Семейная сага

Семейная сага

Алексей с трудом разлепил смёрзшиеся веки и застонал от того, что только что прервавшийся яркий и прекрасный сон его оказался всего лишь сном. Над ним был продавленный снегом полог промёрзшей палатки, вздрагивающей от безжалостных ударов ледяного ветра, хлёстко хлопала в воздухе оторвавшаяся створка, пропуская внутрь жёсткую снежную пыль, которая присыпала всё вокруг.

"Я надеялся, что я не проснусь. Просто замёрзну, умру во сне, и всё для меня закончится" – подумалось ему – "Зачем мне это всё! Неужели нельзя просто взять и умереть… Ведь это так просто!"

Разряженный горный воздух медленно убивал его. Он пошевелил рукой, и ему это удалось, в то время как ноги его не слушались, словно примёрзшие к полу. Впрочем, их он уже не чувствовал. Он знал, что горы убивают, он знал, что эта гора убивает особенно часто и коварно, убивая тех, кто смог её покорить, с невидимой усмешкой мстя за своё покорение. Взобраться на вершину – это ещё не всё, дорогой! Самые умные вовремя повернули назад, а ты, ты захотел победы? Ну, вот ты её получил, а теперь уже мой ход, ход белой холодной королевы. Составишь слово "вечность" из четырёх букв?

Обессиленный, он слишком медленно спускался с вершины к штурмовому лагерю, и непогода накрыла его на глубоком снежном склоне. Хорошо, что он взял с собой небольшую палатку и успел забраться в неё. Впрочем, это уже не играет никакой роли. Его организм умирал, и он уже понимал, что каждый вдох уносит больше сил, чем даёт кислорода. Следует просто закрыть глаза, и наступит вечность. Вот только вечность не приходила. Алексей шевельнул распухшими посиневшими губами: "Мама! Я люблю тебя…". Он ещё услышал, как злобно зашипел за тонкой стенкой ветер, а потом словно что-то со звоном лопнуло у него в голове.

Алексей сидел на постели, опершись на неё рукой, глядя перед собой невидящими глазами. Посттравматический синдром всё ещё не отпускал его, врываясь по ночам в его сознание жуткими кошмарами наяву, каждый раз со всеми подробностями возвращая его на грань смерти. Алексей наконец поверил, что он дома, в тёплой постели, в которй так приятно вытянуть послушные ноги под мягким одеялом. Слышно, как размеренно тикают старые часы, как рядом в спальне родителей похрапывает отец. Он опустил голову на подушку с болезненной гримасой, и слёзы выступили у него на глазах. Тихие быстрые шаги прозвучали в коридоре, осторожно приоткрылась дверь, и в комнату с беспокойством заглянула его мама, Елена Дмитриевна. На ходу запахивая халатик поверх ночной рубашки, она поспешила к сыну.

— Опять, да? Ты кричал… – Она смотрела на него с тревогой.

Алексей смотрел на неё глубокими голубыми глазами, полными слёз.

— Мама, – произнёс он, и горло его перехватило, переходя на хрип – Я люблю тебя! Я так… Так тебя люблю!..

Он схватил её ладонь и прижал к своим губам.

— Ты знаешь… Последнее, что я помню, была мысль о тебе!

У Елены Дмитриевны тоже непроизвольно сжалось горло. Она смотрела на сына глазами, полными любви и тревоги одновременно.

— Подвинься, – произнесла она, сбрасывая халатик и приподнимая одеяло, ложась рядом.

Слова её прозвучали как-то необычно, таинственно, провоцирующе. Алексей лёг на левый бок, подперев голову рукой. Елена Дмитриевна, пристально глядя на сына, приблизила своё лицо к нему и вдруг прижалась губами к его губам. Мягкая теплота её губ внезапно ударила в мозг Алексею, потому что губы её внезапно приоткрылись влажным сладким приглашением её рта, совершенно недопустимым для материнского поцелуя. Бухнуло в груди Алексея от предчувствия неповторимого, неправильного, запретного! А уже прильнули их рты, раскрываясь навстречу друг другу, и уже легла рука Алексея на гладкое обнажённое плечо матери, и уже произошло немыслимое, когда кончики их языков встретились в запретных ощущениях друг друга, а Алексей почувствовал, как вдруг безо всякого стыда, неожиданно и резко стал наливаться мужской силой его половой член, выпирая из эластичной ткани его трусов. Голова Елены Дмитриевны опустилась на подушку.

