньес было только одно желание – воспользоваться этими немногими мгновениями в одиночестве, ничего не делать и позволить себе покориться покою уходящего дня. Но в то же самое время она начинала оживать и в её голову стали закрадываться мысли о том, что её тело нуждается в ласках, чтобы день прошёл не зря и завершился на достойной ноте. Аньес почувствовала, что её грудь напряглась, а соски немного опухли… больше, чем обычно. Сквозь ткань своего легкого летнего платья она ласково гладила их… "Это правда, сегодня вечером они очень твердые и тяжелые, должно быть, начинается цикл", – подумала она.

Погрузившись в «расслабление», Аньес позволила последним лучам солнца ласкать своё тело. Повернувшись лицом на запад, к заходящему солнцу, она осторожно раздвинула бедра и немного приподняла своё шёлковое платье в цветочек. Терраса была специально немного приподнята над дорогой, чтобы посторонние глаза не могли увидеть происходящее на ней… Она чувствовала, как вспышка тепла медленно пробегает под её юбкой, вдоль её бедер, ласкает её на уровне трусиков и проникает в её промежность. Ощущение тепла затем плавно перетекло в её лобок, вульву и достигло нижней части живота, словно мягкая теплая рука, которая проникает в её самые потаенные места… Она раздвинула свои хорошенькие бёдра, которые теперь образовали почти прямой угол. Ощущение тепла усилилось. Это было реальностью, это тепло, достигшее глубин интимной части её тела, которое и без того так чувствительно к нему. Очень легкое дуновение теплого воздуха вошло в её промежность через края трусиков, немного сдвинувшихся из-за бесстыдно раздвинутых бедер. Это было что-то мягкое, тонкое, приятное и тайное одновременно. Это новое ощущение, вызванное этим бешеным дыханием заходящего солнца заставило её чувства взорваться потоком сознания:

— Боже мой, да! – произнесла Аньес вслух, хотя и знала, что была одна. — Вот оно, подкатило, и я действительно этого хочу! И если я буду продолжать в том же духе, желание моё многократно возрастёт, а разрядка будет такой же сильной!

Тысячу раз она переживала эту ситуацию, вначале безобидную, но быстро развивающуюся: как только что-то, даже кажущееся банальным, «вырубает» её сознание от контекста социальной и практической действительности, её разум тут же отключается от бытовых забот и начинает блуждать в поисках источника, который мог бы восполнить её чувственность. А она, чувственность, «разбухая», сама «дрейфует» в сторону наслаждения. Так что сегодня вечером всё, что Аньес понадобилось, чтобы возбудиться, так это всего лишь нескромный и озорной луч солнца, метнувшийся в отверстие её промежности, чтобы зажечь жаровню.. . Она хорошо знала себя и могла легко предвидеть, что должно произойти дальше… Её хорошенькая блондинка-коллега, ссылаясь на подобные ситуации, всегда говорила в этом случае: «Когда я окажусь там, то сделаю это пальцем!»

Выражение не самое тривиальное и не слишком изящное, но много говорящее тому, кто знает в этом толк. Более того, однажды Аньес увидела «работу пальца», и это случилось именно в туалете одного парижского госпиталя, где они вместе работали (см. сюжет: «Юные частнопрактикующие медсестры »).

Надо сказать, что после этого и сама Аньес частенько захаживала в этот туалет, чтобы сделать то же самое. И там же они с коллегой позаботились о молодом человеке лет двадцати восьми, очень красивом и хорошо сложенном пикардийце, у которого была постоянная эрекция, как у быка-производителя, в течение всего того времени, когда они за ним ухаживали и делали ему процедуры. Аньес, хоть и была очень профессиональна и обычно её ничем нельзя было удивить, сразу возбудилась, увидев его в первый раз. Надо сказать, что у этого пациента был огромный член необычного размера и конфигурации, и ей с коллегой пришлось манипулировать им, брать его в руки и перекладывать с одной стороны бедра на другую, чтобы обработать две открытые раны на внутренней стороне бёдер пациента, поступившего в больницу после падения с мотоцикла. И когда мы узнаем, как сильно Аньес сходит с ума из-за стояка у таких красивых парней, мы поймём захлестнувшие её в этот момент эмоции. Иногда она даже боялась, что он кончит ей прямо в руки, настолько непринуждённо и профессионально Аньес невольно ласкала его причиндалы во время перевязки.

