Сексуальное воспитание по-деревенски – 7

Сижу, никого не трогаю, чифаню помалу. Танюха чего-то сварганила, вот я из кастрюльки и почерпнул. Там много, хватит на всех. Жрачка нормальная, только посолить забыла сеструха. Это не беда. Бабуля утверждает, что недосол на столе, а пересол на спине. Это вроде как ежели пересолишь, то и на голову могут вывалить такую еду. Уже почти доел, тут Танюха вернулась из магазина. Это её задача по доставке продуктов: хлеб, сахар, крупы и прочее. Мясо, молоко, яйца и всё остальное, что даёт подсобное хозяйство, у нас своё. В том числе и овощи, из которых сестра сварила что-то вроде овощного рагу.

Танюха выложила продукты, рассовала их по местам, в комнату пришла.

— Паха, ты что делаешь?

— Ем. Не видно, что ли? Кстати, спасибо, сеструха. Вкусно. Только не солёно вовсе.

Таньку на хи-хи пробило. Какое хи-хи? На ржач полный. Смеётся, кобыла бельгийская, едва за живот не хватается. Ажник слёзы выступили. Слова сказать не может. Психанул малость.

— И чего смешного в том, что человек ест?

Танька малость успокоилась, сквозь смех отвечает

— Паш, я…Ой, не могу! Я, Паш, это…Мамочки! Уписаюсь!. ..Паш, это я поросяткам сварила.

— Чтоооо?! – Подпрыгну на месте. – Это тыыы? Поросятам? А я ем?

Гнев очень плохой советчик. От моего крика сестра должна была описаться на месте, а она, сучка, лишь сильнее ржать стала. Головой мотает, пытается что-то сказать. Успокоилась.

— Паш,. ..Ик! Мама!…Пашуля, это же не я тебе…Ик! Ой!…Ты же сам себе наложил.

— Предупреждать надо.

Почти успокоился. И что из того, что поросяткам? Они же у нас молочные, месячные. Им бабка, как детям малым варит, только лишь не солит, потому как животинам нельзя. А себе не из тех ли продуктов варим?

— Как предупреждать?

Уже Танька возмутилась

— На кастрюле бы написала.

— Ага. Паша, не ешь, это поросяткам. Не объедай животинок. Так, что ли?

— Ладно, проехали. – Кусочком хлеба выбрал остатки. – Должна будешь.

— Паш, я правильно поняла?

И кофту задирает. Ну а как иначе можно отработать грехи и прочие косяки? Натурой, ессно.

— Ко мне иди. На коленки садись.

Танька ко мне на колени села, грудь свою голую выставила.

— Паш, титьки поцелуешь?

Тити у сеструхи классные. В меру твёрдые, в меру большие. Сосочки розовые и оченно отзывчивые на ласку. Вот не успела кофту задрать, а они уже затвердели, напряглись, прямо так и просятся в рот. И как такое чудо пропустить и не поцеловать, не пососать? Тем более сладкое после еды положено. А слаще сестричкиных титек только Идкины. Ну, ещё мамины. О, бабушкины забыл. Все вкусные, пусть и рознятся слегка. Конфеты вон тоже разный вкус имеют.

— Куда я денусь? Чо у тебя тут за узелки на юбке? Никак развязать не могу?

— Паш, раздевайся. Сама развяжу. Деревня ты, братик, простой узел развязать не можешь.

— Я больше привык все эти узлы разрубать.

— Ну да, просто герой. Имя только другое. И узел не гордиев. Разделся? Упал и не дёргаешься. Соски сосал? Теперь моя очередь сосать. И не вздумай жопой шевелить. Я сама.

Что я могу сказать? Не оскудела земля наша талантами. Несть им числа и переводу. Не спрашиваю откуда у сестры такие умения в минете, дабы не вдаваться в ненужные мне дебри. Умеет и ладно. Танюха сосёт, старается. Кофточку снимать не стала, лишь юбочку да трусики. Лифчик умело вытащила через рукава. Как-то попробовал приколоться. Танюха мне лифчик свой одела, а я его попытался таким же образом, как она, извлечь. Это даётся от природы. Научиться этому нельзя.

Татка не просто сосёт, она манипулирует членом. Заставляет орган достигать наивысшего напряжения, подводит к оргазму, потом – Раз! – что-то сделает и ты уже не хочешь разрядиться. Ты хочешь продолжения действия, а не его финал. Иной раз раздуреется, головку прикусит и смотрит, заведёт глаза под лоб, как я реагирую. Да никак. Знаю, что не откусит и больно не делает. Не дай бог что случится, остальные женщины ей такое устроят, что и во сне самом страшном присниться не сможет. Их много, а член один. Как у нас в курятнике. Куриц полно, а Эрдоган один. Ходит, бородкой трясёт, гребешком покачивает, квохчет важно. А уж как орёт! На весь наш край слышно. Идка, когда кончает, так не орёт. Хотя из всех женщин она самая горластая. Певунья голосистая. Мало горластая, так ещё и с голыми сиськами.

