Серафима и Жук – 2

Декабрь. Фима.

Почему, как только у девушки появляется работа она сразу же хочет замуж? История с разносторонне развитым Жуком болезненно продемонстрировала Фиме её половую наивность и беззащитность перед превратностями чужого либидо. Эпичная картина большого члена босса в руках незнакомца мужского пола преследовала её в кошмарах, и девушка, просыпаясь в приступах удушья, как никогда желала иметь в запасе кого-то своего, домашнего, родного, в сексуальной направленности которого она была бы хоть немного уверена.

Вторым итогом неловкой сцены в туалете оказалось то, что теперь любой более-менее приятный встреченный мужчина сразу представлялся Фиме в любовной компании с себе подобным. Мир перестал был предсказуемым местом, но стал небесно-голубым.

Еще одним, но уже более приятным результатом той вечеринки оказался неожиданный для всех коллег перевод Фимы на постоянную ставку, и увеличение её оклада на двадцать процентов! Об этом не было объявлено, она просто подписала молча подсунутые в бухгалтерии документы, даже не успев как следует удивиться. Все равно через двадцать минут все сразу узнали и решили, по меньшей мере, что именно она на той вечеринке была с Жуком в туалете. Ей приписали бурный с начальником, и за глаза называли коварной обольстительницей и интриганкой. Её?! Наивную воздыхательницу, которая не смогла распознать голубого под собственным носом?!

Да и как его было раскусить, с женой и детьми? Ходит тут, улыбается, жамкает всех, про девственность намекает! Про прошествии некоторого времени с того памятного вечера Фиме и самой стало казаться, что она видела что-то не то, что видела, и не так поняла, что тогда поняла. Ведь не может такой обаятельный и внимательный мужчина быть альтернативно одарённым? Или может? Или они как раз такие и есть: нежные, заботливые и понимающие, эти педики?

От обилия навалившихся гендерных проблем Фиме стало трудно бороться с мыслями в рабочий день, и она с надеждой ждала длинных новогодних выходных, докупая в запасы по одной – две бутылочки винишка за один заход в магазин, чтобы не привлекать внимания продавцов большой одномоментной закупкой. Твёрдо намереваясь прикончить их все в одиночку на праздниках.

***

Декабрь. Жук.

Большинство людей считают, что обладают свободой воли совершенно беспочвенно. Чтобы поистине обрести свободу надо обрезать множество стягивающих тебя по рукам и ногам вязких нитей родственных, моральных, нравственных связей. Мало добиться экономической свободы. Да и можно ли это сделать вообще, пока все твои сбережения хранятся неизвестно где, в виде виртуальных цифр? Или подняться над житейскими условностями в плане секса? Почему мужчина должен любить одну женщину, когда ему хочется трёх? Или, например, и не женщину вовсе? Долгий путь от юного зависимого от мнения других мальчика к свободному самодостаточному мужчине казался теперь Жуку так до конца им и не пройденным.

После того как Серафима так нелепо застукала его дающим на клык приятелю, он снова почувствовал себя тем провинившимся мальчиком, которого мамка поймала за подглядыванием в деревенский туалет. Вновь в душе зашевелилась какая-то нелепая вина и желание оправдаться, загладить инцидент, опять казаться для кого-то лучше. И перед кем? Перед ссыкухой, мокрощёлкой с большими наивными глазами, которая и хуёв то нормальных еще не нюхала!

Жук ловил себя на этой слабости и не мог от неё отделаться. Такая долгая работа над собой, тернистый путь к свободе и вдруг такой откат – нелепое желание доказать что-то второсортной временной сотруднице.

Уже не временной. На волне виноватости Жук перевел девушку на постоянный контракт и теперь избегал встречаться с Серафимой глазами, когда традиционно обходил операционный зал и своих девочек. Народ замечал и сплетничал про возникшее между ними напряжение. Всей кожей Жук чувствовал сложившуюся в окружающем эфире дисгармонию и придумывал способ её устранить.

***

Январь. Фима.

Душевный подъем, вызванный трудоустройством, обретением устойчивого дохода, появлением предмета воздыхания был последовательно повержен сначала нетрадиционностью того предмета, а потом новогодней депрессией. Даже прибавка к зарплате не смогли вернуть былого воодушевления, так как если набиты карманы и полон желудок, сразу хочется заполнить пустоту души.

А с этим были очевидные проблемы. И Фима встречала Новый Год в беспомощном одиночестве, не поехав к родителям, сказав тем, что будет праздновать с друзьями. И не выбравшись к бывшим однокурсникам, под предлогом, что уехала на праздники домой. Такой вот Ленин, наоборот. Тот всё учился на чердачке, соврав жене, что у любовницы, а любовнице – что у жены.