И вот, этот бедняга, больше не мог терпеть, когда эти две прекрасные медсестры манипулировали его телом и трогали его здоровенный отросток во время перевязки… Если бы каждая из них была с ним наедине, она бы вылечила его одним, как говорится, махом, рукой или ртом и губками, скорее, чем позволила бы ему фантазировать в одиночестве, давать его богатству вот так торчать… бессмысленно и даром! Но им вдвоём было сложно, даже если бы каждая думала о том, что могла бы без проблем принять в рот или другую дырочку и больший экземпляр, что дело может состояться… что могло бы произойти, если бы она была с ним наедине… Армель, так звали её маленькую светловолосую коллегу, не скрывала от своих друзей того, что она частенько ходила дрочить в туалеты после подобных эпизодов… ну и дальше в таком же жанре…

Аньес именно сейчас вспомнила Армель, эту историю и другие времена… но эти мысли не успокоили её… Она вырвалась из глубин её памяти и Аньес буквально физически почувствовала свою влажную промежность… ну очень мокрую щель… . Правда, Пьера не было и не будет дома до позднего вечера, так что она не могла рассчитывать на него… на его помощь. Он, конечно, поцеловал бы её и даже может быть трахнул… и не только в её истекающую от желания пиздюлинку. Здесь хорошо, немного удовольствия тоже иногда полезно для здоровья, но чтобы она достигла полного и непрерывного оргазма (некоторые женщины говорят: "повторяющегося" или "непрерывного"!), то, нужно признаться, что большую часть времени жизни с Пьером она должна была кончать сама… . Так что этим вечером, всё ещё лежа на шезлонге, с полузакрытыми глазами, она проецировала себя на то, что собиралась сделать в ближайшее время: принять душ, мягкий и теплый поначалу, а затем свежий, бурный и сильный в последнюю минуту… Тогда, если её желание не исчезнет, она посмотрит, что ей предпринять дальше, сказала Аньес сама себе… Прекрасно зная при этом, что она отправится в конце концов за двумя своими любимыми фаллоимитаторами и что, как и прошлой ночью, пока Пьер спит, у неё будет сеанс мастурбации с любимыми воспоминаниями и эвентуальными желаниями на диване в гостиной…

Это было сильнее её в определенные моменты, это желание быть поглощённой огромными членами и эта потребность ощущать гигантские куски мужского мяса глубоко в своём чреве… В определенные периоды жизни у неё случалась эта неуемная ментальная и физическая потребность в членах колоссальных размеров, иногда даже в нескольких одновременно. Настоящие мужчины должны чувствовать эту тягу и эти особые периоды у женщин, поэтому-то у некоторых мужчин есть шестое чувство, особых нюх на таких женщин. Аньес говорила себе, что, по её мнению, она особенная женщина и мужчины-самцы должны чувствовать, когда у неё возникает то, что она называет своими «сильными и всепоглощающими желаниями», и глубоко внутри себя она хотела, чтобы они заметили это и флиртовали с ней… Аньес знала, что тогда, как только мужчины предложат ей это, она в конечном итоге согласится… на ухаживания и непременный трах напоследок… В эти времена дефицита на настоящих самцов, когда сексуальный голод буквально сжимает все её органы, фаллоимитаторы могут заменить превосходные и великолепные члены, которые не оказались в её распоряжении в это время, а те недотёпы, что не смогли уловить сексуальные флюиды, растекающиеся вокруг прекрасной Аньес, могут лишь довольствоваться мечтами о ней…

Она неохотно встала и пошла к входу в дом, немного сломленная этой минутой отдыха. Приближалась ночь, тени становились длиннее, а долина начинала пропадать во мгле… Когда Аньес подошла к двери гостиной, зазвонил телефон. Она подумала прежде всего о Пьере, который, наверное, что-то забыл и звонил узнать, не могло ли то, что он забыл, остаться дома, или ему следует искать это там, где он был… забытые ключи от офиса, чековая книжка, даже файл на флэшке, над которым ему нужно было работать для встречи, на которую он отправился… Когда включился автоответчик, она остановилась, прислонившись плечом к дверному косяку. После гудка хриплый голос домохозяйки, измученной работой женщины, удивленной тем, что на другом конце провода никого нет, путаными словами объяснила, что ей нужны её услуги… там, в горах над "Л"…, помощь её дедушке, у которого случилось что-то "наподобие сердечного приступа". Врач оказал ему первую помощь, но необходимо делать уколы через каждые два с половиной часа. В противном случае, добавил хриплый голос:

— Он может не дожить до утра! Ему 88 лет, сама подумай!! Короче говоря, мы тебя ждём.