— Мама… Мама… – выдохнул Алексей, а его губы уже прижимаются поочередно к закрытым векам мамы, и стало вдруг сосредоточенным её лицо, покрываемое поцелуями сына, вначале осторожными, а затем всё более быстрыми, а зтем за ушком, а затем уже впиваются поцелуи в недопустимо чувственную зону шеи, и уже слышит Елена Дмитриевна, как часто и страстно задышал сын… Почему же молчит она? Вот уже губы его перекочевали с шеи её на плечо, которое пальцы сына уже заголяют, сдвигая ночную рубашку… Жадно дышит сын, а откуда-то фоном, из другой вселенной, доносится похрапывание её мужа Евгения. Её руки обнимают голову Алексея, может, она хочет его остановить? Может ли она признаться себе, что хочет его? Что её женская природа уже берёт верх, когда она прижимается к сыну, повернувшись на бок лицом к нему, потому что это хитрость, чтобы своим полным бедром убедиться в его эрекции?

"У мальчика стоит… У него встало на меня!" – ликует в её мозгу бесстыдная мысль. Она поворачивает его голову, ловит губы, они целуются уже совершенно открыто демонстрируя друг другу свою страсть. Её спина восторженно прогибается под ладонью сына, которая гладит, гладит чувственно, достигает талии, поднимается на бедро, и… Сын узнал её тайну: О, мама! – На ней ведь нет трусиков… На ней нет ничего под рубашкой! Он тянется к её подолу. Настало ли время? Задрать эту ткань, а потом просто уткнуться лицом в Тайну, в запретное, поросшее жёстким ворсом местечко, познать его запах, приникнуть, прижаться губами, войти языкм!. Эта мысль обожгла его стыдом, но если честно, то ведь все сыновья хотят этого… Особенно те, кто прошел смерть.

Нет, она хочет иного, она приспускает рубашку сверху, она целует своего маленького мальчика, прижимает его к постели, нависает над ним, и пусть он потянет ткань за край, выпуская на себя грушевидную тяжесть грудей, и вот уже счастливо мнёт её тити сын и впивается ртом в твёрдый цилиндрик соска!

— Алёшенька!.. Мамочка вылечит тебя…

Глядя на сына грустным и ласковым взглядом мадонны, тянется рука к мужественности сына.

— Ммхмм! – выдыхает от неожиданности сын.

С этого мгновения пути назад нет, его мама предельно ясно выразила свои намерения. Её рука многократно проделывала это с мужем, освобождая того от трусов, прежде чем тот, сопя, забирался на неё. Не выпуская из рук драгоценности грудей, не отрываясь, смотрит Алексей на мать, в то время как её рука обхватывает освобождённый от стеснений вздыбленный член. Охает он счастливо, и раз, и другой, и третий, когда ласковые мамины пальцы ощупывают пенис со всех сторон, оценивая его твёрдость, упругость, размер.

— Ой, мааа… – выдызает Алесей, широко разводя в стороны бёдра, чтобы предоставить искусным пальцам доступ к зудящей, сжатой в тугой комок мошонке – Ма… Ма…

Он помнил, как однажды в юниорском турпоходе, в его палатку ночью пролезла инструкторша, средних лет некрасивая тётка и легла рядом. Они оба молчали, а потом рука инструкторши пролезла к нему в спальник, в штаны, а он лишь ошеломлённо сглатывал слюну, когда рука Изольды, так звали инструкторшу, принялась подрачивать его быстро вскочивший пенис. Потом та убрала руку, встала над Алексеем, спустила свои спортивные брюки вместе с трусами и, держась за член, опустилась на него, пропуская член в себя. Потом была полутьма, теснота палатки, напряжённо дышала ему в лицо скачущая Изольда, мягко причмокивала её вагина, а перед его глазами маячили раздвинутые мускулистые колени с вывернутыми наизнанку, вязко пахнущими трусами. Когда он запрокинул голову, чтобы выдохнуть сдавленный стон, исторгая в Изольду толчки семени, она плотно закрыла ладонью его рот. Однако, когда он уже опустошился, инструкторша продолжала сношать его, хотя он уже извивался от боли в перевозбуждённом члене. В конце концов, она схватила его за волосы и, уткнув его нос и рот в свои грязные вонючие трусы, начала кончать, в то время как его член словно проворачивала хрящеватая мясорубка.

Ооо, это невыразимо! Алексей выдохнул с шумом, когда ласковые пальцы мамы начали поглаживать его мошонку, внезапно обретшую сверхчувствительность выудили одно яичко, потом другое, покатали их осторожно в тесном мешочке.