Было второе число. Пить одной третью бутылку вина за сутки было уже противно. Бокалы проглатывались через силу, так как алкоголь не приносил ни облегчения, ни забытия. Поэтому отоспавшись после первого, Фима засела в своей излюбленной позе с ноутом на коленях и тупо листала новости, не задерживая ни на чём своего внимания. В дверь позвонили. В глазок был виден только большой голубой плюшевый заяц. Фиме почему-то вспомнила про Жука. Она безрассудно открыла дверь.

На пороге действительно стоял Жук, помимо зайца у него в руках были цветы и празднично упакованная подарочная коробка.

— Пустишь? – Мужчина расплылся в своей неотразимой улыбке.

— Даже не знаю, слишком много голубого. – В душе она обрадовалась посетителю как дитя Деду Морозу, но стеснялась так уж сильно выказывать свои эмоции. – Ну, проходите. На фоне разодетого, пышущего морозом и парфюмом Жука она тут же почувствовала себя бомжичкой – замухрышкой с вчерашним амбре.

— Это – тебе! – Гость нагрузил её руки цветами, коробкой в подарочной бумаге и огромной мягкой игрушкой.

— Голубой, это с намёком? – Снова не удержалась Фима.

— Там был только такой заяц и розовый слон. Мне больше понравился заяц. – Хихикнул Жук, осматриваясь в её спартанской квартире. – Ты сможешь быстро собраться?

— Куда?

— Приглашаю тебе на кинки-кадл-пати!

— Мне послышалась какая-то "падла"? Нет? – Фима была в замешательстве, не зная куда разгрузить свои руки.

— Это я падлой буду если тебе не понравится. Kinky – это кучерявый, Cuddle – прижиматься. Короче, вечеринка для тех, кто любит телесные контакты. Только надо одеться соответствующе. Я тебе там кое-что принёс, в подарке! – Говорил он ей, пока та искала как пристроить цветы.

Как все же человек может изменить жизнь другого! Только что она сидела в одиночестве, грустила о несбывшемся, и вдруг она мечется по квартире в поисках вазы или банки, посреди комнаты стоит большой нарядный мужик и твердит ей о какой-то подозрительно называющейся вечеринке! Она была рада его приходу, как человеку, который единственный вспомнил, что она еще существует.

— А мне это точно нужно? С чего вы взяли, что мне нравятся телесные контакты? – Крикнула Фима из кухни.

— Мне показалось, тебе нравилось, когда я клал тебе руки на плечи, разве нет?

— У нас тут новая искренность, значит? Может это так и было, пока…- Фима не хотела углубляться в больную тему.

— Пока ты не застукала меня с другой?

— Дугой! Ха! Хуже! С Другим!

— А чем хуже?

— Ну… – Фима действительно считала, что это много хуже, но ответить почему совершенно не могла. Более того, она и не отдавала себе отчета, почему так считает.

— Предположим на секунду, что там, в туалете, извиняюсь, был не парень, а, скажем, кто-то из девушек – бухгалтерш. Ну, скажем, Ирина Васильевна. Представила? Ну и как бы ты отнеслась к такой картинке?

Потрясенная Фима вдруг осознала, что, увидев Жука в туалете с другой женщиной она восприняла бы это хоть и болезненно ревниво, но не с таким ужасом как это случилось на самом деле. От осознания открывшейся ей глубины собственных предубеждений, она смутилась, как будто сама находилась в тот вечер в сортире с членом босса во рту.

— Как вы вывернули всё так, будто вы опять во всём правы, а я – несчастная закомплексованная ханжа?! – Возмутилась Фима.

— Вот такие мы, педерасты, изворотливые, – заключил со смехом Жук. – Одевайся, солнышко!

— Да не пойду я с вами никуда! Опять, наверно, разврат и прелюбодеяния! Я теперь вас уже знаю!

— Открой подарок, посмотри, сначала! – Счастливое присутствие духа Жуку могла испортить только, наверно, собственная смерть. Он развалился на единственном кресле и покачивал сияющим носком ботинка.

В коробке оказалось две по виду дорогие вещи. К своему стыду, Фима обнаружила там феноменально прекрасный комплект бардового нижнего белья и, под стать ему, длинное тёмно-красное струящееся коктейльное платье на тонких бретелях.

Она растеряно держала всё это в руках и не могла решиться принять.

— Просто примерь! – Упрашивал Жук.

— Тогда выйдите пожалуйста!

— Я не буду смотреть!

— Владислав Евгеньевич!

— Ухожу, ухожу!

***

Январь. Жук.

Едет по переметённой трассе междугородний автобус. На улице темнота и минус тридцать пять. Внутри салона полтора десятка совершенно незнакомых людей. От лютой стужи их отделяет только тонкое затянутое разводами инея стекло и работающий на ископаемом топливе мотор. Каждый пассажир мечтает, наконец, доехать, и после никогда больше не вспомнит о своих попутчиках. Но в моторе пробивает прокладку. Он начинает жрать масло, дымить, а когда масло закачивается, совсем захлёбывается и глохнет. Вокруг только поле и заметённая трасса. Несколько минут в салоне стоит оглушающая тишина, нарушаемая только завываниями ветра. Автобус качается от его напора. Люди тем временем просыпаются, пытаются узнать в чём дело, «почему стоим», и серьезность ситуации начинает стремительно проявляться в их головах.