Подняв трубку по окончании сообщения, Аньес подтвердила, что будет там, у них, как можно скорее.

— И вот! — сказала она сама себе. – И что в итоге? Прощай, мой душ, и мой оргазм.. и это в то самое время, когда момент для этого просто искусно подобран… А дальше посмотрим, что из этого получится! Это далеко, намного выше деревни Л… не совсем по соседству со мной! Кажется это там, где начинаются виноградники у подножия гор Божоле. Это мне предстоит более двадцати километров пути по узким и извилистым раздолбанным местным грунтовым дорогам. То есть, более получаса времени! По общему признанию местных жителей, медсестра Б. несмотря на то, что она находилась всего в пяти километрах от них, уже постарела, почти на пенсии, и у неё не было другого преемника, кроме как Аньес. Подумайте, с кем вы согласитесь провести последние болезные дни, прежде чем дать похоронить себя в недрах гор Божоле! Кроме того, семейство Жувино было у неё на хорошем счету, Аньес знала и любила этих людей. Когда она уходила из их дома после медицинских процедур, то часто была обременена большой плетёной корзиной с овощами, салатами, яйцами и сырами, иногда даже, в сезон забоя свиней, кровяными колбасами и свиными отбивными… Ладно, нечего себя накручивать, всё равно придётся ехать…

Аньес, поначалу немного раздраженная, смирилась… с судьбой! Она быстро пошла в ванную, чтобы немного освежиться, вытерев лицо и руки холодной водой… Удовлетворив в туалете свои текущие потребности, вернулась в ванную, где брызнула, сидя на биде, себе на промежность, залила прохладной водой лобок, при этом думая, что ей стоило потратить некоторое время на удовлетворение желаемого, всего лишь полчаса времени, прежде чем подняться туда… Надев трусики цвета экрю с мелкими голубыми узорами, она заметила, что они не совсем свежие. Очевидно, что после целого дня сдавливания и сдерживания такой вульвы, как у неё, это было не так просто любому предмету, даже её маленьким трусикам, для которых это было первым и главным призванием и, честно говоря, уникальным… Аньес, однако, была безупречно дотошной, почти маниакально чистоплотной (конечно, этого требовала её работа, но это было также и в её характере). Но сегодня ей было лень переодеваться. Она подумала, что если попробует сейчас поменять свои трусики, или даже взять с собой другие, то не сможет сдержаться и ей придется задержаться. И Аньес знала по опыту, что это может длиться час, полтора…даже два часа! Так что лучше было не начинать, а то… Уходя, она схватила свою дорожную сумку медсестры с вещами, лежавшую у двери, ключи и вышла, как всегда быстро.

Невысокая, но стройная и ладно скроенная, с гибким туловищем на хорошеньких, без тени целлюлита, ножках, которыми она очень гордилась, Аньес всегда с некоторым удивлением и гордостью поражалась своему сексуальному телу. Она даже возбуждалась, глядя на него. С другой стороны, её мучала одна проблема: её довольно большая грудь не очень хорошо стояла, и из-за этого ей было очень трудно чувствовать себя комфортно без бюстгалтера. Однако у неё была стройная и четко очерченная талия, слегка изогнутые ягодицы, подчеркнутые великолепным провалом на спине. Они неизбежно заставляли мужчин оборачиваться на улице, всегда доставляя ей большое внутреннее удовольствие… Её немного покачивающаяся походка, играющая то тут, то там с её оранжевой летней юбкой, расшитой лиловыми и голубоватыми цветами, широкой и легкой, которая при каждом шаге ласкала заднюю часть её бедер, чуть выше колена. Аньес гордилась своей походкой, придававшей ей шарм, легкость и класс, те самые мелкие детали, выделявшие её из толпы других женщин. Свои относительные небольшие размеры она компенсировала изрядным шиком, осанкой. Пьер часто, когда они вместе гуляли, небрежно позволял ей сделать несколько шагов вперёд, чтобы он и другие мужчины могли получить удовольствие от вида её хорошеньких ягодиц, перекатывающихся под юбкой и покачивающихся бёдер… слева направо в движении, вверх и вниз, когда она специально поигрывала мускулами попки… Многим, очевидно, очень часто хотелось вдруг схватить Аньес за её ягодицы обеими руками, вот так, прямо посреди улицы, настолько радовало их это зрелище и этот вид. Аньес всё это прекрасно знала, но делала вид, что ничего этого не видит, хотя внутри неё тем временем нарастало невероятное желание, чтобы хоть кто-нибудь сорвал с себя маску приличия и затащил её в какой-нибудь подъезд или двор и грубо трахнул там… до изнеможения.