— О, мама… Мамочка…

— Сына… Сыночек мой!…

Подол рубашки она подняла сама. И её горячее бедро поднявшись, легло на твёрдое как железо, мускулистое бедро сына. Запустив руку за спину, её пальцы нашли живой упругий стержень, аккуратно обхватили его, направили, нацелили в себя этот орган, дающий семя жизни.

— Ты мой, ты мой…

Он не мог поверить в происходящее. Там, за стеной, спит отец. Мамин поцелуй, страстный, бесстыдный, влекущий…

— Не бойся… – это её шёпот.

Она хочет тебя. Её другая рука ложится ему на ягодицу, подталкивает.

— Давай!.. – страстный шёпот – Давай… Не бойся…

Он чувствует, как кончик пениса утыкается в горячую влажную узость. Узенька щёлка пениса раскрывается, со сладким чувством в предстательной железе, выпускает прозрачную каплю смазки. Его бёдра, напрягшись до судорог, подаются вперёд, и головка, освобождаясь из растянутой кожицы крайней плоти, ныряет в духоту спутанных джунглей интимных женских волос, раздвигает припухлость валика тёплых, влажных половых губ и, преодолевая слабое сопротивление, заходит в преддверие влагалища.

— Кхааа – выдыхает он от неожиданности. Потому что Это произошло.

— Ай! – вскрикивает она ошеломлённо.

Тише! Евгений, он может услышать… Но она уже заполняется, медленно наполняется пенисом сына. Раздвигает её плоть предназначенная для этого головка члена. Алёша, Алёшенька, да!.. Она чувствует его внутри, он весь в ней! Они лежат, прижавшись друг к другу, они потрясены. Елена Дмитриевна обнимает широкие плечи юноши. Их интимные волосы спутались на прижатых друг к другу лобках. Ледяная пустыня гор на мгновение проносится в его мозгу, но в этом своём настоящем, он не на горе, он хочет залезть на свою мать. Бухает в груди сердце Алексея. Как же это?! Там ведь папа… Но его член властно хочет своего. Напрягая бёдра, сжав ягодицы, Алексей принимается медленно, смакуя, сношать Елену Дмитриевну. Они тесно переплетены в жаркой близости, и Алексей уже пыхтит от напряжения, шёпотом ойкает его мама, и это возбуждает его. Она хочет ещё, хочет глубже. Перекатывает сына на себя, раздвигает перед ним ноги. Забравшись на мать, Алексей входит в неё до отказа так, что она стонет.

— Ой… Ой… Ой… – шёпотом выдыхают они в такт фрикциям. Их пыхтение слышно из коридора, и уже начинает поскрипывать под ними кровать так, что можно слышать из спальни, где спит их муж и отец. Елена Дмитриевна, со спущенной сверху и задранной снизу ночной рубашке, широко расставив ноги и согнув их в коленях, лежит под обнажённым сыном в спущенных до коленях трусах, чьи мускулистые ягодицы непрестанно двигаются вперед и назад. Если бы Евгений Петрович заглянул в комнату сына, то это зрелище его бы поразило. Он бы смог увидеть, как член его сына по самые яички входит в то самое лоно, которое его породило. И появись отец в дверях его комнаты, Алексей бы не прекратил этот наземной, совершенно невозможный половой акт. Он был весь в этом процессе, он словно бы зачинал самого себя. И не было для него ничего, кроме сладостного движения члена в такой родной, такой любящей вульве, когда ты опираешься локтями о постель и качаешься в напряжённо-сладостной истоме. А перед ним на подушке от его толчков подпрыгивает запрокинутая голова его мамы, наслаждающейся его членом, мотаются по подушке её волосы, её рот с алеющими от возбуждения губами приоткрыт, и выступила испарина над верхней губой. И раздутая от прилива крови, сочащаяся соком возбуждения как перезрелая слива, головка пениса сына, входит до предела в родное влагалище, приминая матку, из которой он вышел. И наступает уже миг, когда вошедшая до отказа головка своим острым концом нащупает устье матки, которое уже пульсирует в оргазме, раскрываясь навстречу горячей головке, которую Алексей вгоняет до отказа, с судорожным напряжением всех сил, вгоняя в раскрытый зев трепещущей плоти одну жемчужную струю за другой, в то время как ноги Елены Дмитриевны замком охватили бёдра сына, с силой вгоняя в себя его оплодотворяющий орган!

