Сексуальное воспитание по-деревенски – 5

В субботу можно поваляться, потакая своей лени. Известно же, что эта особа родилась раньше любого из представителей рода человеческого. Тем более, что и из маминой спальни не раздавались звуки ранней побудки. Всё же маман с подругой вчера хорошо посидели. А тем, кто в теме, известно, что чем лучше тебе вечером, тем хреновее утром. Перефразируя одну песню можно сказать: Как омерзительно в России по утрам… Знаем, проходили. Вот с той самой поры и потребляю весьма и весьма умеренно. О, идея! Дабы отсрочить неприятный разговор, а он обязательно будет с полным разбором полётов, надо позаботиться о мамином пробуждении. Не в том смысле, чтобы попытаться разбудить её раньше времени, а чтобы к моменту подъёма приготовить антипохмелиновое блюдо. Хаш. Это что-то навроде нашего холодца, только в горячем виде. Косточки с хрящиками, вываренные до чистой кости, заправленные чесноком и перцем. Вещь! Я и без похмелья люблю. Бабуля разбаловала дитятку. Решено, встаю и начинаю действовать. А может мама и не заметила ничего, не поняла? Надежды, конечно, призрачные, но чем один из сотрудников преисподней не шутит, пока шеф противоположного ведомства спит. Ну уж нет, не прокатит. С раннего детства, вместе с маминым молоком всосал, что мама знает всё и про всё. “И никуда не спрятаться, не деться, бежать что толку от судьбы…”

Напевая эту песенку исполнил обязательную утреннюю программу умывального процесса. И на кухню, священнодействовать. Не считаю себя великим мастером ножа и половника, но кое-что могу. Не шеф сковородок и кастрюль, но изредка и они меня за босса держат.

Мутный взгляд, всклокоченная причёска, нетвёрдая походка – утренний портрет мамы после посиделок.

И это чудо чудное, диво дивное, шаркая тапочками по полу, не в силах поднять ноги, продефилировало в ванну, пошумело водой и выползло на кухню. Глазоньки слегка приоткрылись и смогли донести до хозяйки информацию о том, что кто-то весьма похожий на её ребёнка чего-то там кашеварит. Потянула носом вкусный запах.

— Это что?

— Хаш. Для болящих с похмелья женщин.

— Хватит издеваться, паразит. Ой, мама, как мне хреново!

Сидит за столом, подпёрла голову рукой. Халатик распахнулся, одна титечка высунула любопытный глазик-сосок наружу: А что это вы тут делаете? Да ничего мы не делаем. Собираемся вот мамочку привести в порядок. Поправить ей здоровье. Титечка подмигнула глазиком соска, снова прячась за отворот халата: Ню, ню. Лечитесь, бедолаги.

Молча налил немного, на донышке стопки, простой водки. Мама держит её на случай стряпни хвороста, чебуреков и прочих вкусняшек, где требуется хрустящее тесто. Мммм, люблю! Особенно чебуреки. Это не общепитовские, где мясо обозначило своё присутствие запахом и на этом всё. В маминых чебуреках мясо по полной норме. Сочное, вкусное. И сам чебурек полным-полнёхонек мясо-лукового сока. Ну да эта та самая лирика, от которой во рту скопились слюни. Благо не закапали на пол, как у бабкиного Барбоски, когда видит косточку, а дотянуться до неё не может. Собака, мля, Павлова.

Подвинул маме тарелку парящего варева, стопку водки.

— Выпей и поешь. Полегчает.

— Оохх-хо-хо! Какие дуры! Сколько мы, интересно, выжрали?

— Ма, после посчитаем. Пей и ешь.

— Да не хочу я, кусок в горло не лезет.

Не знаю, как насчёт куска, но попробовав первую ложку, маманя заработала ею со скоростью роторного экскаватора. Тарелка мигом опустела.

— Уффф! – Мама отвалилась от стола. – Наелась, как дурак на поминках. В пот кинуло.

— Ешь – потей, работай – мёрзни. Народная мудрость. Дарю. Цени.

— Спасибо, радость моя. – Мама чмокнула меня в лоб, будто маленького. О том, что так же целуют при прощании, думать не хочу. – Наверное, я пойду поваляюсь. У тебя какие планы?