Аньес думала обо всём этом, пока управляла машиной. Дорога показалась ей длинной. Луч света, потому что уже десять добрых минут ей приходилось ехать с ближним светом фар, забрызгивал кусты и деревья на каждом повороте. И Бог его знает, есть ли столбики ограждения на этой дороге, особенно после Круа-де-Перш, где дорога ещё больше сужается и постоянно резко поворачивает из одной стороны в другую… А вот и этот перекресток ниже деревеньки «Л»… Ещё пять километров после неё, несколько поворотов и она будет там, на месте назначения…

Как только Аньес покинула главную дорогу, подъем стал круче. На повороте, сама того не предвидя, она вздрогнула, и сердце её сильно забилось. Прилив жара снова накрыл её тело, поднялся к её лицу, прежде чем прокатиться по её животу и вспыхнуть между бёдрами. Она только что узнала это место… а там та самая роща… и сразу за ней маленький амбар или, точнее, "винный дом", где всё произошло в тот день…

— "Вот, вот, вот, – сказала она вслух -… там, где три года назад, 14 июля, трое молодых голландцев ввергли её в худший разврат, на который только способна женщина. В тот день, посреди жаркого дня, она остановилась, чтобы оказать помощь одному из трех молодых юношей, упавшему с велосипеда в нескольких десятках метров перед ней… Аньес сохранила память об этом эпизоде сильной, яркой и нежной картиной, всплывшей перед её глазами. (См. эпизод: ''Авария с тремя молодыми голландцами'')

Аньес осторожно завела правую рукой под юбку, её промежность была мокрой. Она чувствовала, как внутри её бедер слиплась кожа, без сомнения, из-за того, что она сидела в кожаном кресле машины и не было никакой вентиляции в районе бёдер. Вечерний воздух, врывающийся в салон через отрытое окно, не достигал этой части её тела. И потом, подумала она, это было также связано, без сомнения, из-за её неуёмного желания, которое не покидало её с тех пор, как она выехала из дома… Она на мгновение забылась, играя своим телом, сжимая и раздвигая бедра, последовательно… Это подействовало на неё, как увеличение оборотов двигателя автомобиля, который под действием акселератора в ритме движений бедер Аньес менял скорость… и заставило улыбнуться. Аньес проделала эти манипуляции ещё два или три раза, чтобы посмеяться над произведенным эффектом…

Ей снова невольно пришла в голову сцена из эпизода с тремя молодыми голландцами, о которых она только что вспомнила. В тот день её хорошо отымели. После того, как она оказала помощь тому парню, который упал с велосипеда, он вместе с друзьями трахал её в роще, потом в сторожке виноградаря более двух часов, поочерёдно один за другим и даже потом втроём все вместе… Снова их образы атаковали её. Тогда впервые в жизни она приняла два члена одновременно в свою вульву… Правда, это были молодые мужчины, почти ещё подростки, ещё не трахавшиеся, практически девственники, их нельзя было назвать мужчинами расцвете сил, их детородные органы ещё не полностью сформировались, так что они легко засунули одновременно свои членчики в её женскую дырочку… но это было нечто. Взрыв сознания. Даже если с тех пор она несколько раз переживала подобное (см. сюжет: ''В бане каменщика''), то тот первый раз ей не забыть никогда.

Затем Аньес подумала о своей вульве. Она одновременно и стыдилась и гордилась своей женской щелью. Симпатичная щель, часто желанная теми, кто имел возможность её увидеть и полюбоваться. Вульва, которая всегда вызывала удивление размером отверстия, которое она открывала. Аньес частенько смотрела на свою щель, прямо или в зеркало, особенно когда была моложе, и чаще всего сама удивлялась размеру своей дырочки. Ей даже стало немного тревожно, когда она расширила её своими огромными фаллоимитаторами до таких невероятных размеров. Следя за этими изменениями, насколько её дырка стала внушительно зиять, всё, что она могла сказать себе, да и мы тоже, так это то, что Аньес никогда не сможет найти для неё член по размеру, способный полностью заткнуть такое невообразимое отверстие!… И что даже вставив в него два стандартных, средних размеров мужских члена, всё равно останется место для двух или даже даже трех пальцев… мужских или женских. То есть туда смело можно засунуть изящную женскую руку. Вот такой вот размер отверстия между ног у прекрасной Аньес…