И вполне возможно, что отец, понаблюдав эту картину, не предпринял бы ничего. А просто смотрел бы, возбуждаясь от запретного действа до тех пор, пока не выдержав, присоединился бы к атмосфере разнузданной страсти и, пожирая глазами это действо, повысил бы градус своего вауйеристского наслаждения, выпростав наружу свой восставший пенис, чтобы мастурбировать всласть в такт этому запретному совокуплению?

Алексей лежал, задыхаясь на Елене Дмитриевне и никак не мог перевести дух после того, как женская сущность его матери выжала его до остатка, до схлопывания яичек в непрерывной судороге семяизвержения. Всё так же похрапывал отец, которого они только что слелали рогатым. Алексея охватила опустошительная, звериная благодарность. Всё, что он хотел – это припасть к её лону, подарившему ему ничем не выразимое наслаждение.

— Мамочка, я… Я люблю тебя!

И прежде, чем она смогла его перехватить, сын уже припал губами к её раскрасневшейся от бесконечных етительных движений, ещё не остывшей вульве, горячей и влажной от возбуждающих соков. Елена Дмитриевна не смогла оттолкнуть сына, когда её сын издал стон блаженства, погружая язык во влажный карминовый жар растревоженной половой щели. Его нос зарылся в потную поросль лобковых волос, мокрых от пота, в то время как сам лобок раскраснелся, натертый его собственным лобком. Пройдя языком вдоль всей расщелины, в которую только что нырял его пенис, он дотронулся кончиком языка до вздутой пуговки клитора. Елена Дмитриевна беспокойно приподнялась на постели, но потом дразнящие лизания её похотничка заставили беззвучно охнуть, широко разводя и вновь сводя ноги. Её сын жарко сопел, не переставая лизать, в то время как два его пальца скользнули в заполненное спермой влагалище. Елена Дмитриевна зажмурилась, впившись зубами в тыльную часть своей ладони. Муж никогда не баловал её такими изысками, в то время как сын буквально боготворил её цветок любви. Она чувствовала всё возрастающее возбуждение, когда вдруг мерный звук храпа её мужа за стенкой прервался. Она быстро вскочила, оправляя рубашку и бросилась в ванную.

В ту ночь Алексей не спал, он стоял в тёмном коридоре рядом с комнатой родителей. Там скрипела кровать и сопел отец. Алексей стоял, сдерживая возбуждённое дыхание. Через некоторое время начала тихонько постанывать мама, немного фальшиво, просто чтобы потрафить отцу. Не прошло и минуты, как отец засопел громче, поохал немного, а потом тяжко прогнулась кровать, когда отец слез с мамы. Вот он отвернулся к стенке и заснул. Послышались знакомые лёгкие шаги, мама вышла в ванную. Дверь она не закрыла, и Алексей вошёл в освещённое помещение. Защёлкнул дверь.

— Лёша? – недоумённо спросила мама, в её глазах было беспокойство.

Он целовал её, нежно, исступлённо.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива!..

Поцелуи, поцелуи. Его рука скользнула пол рубашку, под которой не было ничего.

— Лёша, пожалуйста!

Но его палец уже отыскал нужное местечко. Он стал её ласкать пальцами, пока не послышались непристойные быстрые чмокающие звуки. Она держала руки на его плечах, она отвернулась, и на лице её была мука. Потом она сидела на унитазе, упершись ногами в дверь, а между её ног была его голова, рука мамы была в его волосах. А он встал на колени и припал ртом к тому месту, где только что елозил отцовский хуй.

— Ммм, Лёша!.. Лёш… Лёш… Лё…

С полным ртом слюны и отцовской спермы, он втягивал и швыркал ртом её клитор. А внутри вовсю работали его пальцы. Она сопела и кусала полотенце. Оргазм застал её с ногами на плечах сына, который уже едва мог дышать, прижатый её рукой к своей промежности.

Однажды он пригласил её в театр. На ней было прекрасное вечернее платье, вызывающее невольную зависть других дам, как впрочем, и её молодой спутник. На сцене кто-то пел, кто-то скакал, блистали разноцветные прожектора, а он смотрел только на свою маму, хоть и украдкой. Поздно ночью на такси они добрались до своего коттеджа. Отец уже конечно, спал, они открыли дверь ключом и оказались в полутёмной прихожей.

— Не включай свет, – попросил Алексей – и не снимай туфли.

Она с недоумением смотрела на него в зеркало. Он приблизился к ней.