Оттолкнул сестричку

— Танька, ведьма, всё! Хватит из меня верёвки вить. Ложишь и свою манду подставляй. И учти: пока ори раза не кончишь – не отпущу.

— Ой, напугал-то как! Трясусь вся.

Видать с испуга Танюха завалилась на кровать, задрала кофту так, чтобы титьки были на воле, и ноги задрала в потолок, ещё для верности их руками придерживает. Мало ли что. Вдруг в самый пикантный момент возьмут и распрямятся, весь кайф обломают. Придержать всяко вернее будет. Пашке, опять же, поле деятельности открывается широчайшее. Нет, вовсе не такая уж у сеструхи муня широкая. Просто Танюха, широко раздвинув и задрав ноги, открывает доступ к самому сокровенному. Те времена, когда прятала, давно прошли. Сейчас напротив соревнование идёт: чью манду Пашка раньше заметит.

— Паш, я даже подмыться не успела, как с магазина пришла.

— Ничё. Нормально.

— Ты хоть трусами моими утри.

— Да нормально всё, говорю. Чистая ты. Только течёшь. Хочешь?

— Дурак! Хочу, конечно. Аааууу! Пашка! Ну нельзя же так! Предупреждай! Я же так сразу кончу.

Это я присосался к сестричкиной кунке поцелуем. Французский, если что. Это когда не только губами сосёшь пизду, но ещё и языком внутри шарашишь.

— Я обещал тебе три раза? Обещал. Вот и кончай.

— Паш, я так не хочу. Я хочу всяко и долго. И на спине, и раком. И сверху тоже хочу. Ой, Паш! Ну не надо! Пашенькаааа!!!

Вытер губы. Дать сестричке передышку надо. Вытер губы и подбородок. Сильно с неё бежит.

— Ну что? Раз есть?

— Дурак! Я долго хотела. А ты -Раз! – и всё.

— Может это ты всё.

— Если бы ты не делал так хорошо, то я бы…Пааашааа!

Пока Танюха возмущалась, раздвинул её ножки да и вставил огурчик свеженький в баночку. Пусть солится. Хотела на спине полежать – получай.

— Паш, Паша! Паша! Не кончай только! Долго хочу!

Танюха изо всех женщин самая жадная. Може по несколько раз кончать. Уже высохнет всё, уже смазку применяем, а ей всё давай да давай. На что Идка охоча до ебли, так и она удивляется. А была Танька такая скромница, такая пай-девочка. Прямо с плаката: спортсменка, комсомолка и просто красавица. Раньше было за титьку не ущипнуть, если дома кто-то есть. А сейчас бабуля с Идкой телевизор смотрят, на одном краю дивана сидят, а на другом краю того же дивана Танюха член у меня из штанов вытащит и оседлает его. Вроде как никто ничего не видит и не слышит. Ну не совсем в открытую. Ночнушкой целомудренно прикроется. Жопу не видно, значит ничего и не делаем. Бабуля с тёткой относятся к этому снисходительно. Молодая, кровь играет, всё накушаться не может. С возрастом аппетит поумерится. Может быть. Бабуля как-то проговорилась, что до родов мужика в спальню не пускала, а после родов из спальни перестала выпускать. По утрам выползал на четвереньках. Коли бы не на работу ему, так и не выпускала бы вовсе. Первенец дядя Вася титьку сосёт, а бабуля у мужика на херу скачет. Видать и Танька в старую пошла. Представить страшно, что будет, если после родов у неё аппетит лишь возрастёт. Заранее мужика её жалею. Спросил как-то про такую перспективу. Танюха засмеялась

— Мало мужа будет, я тебя никуда не отпущу. Гарем у меня будет.

До гарема ещё дожить надо. А пока что сестричка в очередной раз пропела песенку оргазма.

— Ооойййююююййй!!!

Полежала, помолчала, глядя куда-то в потолок.

— Паш, я не представляю, как я раньше жила. Даже вспомнить не могу. Мне кажется, что так, как у нас, всегда было. Не знаю, что маменька бы сделала, если бы узнала, что у нас тут происходит.

— А что бы она сделала?

— Нууу…Не знаю.