— До пятницы я совершенно свободен. А что ты хотела?

— Почему до пятницы? А, да. Пятачок, типа. Нет, ничего такого. Думаю, может заняться ПХД?

— Ма, а оно тебе надо? Отдыхай.

Маменька завалилась в спальню и вскоре засопела, уснув. Устала, бедолага. Поработай-ка ложкой с такой скоростью, устанешь. А сыночек на свою кроватку завалился, книжку вумную почитать решил. Политическая экономия называется. Сдавать скоро, а из всего курса запомнилось лишь две формулы: Товар-деньги-товар и деньги-товар-деньги. А принимает Владимир Николаевич Шкандыль Нога. А по трезвянке это зверь, не препод.

Читал, читал и не заметил, как отрубился.

“Опять мне снится сон, один и тот же сон”…А во сне передо мной стояла женщина. Её лицо непрерывно менялось. То это была Ирка, то мама. И она, эта похожая и на маму, и на Ирку женщина, делала мне минет. Делала искусно, умело. Делала так, что не было возможности себя сдержать. Я и не сдержался. Застонав от удовольствия, избавился от напряжения, заполнив рот женщины семенем.

И проснулся. Успел подумать, что срамота получилась, как у подростка. Теперь придётся трусы стирать. А дальше никаких мыслей, одна оторопь. Сон оказался, как говорится, в руку. Точнее, в рот. В мамин рот. Потряс головой, думая, что всё ещё сплю и всё это мне снится. Ничего подобного. Вот она, мама, слизывает с головки капельки спермы. Слизала, оглянулась.

— Проснулся, соня? Ну и здоров же ты спать.

Заметив, что я пытаюсь что-то сказать, нахмурилась, сказала строгим маминым голосом, каким всегда строжилась

— Молчи! Скажешь хоть слово – пришибу!

Ух, ты, страсти-то какие! Пришибёт она. С её-то ростом и весом. Да у бабули в деревне бараны больше весят.

Первая оторопь прошла. Принюхался. А от маменьки явно спиртным попахивает. Неужто водочку допила? Точно. Сама подтвердила.

— Я проснулась, а ты спишь. Мне стало скучно. Пошла на кухню, а там водка на столе стоит. Ну я и того… Маленько выпила. А к тебе зашла, а ты спишь. Одеяло сбилось, а ты без трусов. И это, – мама глупо хихикнула, – у тебя стоит. А я же пьяная такая дура. Я же целовала когда-то твою писюньку. Вот и подумала: А почему я не могу поцеловать сынову писю сейчас. Ну и… Осуждаешь?

И смотрит на реакцию. Глупая, совсем глупая мама. Разве можно её за что-то осуждать? Эх, жаль только что кончил. Теперь минут двадцать ждать нужно, пока встанет. Ну, мля, я и дурак! Есть же иные способы.

Завалил маму на спину, она и охнуть не успела. Рывком содрал с её попы пижамные штаны, раздвинул ноги.

— Пашка! Пашка! Что ты делаешь? Сдурел? Пашшшаааа!

Чисто выбритая писюня манила ароматом возбуждённой женщины. Большие губы, блестевшие смазкой, слегка разошлись, обнажив малые, пока ещё слипшиеся губки. Гребешок курочки. Провёл языком по лобку. А писю-то мама только что побрила, не позже, чем пару-тройку часов назад. Не спонтанным было решение прийти к сыну, обдуманным. Но кто я такой, чтобы судить мать? Ну, с почином, что ли! Поцеловал меж губок. Поцеловал в засос. И дал волю языку. Слизывал выделяющуюся жидкость, ласкал клитор и малые губки, старался проникнуть языком в глубину писюли. Туда, откуда пару десятков лет назад вышел на свет.

— Пашшшаааа!!!

Выгнувшись почти на мостик, мама крепко сжала бёдра, руками вдавила голову в промежность, будто стараясь загнать непутёвого сына туда, откуда он появился. Несколько судорожных движений, короткий всхлип и расслабленность.

— Пашка, скотина ты такая, – мама засмеялась, – я ведь кончила. Да так, как сто лет не кончала. Паш, ты на меня обиделся?

— За что?