— Я хочу тебя, – произнёс он, держа её за плечи – Сзади.

Он ожидал, что она ударит его по лицу, но она лишь побледнела. Они стояли в притихшем ночном доме перед большим зеркалом над столиком. Он снял с неё бусы, расстегнул платье до пояса, обнажая притягательную тяжесть грудей. Груди повисли перед зеркалом, когда он нажал на её плечи, пригибая её к столику. Зашуршал электрически задираемый подол элитного платья. Елена Дмитриевна, опираясь локтями на стол, стояла перед сыном в винтажных эротичных тёмных чулках на поясе, с которыми контрастировали тонкие белые кружевные трусики. Алексею безумно захотелось порвать их, посадить Елену Дмитриевну на столик и лобзать её прекрасные, обтянутые капроном ноги, а затем алчно прильнуть ртом к её возбуждающей писе. Но он лишь нетерпеливо спустил её трусики до повязок чулок. Глядя на её гладкую пышную попу, спустил с себя штаны. Член его уже торчал вперёд, нетерпеливо, с голодным взглядом вишнёвой головки через натянутую крайнюю плоть. Его возбуждённый пенис раздвинул припухлость половых губ, и Елена Дмитриевна с непроизвольным "Ах!" подняла опущенную голову, когда Алексей вошёл в неё. Медленно. Ей нравилось, когда медленно. Потом был полумрак, всполохи далёких фар в окне, частое, прерывистое, жадное дыхание. Раскачивались груди Елены Дмитриевны от сочных шлепков бёдер Алексея по её ягодицам, всё более непристойными были чмоки пениса в возбуждённой вагине. Чувствуя приближение семяизвержения, Алексей останавливался, целовал потную шею мамы, взвешивал в ладонях тяжёлые покорные груди. Смакуя, ощупывал резинки чулок, он понял, что больше не может сдержаться, и извлекая член, залил винтажную эротику ног и чулок стекающими по ним горячими ручейками спермы.

Алексей лежал, заложив руки за голову. Мама привела пальчиком по его губам, шее, груди…

— Мам! – произнёс он счастливо.

— Он мой! – безапелляционно сообщила мама.

Её губы, блестящие от тёмно-красной помады, прикоснулись вздутой головке стоящего члена. Алексей невольно зажмурился, когда нескромные губы совершили путешествие от головки по внутренней стороне члена до самых яичек и вернулись назад. Возбуждённый Алексей тяжело задышал.

— Мам, – заговорщицки прозвучало в тишине – Возьми его!..

— Так?

— Нет, мам… В смысле… В рот…

Елена Дмитриевна хихикнула.

— Ты думаешь, я не делала этого, когда ты был маленьким?

— А сейчас я большой. И мне будет гораздо приятнее.

— Мхамм…

— Ой, бл…

— Не стершивайся, шын…

— Мама, ой, да! Вот… Вот так… Ойб… Ой, блядь!

— Мммгмм…

— Мам, язычком, пожалуйста… Да, здесь!.. О! Ойма!.. Оймм!..

Держит Алексей как драгоценность, мамину голову в руках, и дёргает тазом, и норовит присунуть ей поглубже в рот.

— О! Да! Да!..

И вдруг:

— Ойб… Ой, блядь… ОЙ БЛЯАААДЬ!

Мамины губы вкусно собирают с головки сгустки семени, замирают над её вершиной, а затем выпускают на неё густой поток жемчужной жидкости.

— Тебе хорошо, сын? – спросила она вытирая губы. Она взяла со столика стакан, чтобы прополоскать рот.

— О… Да… Но ты должна научиться… Глотать…

Они не часто оставались одни, и каждый раз это был взрыв страсти. Алексею нравилось брать её стоя. Закрыв глаза, она прислонялась задом к кухонному столу, закрывала глаза, кусала губы, в то время как сын жарко пыхтел внизу, лизал, сношал пальцами, а она держала его голову в своих руках. Потом он нагибал её над столом, входил в неё с долгим удовлетворённым стоном и стеная от наслаждения, сношал, сношал, сношал…