— Да ничего бы не сделала. Родня, значит вся в мать. Ты лучше представь, как бы она стояла раком, ты бы её за титьки дюрмыгала, а я бы пёр.

Танька засмеялась.

— Пашка, злыдень! Разве маму можно?

— Кому мама, а кому просто ещё одна манда.

— Так тебе она тётя.

— А Идка кто?

— Хм. Тоже тётя. А тётя Таня восве мать. Да, Пашка, хорошо ты устроился. Столько баб, прямо султан.

— И не говори. И каждой ведь надо внимание уделить, каждую удовлетворить. Бедная моя головушка! Сбегу, как есть сбегу. В монастырь.

— В женский. И не пойму, при чём здесь твоя голова, когда трудится головка? Кстати, Паш, кто-то обещал три раза. Ты не помнишь кто?

— А сколько было? Два?

— С чего это два? – Танюха возмутилась. – Один.

— Как один? А куни?

— А куни не в счёт. Это совсем другое. Ты обещал продрать три раза. То есть до трёх раз. То есть обещал мне три оргазма. И где они? Трепач ты, братик. А я ещё его кормлю.

— Ага. Поросячьим кормом.

— Мог бы не хапать что попало, меня дождаться. Я котлетки курячьи сделала, пюрешку, салатик в холодильнике стоит. И суп рисовый с фрикадельками, как ты любишь. А ты меня обидел, не стал есть, что наготовила, свинскую еду жрать начал. Я обиделась.

Танюха демонстративно отвернулась. Придётся примиряться.

— Тань, ну что ты? Ну пошутил я. Сам виноват, мог бы тебя дождаться. Ну, извини. Просто так проголодался, что мочи терпеть не было.

— Мочи не было. Наелся?

— Той едой – да. А вот этой – нет.

Завалил Таньку на кровать, ноги ей развёл.

— Паш! Паша! Пашкааа! Это будет не в счёт! Маааммммааа!

И дежа вю. Повторение пройденного. Куни практически один в один с прежним. Разница лишь в том, что вульвочка у сестрички припухла и покраснела. И стала чувствительнее. Это почти как, например, коленку ободрал. Пока не обдирал, не замечал, что она у тебя есть. А как тоненькую шкурочку содрал, так любое прикосновение больно. И как назло цепляешься ободранной коленкой за всё подряд. У Танюхи точно такой же чувствительной вульва стала. Едва прикоснёшься языком, сестра аж подскакивает на кровати. И подмахивает, будто мы с ней трахаемся.

— Пааашшш! Даааа!

То ли порнушки насмотрелась, то ли чо. Мы, кстати, порнушку-то часто смотрим. Особенно прикольно смотреть задом наперёд. Сперма с женщины, а в кино они на тело кончают почему-то, в член мужику заскакивает. Прикольно.

Танюха ноги сжала и для верности ещё и руками вульву прикрыла.

— Скотина ты, Пашка. Братом ещё называется. Я не так хотела.

— А как?

— Ну, чтобы ты меня…

— Что я тебя?

— Выебал! Доволен? Так что это опять не в счёт. За тобой ещё два раза. И поторопись. Скоро Ида с работы придёт.

— А я при чём? Это ты барыней развалилась, сил нет.

— У кого сил нет? У меня?

Просто вспышка негодования. Едва не спалила молнией, что сверкнула в глазах.

— Ну не у меня же. Что, есть силы? Ты сверху хотела? Садись.

Танюшка мигом забралась в предложенное седло. Уселась и поскакала. Это одна из её самых любимых поз. Если не считать позу на боку. Или ещё на спине. Раком тоже нравится. Только она настойчиво продолжает называть эту позу заграничным словом догги-стайл. А по мне так хоть как назови, всё одно баба стоит раком. Ну и всякие производные от этих основных поз. Начитались и насмотрелись иллюстраций в книжках, которые поставляют мама, Ида и сама Танюха, когда выбираются в город. Это лишь мы с бабулей, замшелые древности, не интересуемся ничем новым. Раз предки так делали, то и нам сойдёт.

Сестра отскакала, чего-то выкрикнула и сникла, обмякнув. Такое впечатление, что один из конников Будённого Семёна Михайловича выкрикнул:Даешь! – и сник, сражённый вражеской пулей. Легла рядом. Ну точно как в песне

— Ты конёк вороной, передай дорогой, что я честно погиб за рабочих.