Фары её автомобиля освещали два столба у ворот во двор фермы. Поглощенная своими мыслями, она не заметила, как добралась до усадьбы семейства Жувино. Едва войдя внутрь, Аньес поняла, что весь двор захламлен машинами, прицепами и сельхозтехникой, настоль беспорядочно, вплоть до того, что ей пришлось оставить машину возле ворот и идти пешком до дома. Она осталась в летних башмачках, из тоненькой кожи, в которых так красиво смотрелась её нога… Аньес провела по ней рукой – земля была грязной, мокрой от дождей последних дней и изборожденной колесами машин… Её левая нога снова глубоко погрузилась в грязную колею. Вскоре она оказалась по щиколотку в дерьме и грязи…

Аньес подошла к двери, её туфля была полна склизкой грязи… Она ненавидела себя в такие моменты жизни, когда к ней прилипала грязь, и неважно, откуда бы она ни пришла, и от кого… Она заметила кран с водой, он торчал из стены, справа от подъезда, как это частенько встречается возле входных дверей на фермах. Она подошла прямо к нему, поставила свою сумку на подоконник рядом и обмыла испачканную ногу струей холодной воды, не снимая туфлю. Под напором плохо регулируемой струи, которая беспорядочно разбрызгивала воду вокруг, грязь быстро сбегала вниз, на такую же грязь. Грязь к грязи… Аньес вынула ногу из туфли и пошевелила пальцами ног, чтобы хорошенько промыть их под струей воды. Её лёгкое летнее платье полностью промокло от брызг. «Жаль, что о обо мне подумают эти добрые люди, – сказала она сама себе, – но мокрая ткань освежает гораздо лучше, чем эти брызги!» А так как Аньес ненавидит диспропорции и асимметрию, то она быстро опустила под струю воды и другую ногу, оставшуюся более-менее чистой, так что ощущение влажности и свежести было двусторонним и уравновешенным… Поскольку ей нечем было вытереться, она попеременно и энергично встряхивала ногами, чтобы смахнуть с кожи как можно больше воды. И, затем, повернувшись ко двору, чтобы вернуться к входной двери, она снова, в ярком и резком свете прожектора, установленного над дверями, поразилась сюрреалистической картине вокруг себя – сельскохозяйственные машины разной формы, беспорядочно расставленные на подворье, как будто они были давно брошены хозяевами, на веки вечные. На мгновение они показались ей грозными монстрами из фильмов ужасов. «Всё равно, – подумала Аньес, – все эти машины в таком беспорядке болтаются здесь уже давно, а ты никогда не знаешь, куда едешь!» Она стояла перед дверью. Постучав для проформы, как всегда делают на таких фермах, Аньес не стала ждать ответа и, нажав на защелку двери, вошла внутрь…

Войдя в огромный зал, служивший, как и во всех крестьянских домах, одновременно столовой, гостиной, кухней и, очень часто, спальней. Внушительных размеров деревянный стол, длинный и грубый, стоял в центре комнаты, параллельно огромному камину, внутрь которого можно было легко войти стоя, не пригибая головы. Со стола ещё не убрали, и на столешнице валялись грязные тарелки, большие суповые кастрюли, пустая посуда, засаленные стаканы, пустые винные бутылки, остатки еды, яблочные очистки и скорлупа от грецких орехов… Десять-двенадцать гостей, пятнадцать, может быть, только что вышли из-за стола… ну, по крайней мере, не так давно.

— Ах, бедная моя крошка! — послышался голос, доносившийся из глубины комнаты, и внешнего вида его автора ещё невозможно было увидеть, — вот и вы наконец! Надеюсь, вам не составило большого труда приехать к нам из вашего далека… Эти великовозрастные придурки разбросали оборудование по всему двору, просто дикари! Я им говорю: как вы думаете, когда медсестра приедет к нам домой со всем своим медицинским снаряжением, то как она проберётся через всё то барахло, что вы расставили во дворе!

Голос теперь обрёл форму: это была высокая, неплохо сложенная женщина с «хорошим фундаментом», если судить как по её твердо стоящим на земле нижним конечностям, так и по широким плечам и массивному телу… На вид ей можно было дать лет 60–70, настолько её старила одежда, хотя прическа с шиньоном и её узловатые и толстые руки придавали ей немного женственности. Однако в её чертах в желтоватом свете лампочки из под тканевого абажура было что-то трогательно женственное и сдержанное, даже красивое… в некоторых жестах её мимики… Подойдя к Аньес, женщина тотчас же оценила «состояние» Аньес с точки зрения допущенных ею «оплошностей»:

— Ох, сударыня, бедняжка моя, боже мой, в каком вы состоянии! Нет, но как же вас так угораздило вляпаться в нашу грязь!.. Боже мой, надо было пройти мимо луж! О, но я говорила им, чтобы они навели порядок во дворе! Хотите переодеться и высушить ноги? О, мой Бог! Простите нас, моя дорогая барышня…!