А иногда он заставал её по-быстрому где-нибудь в гараже, они стояли напротив друг друга, и они смотрели значок в зрачок. Она читала в его глазах желание, он клал руки на её плечи, она опускалась на корточки, целомудренно сжав ноги, а он ждал, когда она расстегнёт его брюки, выпуская наружу его стоящий колом член и тут же обовьёт любовно головку члена. Со сдавленным оханьем складывался он пополам, обеими руками за волосы прижимая её к своему паху, пропихивал член между заботливо обёрнутых губами зубов и двигал, двигал членом с сочащейся соком головкой у неё в полном сладкой слюны рту. О, как бурно он кончал, когда кончик её языка щекотал головку его члена снизу, нащупывая растянутую уздечку, а головка выплёвывала и выплёвывала всё новые порции мутно-вязкой липкой жидкости на язык! Хочешь посмотреть? Он открывала рот, и по ярко-алым губам на подбородок стекала сперма, ещё горячая от пылающих яичек…

***

— А, это ты… – разочарованно пробурчал Алексей, когда рано утром в его комнату зашла Дарина, его младшая сестра – Чего тебе?

Он согнул ноги, чтобы скрыть свой утренний стояк. Дарина, в мягкой брючной пижаме осторожно присела на его кровать.

— Я знаю, – не стала тянуть с признанием сестра – Я знаю про вас… С мамой!

Алексей, поморщившись зло глянул на неё.

— И что? – раздражённо спросил он, помолчав – Что дальше?

Дарина внезапно сильно смутилась, запинаясь и тщательно подбирая слова.

— Ты не думай, что я… Я не осуждаю совсем, я… Ну… Я даже завидую вам с мамой!

Алексей выжидательно продолжал смотреть на неё, обхватив колени руками.

— Ну ладно. А чего тебе надо?

Дарина смотрела в сторон, вздыхала, никак не решаясь сказать. Наконец, она проговорила с вызовом:

— Я тоже… Хочу. Мне тоже нравится… Папа. Я люблю его!

Алексей шумно выдохнул и чертыхнулся.

— Я чем-то могу тебе помочь?

На глазах Дарины появились слёзы.

— Я не знаю… Я боюсь, что он… Не знаю, как подойти к нему, что делать. Боюсь, что он всё расскажет маме.

— Ты хочешь совета, как соблазнить папу? – ухмыльнулся Алексей.

— Ну да… А расскажешь, как у вас произошло с мамой?

Она смотрела нам его с жадным любопытством.

— Маленькая ты ещё, – усмехнулся он – А если хочешь моего совета…

Он задумался.

— В общем, так. Мама уехала к своей сестре, тёте Таше, она заболела. У папы давно не было женщины. Это хорошо!

Дарина покраснела.

— Ты приходишь к папе рано утром. В одной рубашке. Говоришь, что тебе приснился страшный сон. И лезешь ему под одеяло. У мужиков рано утром всегда стояк. Вот ты рукой и проверь его, положи руку на его член, и он твой. Дальше он всё сам сделает. Всё просто!

— А вдруг он заругает меня? Выгонит и маме расскажет?!

Алексей широко улыбнулся и откинулся на подушку.

— Дурёха. Каждый отец мечтает замутить со своей дочкой, попробовать её… Хмм… на вкус. И он ведь тебя любит! Ну не станет он тебя палить перед мамой, сто процентов, поверь.

Дарина задумавшись, поморгала.

— А если я ему не понравлюсь? Мама смотри какая пышная, а у меня и груди-то почти нет…

— Ну, ты в самом деле дурында! Мужики любят разнообразие, контраст, понятно? После мамы попробовать пацанку – это ему в такой кайф будет!

— Слушай, а ты… Не мог бы мне показать…

— Хуй?

Дарина стала совсем бордовой.

— Да нет… В смысле, показать, как правильно делать минет?..

— Да без проблем! – воскликнул Алексей, взявшись за край одеяла, но влруг задумался.

— Послушай… Я вот подумал, что… Лучше пусть ты будешь совсем неопытной! Папе это вот как понравится. А если ты вдруг начнёшь ему профессионально сосать, он может подумать, что его дочь типа, шлюха. А? И вот что. Минет ты мне потом сделаешь, когда тебя папа научит. В знак благодарности мне за советы. Лады?

Дарина что-то пробурчав, направилась к выходу.

— Погоди-ка! – остановил её брат – Нет, иы лучше надень трусики, когда к папе пойдёшь. Такие самые детские. С сердечками, с бабочками, поняла? Папе приятно будет их с тебя снимать.

Слова брата заводили Дарину. У неё всё заныло внизу, она представила папу, который делает с ней всё что хочет. Она представила, как его сильные руки уверенно заголяют её, ставят на колени, точно так же, как Алесей ставил маму, и она достаёт наружу папин член. Какой он? Дарина проскользнула рукой себе в трусики, отыскала пальчиком пылающую, зудящую половую шель и пальчиком, смоченным слюной, принялась потирать себе клитор.