Ага, погиб боец. Не совсем, судя по шаловливым ручкам того бойца, которые протянулись совсем не к раненому сердцу, а вовсе куда-то ниже. И не у себя рану ищет, а у меня что-то выискивает. То ли напугалась, что вражий осколок оторвал что-то важное, без чего дальнейшая нормальная жизнь невозможна, то ли желает удостовериться, что осколок просвистел мимо. Уф! Слава богу! Точно мимо. Ну а раз мимо, то можно и потеребить тот отросток. Чем заниматься, пока своя писенька в норму приходит. Всё же не задубелая, как у бабули, пока ещё нежная, мягкая. Натрёшь сдуру, потом сколько перерыв делать. Лучше передышку давать. Да и организму настроиться надо. Это в порно фильмах у женщин, да и у мужиков, оргазм за оргазмом. Ну так там надо в съёмочное время уложиться.А нас кто торопит? Идка придёт?Так она пока в баню, пока поест. Кстати, про баню. Осталось смеситель купить и душ в доме будет готов. Не надо будет каждый день баню топить. Бойлет уже подключил, всё готово. Вон Танюха уже намекала, что неплохо было бы в душевой под струями тёплой воды испробовать какую-то новизну в наших отношениях. Мало ей. Где уже только не испытывали ту новизну. Ни во дворе, ни в дому не осталось такого места, где бы не попробовали хотя бы разок. В сарае тоже не осталось. Сеновал? Фи, это для лохов. Это уже даже не просто примитив, это даже показатель дурного вкуса. Сено во всех местах: в заднице, в переднице, всё тело исколото. Волосы вообще – я упала с сеновала, меня милый не поймал. Благо хоть лобки бритые. Прикинь, как бы смотрелось: на лобке шерсть дыбом и в неё вплетены травинки, соломинки. И как апофеоз всего – ржаные колосья. Почему ржаные? Самая колючая культура. Так, кажется раненый боец, то есть бойчиха, ожила полностью. Пора и мне хотя бы разок испытать то, что называют оргазмом. Как-то привык и научился отсрочивать своё удовольствие ради женщин.

— Танюш, а рачком слабо?

— Паш, сколько разговорить? Неужели трудно сказать: догги-стайл?

— Тань, а в чём разница?

— Красивее звучит.

— Ладно. Догги моя, встань стайлом.

— Тьфу на тебя, придурок! Паш, вместекончим?

— Если получится.

— Паш, я тебя подожду.

Обхватил сестру за животик, прижал к себе. Член, содрогаясь, выстреливает патрон за патроном. Наклонился, Таня голову повернула, губы тянет поцеловать.

— Танькааааа! Любимаяяяяя! Как мне хорошо!

Лежим рядышком. Не хочу ничего. Состояние такое, про которое говорят: не кантовать, при пожаре и наводнении выносить в первую очередь. Таньке, по-моему, тоже ничего не хочется. Даже руками не шевелит. Как накрыла член ладошкой, так и лежит, даже пальцы не сжала. Интересно: вроде как я должен был наказать сестру, продрав её хорошенько. Тогда почему у меня полное бессилие? Кто кого наказал? А эта, не знаю как её назвать, мою сестричку, лыбится. Ожила, зараза, щебечет чего-то. Теребит.

— Паш, Пашка, вставай! Ида пришла.

А вот и тётя в комнату заглядывает

— Привет, молодёжь! Чем это вы тут занимаетесь?

Повела носом, принюхиваясь. Будто так не понятно. Два голых, почти голых тела на кровати валяется. Одно жизнедеятельное, второе с еле видимыми признаками жизни. Вот уж про кого можно спеть

— И боец молодой вдруг поник головой…

Головка тоже поникла. Сейчас минут сорок не будет ни на что реагировать.

— О, успели понежиться. Пашку не спрашиваю, отжеванный. Тань, сколько?

Танюха гордо вскинула руку с тремя оттопыренными пальчиками

— Три! Не считая куни.

— Круто. Тогда пусть Пашка полежит. Жопу мыла?

— Когда? Только кончили.

— Со мной в баню пойдёшь?

— Давай Пашу возьмём.

— Пашка, хватит изображать смертельно раненого. Вставай, трутень. Не ссы, в бане ничего требовать не будем.

Танька благородство проявила

— Я вовсе ничего не хочу. Можно, я сегодня с вами зрителем побуду?

Идка засомневалась

— Точно только зрителем?

— Точно. Пашка мне так всё там натёр, до завтра ничего не захочу.

— Ладно.

После бани плотно поужинали, расслабились у телевизора. Надо же знать, что в стране творится. Вдруг там война, а мы ни ухом, ни рылом. А потом в спальню. Танюха присутствовала в качестве зрителя. Иногда советы давала. Салага! Кого учить собралась? Профессионалов? А что мы с Идой, тёткой моей вытворяли, про то надо отдельно рассказывать. Потом расскажу.

—