— Ну…Ты же…

— Мам, я пока не готов.

— Паш, тебе помочь?

— Ма, давай полежим.

Мама положила голову мне на плечо, прижалась. Её рука так и не отпустила слегка вялого товарища, завладев им единолично.

— Пашк, я дура? Паш, ты вот и с Иркой, и с Идкой. Не отрицай, я знаю. Идка сама сказала.

— И с бабкой.

— Чтоооо?- От материного голоса зазвенело оконное стекло. – Ты и бабку успел оприходовать? Какой же ты кобелина! А я, дура, ещё раздумывала: инцест, да что люди скажут, да как же…

Мама уже не лежала. Она сидела, сложив ноги калачиком и гневно обличала развратного меня, вспоминая все мои прегрешения, начиная с младенчества.

Она говорила, а я любовался на раскрытый бутончик. Очень соблазнительная поза, сидеть по-турецки. Писюня раскрывается, ноги широко разведены и ничего не мешает любоваться этим чудом, созданным природой на радость мужчинам. Гомикам и импотентам это, безусловно, не интересно. Ну так я-то нормальный парень. И от маминых ли разборок, от созерцания ли маминой прелести, у меня встал. Перебил маму, заставив замолчать на середине тирады

— Мам, а знаешь, что мне снилось?

Мать поперхнулась, замолчала. Слишком неожиданный переход.

— Что?

— Что ты стояла на четвереньках, вот так.

И постарался поставить маму в, как говорят, коленно-локтевую позу. Впрочем, без маминой молчаливой помощи ничего бы и не получилось. Проще говоря, мама сама встала на четвереньки, выставив попу.

— Так? Ох, Пашка! Отрастил, скотиняка! Тише ты!

Мама стоит рачком, а я наяриваю. И чем её пизда отличается от пизды Ирки, Идки и бабки? Ничем. Разве что осознанием того, что это мамина пизда. Пизда, пиздюля, пиздюлечка, пиздюленька. Плотно обнимает ствол малыми губками, впускает член в себя, отзывается на вторжение всхлипами выходящего воздуха. Ну, мамочка родная, держись! Не скоро кончу.

— Паш, Пашка! Дай я лягу. Затекло всё.

Помог маме снять пижаму. Она легла на живот, раздвинула ноги и приподняла попу.

— Паш, не спеши. Хочу долго.

Долго, так долго. И мы занимались этим делом действительно долго-долго. Я всё не мог кончить. перевозбудился. Такое бывает.

Извлёк настрадавшийся член. Вроде бы кончить надо, а спустить не могу.

— Паш, хороший мой, ты меня измучал. Давай отдохнём. Потерпишь?

Не лёг, упал, рухнул на кровать рядом с мамой. Укатали Сивку крутые горки. Дыхание, будто кросс на червончик пробежал. В горле всё пересохло. Еле отдышался. Отдых незаметно перешёл в глубокий сон. И вновь приснилось, что женщина, теперь уже точно мама, делает мне минет. Проснулся. Дежа-вю. В комнате уже достаточно светло. И мама, оседлав сыночка, сосёт ему член, одновременно стараясь провести своими половыми губками по лицу сыночка. Подтянул поближе мамину попу. Всю бы жизнь так будили. Лизнул раскрытую раковинку.

— Ох, Пашка, какой же ты ещё дитя! – Бабуля обняла, прижала к себе. – Спи, мой хороший.

Уснёшь тут. Бабкин вопрос всколыхнул воспоминание о нас с мамой. Вот ещё к нашему треугольнику прибавился четвёртый угол – мама. Ну да, переспали мы, когда на сессию ездил. Месяц же дома жил.

Рассказать, что ли, старой, про нас с мамой? Да ну нафиг! Скоро мать приедет, сама и расскажет. Вот порезвлюсь-то, огуливая трёх баб. Надо подготовить бабулю, уговорить её, чтобы помогла поставить раком всех трёх в раз.

Мечты, мечты… Говорят, что иногда мыли становятся вещественными. Если о чём-то сильно мечтать, оно и сбудется.

Поворочался. Бабка сонным голосом спросила

— Что не спишь? В туалет надо?

— Ба, послушай, что скажу. Я же на сессии дома у мамы целый месяц жил…