— Папа!.. Папочка… – шептали её губы. Она думала о его члене.

Желтоватые, пачкающие всё вокруг струи спермы плюхались на ношеные, несвежие трусики Дарины.

— Доча!.. Доченька! – охал Евгений Владимирович, изливая семя на интимное бельё дочери, прижимая к носу тонкую ткань, впитавшую запах юной киски, растревоженной шалостью её пальчиков. Трусики дочери он отыскал в корзине с грязным бельем, похитил их украдкой, чтобы заняться тайной постыдной мастурбацией. С трудом переводя дух, он наконец откинулся на спину, после того, как навалившись животом на бельё дочери, оттрахал своим возбуждённым пенисом её трусики, и залив наконец их полностью в извращённом оргазме и изгваздав своими липкими выделениями.

Алексей проснулся в этот день пораньше, прислушиваясь к тому, что могло происходить в спальне родителей. Вот послышались лёгкие и осторожные шаги его сестры! Подкравшись следом, он прислонился к неплотно закрытой двери. Его взгляд вошёл в полутьму комнаты…

Евгений Владимирович ещё не до конца осознал тот факт, что он лежит в одной постели со своей дочерью, что её головка прильнула к его груди, как вдруг он ощутил прикосновение тонких гибких пальчиков к его пенису! У него перехватило дыхание, он сглотнул крупно, не веря в происходящее, но сон его как ветром сдуло, и он решил, что нужно действовать, чтобы не пропустить это момент, который мог стать неповторимым в его жизни. Одним решительным движением он освободился от трусов! Помедлив, ручка дочери вернулась на его голый стоящий член.

— Ооххх, – выдохнул он счастливо, но боясь, что это всё вдруг закончится и окажется просто очередным сном. Повернувшись, он навалился на хрупкое тело девушки, и губы отца прижались к полуоткрытому ротику дочери. Он с шумом выдохнул воздух через расширенные от возбуждения ноздри, в то время как рука дочери продолжала ласкать его пенис, опускаясь ниже и понемногу завладевая его яичками. Член его напрягся, готовый лопнуть. Они оба молчали, лишь под одеялом рука дочери бесстыдно ласкала его, а сам он сочными поцелуями покрывал её лицо, шею… Она сама стянула с себя рубашку, обнажая грудь и плоский животик. Огромная лапища Евгения Владимировича жадно опустилась на небольшую, но поэтому такую возбуждающую припухлось груди, на одну, затем на другую. Руки его и губы с восторгом ощупывали подростково-мальчишеское тело дочери. Но его пенис тоже требовал своей доли!

— Доченька, – прошептал он умоляюще, и его дочь позволяла ему всё, как в сказке. Большой, волосатый, Евгений Владимирович забрался на свою дочь, после того как его руки всласть полапали её маленькую упругую попку под тонкой материей детских трусиков.

— Ммхмм, – сопел он, а пенис требовал – Доченька, можно… Я…

И вот уже приминает девичью грудку его возбуждённый член, а чувствительная сизая головка прижимает розовую вишенку сосочка, заставляя папину Даришу вскрикивать от необычного. Папин член фикает её грудки, заставляя её бёдра раскрываться как крылья бабочки. Ловит ручка дочери мошонку папы, овладевает ею, тянет к себе.

— Папа! – она шепчет, возбуждающе, приглашающе.

Тянется губами к папиному члену. Евгений Владимирович с ликованием понимает, что можно! Его головка уже у самых её губок. Вот еще немного… О, да!.. Да!.. Дааа!.. Счастливейший из отцов, Евгений Владимирович чувствует, как головка его члена входит в сладкий ротик его дочери, как её розовые губки растягиваются, обнимая его половой орган.

— Дариша!.. Доча… Ооххмм…

Старается сдержаться Евгений Владимирович, фикая рот дочки, но хочется глубже, глубже… Счастливейший из отцов, он целует её ротик, благодаря за ласку свою принцессу, их языки вступают в затейливую возбуждающую игру, пока он вновь не захочет её полного подчинения, чтобы она вновь взяла его пенис в рот. Волосатый зад мужчины качается вверх-вниз, головка члена едва помещается у девочки во рту, бодая кончик её языка, и Дарина едва переводит дух, сжимая рукой яйца отца. Отец наконец перестал её мучить. Он вползает вниз, чмокая её грудки и зарываясь лицом в плоский животик. Дарина лежит под отцом счастливая, её мечты сбываются. Отец вдыхает запах её повлажневших трусиков, и вот она уже лежит пеед ним совсем, совсем голенькая.