Она, не переставая, извинялась минут пять…

— И также простите за беспорядок в доме, но сегодня последний вечер сбора винограда, так что, сами знаете, у меня столько дел!.. А ещё и с больным дедушкой на шее!.. Он там, мы туда дедушку определили… – женщина указала на кровать в конце комнаты. – Я знала, что это произойдет, говорила то же самое сегодня вечером доктору… Сами подумайте, моему тестю 88 лет, а он в эти последние дни тоже напивался каждый день, наравне с этими молодыми сборщиками винограда… Это было слишком для его возраста! Это было похоже на инфаркт, не так ли!..

Аньес к тому времени уже достала свой белоснежный халатик и снаряжение. Когда она увидела старика, лежащего там, в углу залы, спящего, а может быть и в бессознательном состоянии, она поняла, что её ждёт достаточно длинный вечер и что ей придется сделать серию инъекций с небольшими интервалами после первого укола. Туанетта, так звали хозяйку дома, была сильной женщиной, которую не пощадила жизнь: муж её умер молодым от чрезмерного пьянства, сын лет тридцати пяти бесстрашно отправился по стопам своего отца… И все же ей было чем гордиться на склоне лет – у неё была добротная ферма с прекрасными виноградниками в Нижнем Божоле, и в семье Жувино, несмотря на все трудности, любили приговаривать: "Как хорошо жить на солнышке!"…

После добрых получаса возни со стариком, который ничего не заметил, Аньес встала и подошла к раковине, чтобы вымыть руки, сказав:

— Ну, теперь он пусть отдохнет, лекарство окажет седативный, успокаивающий эффект. Ему понадобится еще одна серия инъекций через два часа и более медленное вливание, а затем ещё одно через двенадцать часов… Я не собираюсь спускаться вниз, в город, чтобы затем снова возвращаться к вам, оно того не стоит. Пожалуй, я подожду тут, у вас, если вы не возражаете.

В комнате теперь всё было чисто и опрятно. Хозяйка в мгновение ока всё поставила на место, подмела и вымыла, пока Аньес ухаживала за стариком…

— Не хотите ли выпить что-нибудь, – спросила Туанетта. — У нас сегодня вечером все празднуют окончание сбора урожая… После ужина осталось сделать последний пресс… Потом все, по обычаю, отмечают праздник молодого вина. Этим вечером, чтобы вино получилось хорошим, они, как обычно, собираются устроить небольшую вечеринку! Представьте, у них уже давно не было возможности повеселиться, ведь они каждый день вкалывали на виноградниках с шести утра и до заката. Знаешь, дни для них были долгими! Вот, когда вы приехали, я как раз заканчивала готовить для них корзинки с пирожками. Сейчас без десяти десять? —сказала она, глядя на часы, – наверное, они закончили работу, мне пора отправляться к ним… Пошли со мной, дедуля может побыть один несколько минут?

— Конечно, – сказала Аньес, снимая халатик, – нет проблем… Неважно! – И прибавила с ноткой озорства! – А потом, куда ты хочешь, чтобы он отправился, после тех уколов, которыми я его обколола!

Это замечание позабавило их обеих. Праздник урожая не вызывал никакого отторжения в сознании Аньес. Она столько раз слышала об этой традиции последнего вечера сбора урожая, но так до сих пор и не имела возможности по-настоящему с ней познакомиться… Правда, она также знала, что этот праздник частенько служит для многих виноградарей и сезонных рабочих поводом для довольно продолжительных возлияний и питья, и хотя это было совсем не «её ума дело», но она имела широкий ум, позволяющей ей благосклонно относиться ко всему новому и неизвестному ей до сих пор и принимать то, что не вполне соотносилось с привычным для неё укладом жизни. Проще говоря, она никогда не отказывалась попробовать новое блюдо, даже экзотическое! Любопытство её в тот вечер не на шутку разыгралось, поэтому она приняла предложение Туанетты отнести корзины с едой к сборщикам винограда…

Продолжение в следующей истории.