— Папа, делай со мной что хочешь!.. – шепчет она, со вздымающей грудью от частого дыхания.

— Ай!… – это папин язык проник во влажную, припухшую, зудящую щёлочку.

— Ммм… Папа… Ой… – Её ноги на плечах отца.

Пальчики Дарины вонзаются в шевелюру отца. Пыхтит Евгений Владимирович, пьёт хмельной сок писечки своей дочери. Язык его скользит по плёночке девственности, обихаживает его язык нежный клиторок. Член его уже давно капает и изнывая, требует ебли. Евгений Владимирович приподнимается так, что ножки Дарины задираются выше, а горячий возбуждённый елдак всей длиной прижимается к её писечке. Обнимает Даринка шею отца, в то время как его член распластывает надвое сладкий пирожок с повидлом, скользит по девственной плеве и потирает девичий клиторок. Фикает Евгений Владимирович свою дочь, но не по-настоящему, а лишь чиркает, не входя в неё. Раскраснелся, пыхтит. Хочет заправить елдак поглубже, но ведь нельзя. Он тоже счастлив, целует задранные ножки дочери. Раскрасневшаяся Дарина тоже хочет большего.

— Папочка, не сдерживайся! Тебе можно… Сюда.

Её рука левит пенис отца, и направляет острый кончик головки в запечатанную дырочку, куда входит только мизинчик.

— Папочка! Мхм… Да… Да… Даааа!!

Смотрит в щёлку Алексей, катает по головке эрегированного члена крайнюю плоть.

— Давай, батя, – бормочет он – Давай, заправь ей как следует… Ну!?

Тяжело придавил Евгений Владимирович членом свою дочь, его толстый жилистый елдак протаранил её временную болезненную узость, что казалось невозможным, а Дарина впервые в жизни ощутила, как заполняется членом мужчины. Испортив дочь, Евгений Владимирович на мгновение перевёл дух, полежал немного на Дарине, а затем, надсадно пыхтя, принялся её сношать, разрабатывая по-детски узкую вагину.

— Уух… Уухм… Доча… Доченька…

Как поршень, двигался в животике девушки отцовский член с перезревшей сливой залупы. Томно стонало её тело под грузом овладевшего ею отца. О, как сладко фикать свою дочь, ощущая головкой непорочность её влагалища! Прижимать её юную матку, мять, возбуждая в ней похоть. Я породил тебя, дочка, этим хуем, осеменив твою мать, а теперь ты хочешь отцовской елды… Сейчас, сейчас я выплесну в тебя весь запас своей спермы, опустошу в тебя тяжёлые отцовские яйца, полные твоих братцев и сестриц. Как приятно ебать тебя, дочка, такую юную, с готовностью раскидавшую подо мной в стороны свои тонкие стройные ножки! Блядь, хочу ебать тебя и ебать, заебать тебя до потери сознания! А ведь только вчера я дрочил на твои трусы… Уухм..! Теперь я буду брать тебя, когда захочу… Ты ведь тоже хочешь этого, маленькая моя девочка? Мне уже надоела твоя мамочка, а твои маленькие грудки и упругая попка сводят меня с ума… И ротик… Я научу тебя сосать.

— Доченька, – хрипит Евгений Владимирович – Постони, пожалуйста!..Уух… Уухмм…

Каркнул сдавленно фикающий дочь отец, дёрнул бёдрами, выплеснул в дочь длинную струю инцестной спермы, которую тут же выдавил наружу раздувшейся головкой пениса. Вскрикнул, выплеснул ещё, замер в наслаждении, дёрнулся ещё, опустошая яйца. Подпрыгивала кровать. Пыхтел затравленно, и текла по щеке Дарины струйка слюны которую отец выпустил в оргазме.

— Оох, хорошо как… – пропыхтел Евгений Владимирович, слезая с дочери.

Дарина лежала, испытывая блаженство после того, она полежала под отцом, таким тяжёлым и таким сильным, насадившим её на кол своего члена, вывернувшем её наизнанку своей животной еблей. Она ощущала облегчение, сводя и разводя ноги, между которыми на простыне темнела лужица спермы с красными прожилками крови.

— ————————————————-

(с) Кейт Миранда

mir-and-a@yandex.ru