Водитель звонит в диспетчерскую. Она за двести километров. Следующий попутный рейс через час. Эвакуатор – только утром. Холод более ничем не сдерживаемый начинает быстро отвоевывать себе обратно просторный картонный автобусный салон. Люди утепляются, кутаются, превращают себя в коконы. Прождать час. Выжить. И все будет хорошо.

Но час проходит, а вместе с ним и новая беда. Идущий следом автобус тоже сошел с трассы. Помощи не будет. Вот тут и начинаются приключения. Люди звонят по всем телефонам, которые знают: МЧС, Пенсионный фонд, прямая линия с Президентом, сеанс связи с МКС, Шоу Опры: «Мы здесь, и у нас проблемы, связанные с риском для жизни». Все обещают помочь, кроме самонадеянной американки. Та просто не может взять в толк: " What? Who are you? What do you need? It's Russian prankers again! ».

Наконец, из соседней деревни приезжает грузовик, цепляет на буксир и утаскивает автобус с замерзающими людьми в поселок за три километра от трассы. Там им открывают пустую, но тёплую школу. Люди, наконец, оказываются в безопасности и сдирают с себя всё ранее надетое в попытках удержать тепло. Они живы! На покрасневших от мороза лицах появляются осторожные улыбки. Откуда-то берется водка, стаканчики, нехитрая закусь и вот уже незнакомые люди называют друг другу свои имена, меняются телефонами, рассказывают обычные житейские истории и начинают испытывать к друг другу какие-то чувства. Раздаётся смех. Они уже не простые попутчики, а коллектив. Люди, объединенные одной бедой и сведенные вместе силой обстоятельств. И когда на утро всё кончится, и люди выберутся из этой переделки, еще долго они будут вспоминать то приключение и своих новых знакомцев. Это будет «их история».

Так и у Жука с этой девочкой теперь была история. Началась она, правда, неважно, но стойкость, с которой Серафима перенесла тот удар судьбы приятно удивила мужчину, и он хотел всеми силами загладить инцидент и продолжить общение. Она знала теперь о нём почти всё и от того становилась в его понимании частью близкого круга, доверенным человеком.

— Я готова!

Щеки Серафимы пылали под стать бордовому платью. Она была очаровательна. Молодость лучилась свозь её светлую кожу. Нагота открытых плеч была подчеркнута яркой блестящей тканью, тревожно облегающей стоящую грудь. Точеная талия переходила в покатые бедра, и эта волнительный изгиб не имел ни одной ломаной линии или острого угла, который мог бы нарушить это природное великолепие. Стройные ноги идеальной формы были прикрыты на манящую высоту. Смущение на лице и приоткрытые губы только дополняли эту картину торжества молодости и привлекательности.

— Серафима, вы – великолепны! Пожалуй, я опять переключусь на женщин! – заявил Жук.

***

Ночь. Фима.

Сидя рядом с водителем на пассажирском сидении крутого и сияющего чистотой внедорожника Сима, чувствовала себя немного восторженно. Несмотря на очевидные минусы это странного мужчины, никто до него не приезжал на ночь глядя, с дорогими подарками, не садил её, как королеву и подругу, рядом с собой и не вез на странную вечеринку, вход куда только по дорогим приглашениям и великому блату. Она пыталась бороться со своей такой детской радостью, но не могла унять собственное возбуждение. Больше всего она боялась снова жестоко разочароваться, быть возвращенной на землю с высоты своих очередных обманчивых предположений. И поэтому заранее решила ничем не обольщаться, никому не верить и не во что не встревать.

Жук вёл машину уверено и спокойно. Приборная доска подсвечивала его приятное молодое лицо и руку на руле с дорогими часами на запястье. Кто она ему? Что она тут с ним делает? Почему согласилась на это приключение?

Спрашивая себя, она сама догадывалась, что испытывает к этому мужчине прежние чувства заинтересованности невзирая на все его «прегрешения». Более того, с ним она ощущала себя маленькой девочкой под защитой большого дяди: отдаться на волю взрослых, довериться и всё будет хорошо, они знают, что делать.

Пройдя со стоянки в ничем не примечательный двор, они оказались за дверью в небольшом предбаннике с охраной. Жук подал пригласительные, и их перенаправляли в боковую дверь с надписью «VIP».

Пройдя по непримечательной лестнице они неожиданно оказались в большом зале. Девушки в легких полупрозрачных накидках на полуголое тело, на которых красным была проведена линия от ворота на груди до области лобка, помогли им раздеться и указали на их места. Это был отдельный столик с диванчиком и двумя креслами.

— Будет кто-то еще? – Уточнила Сима, прикидывая количество мест у стола.

— Если мы кого-то пригласим, то будет. А так это всё наше. – Сказал Жук, окинув рукой места. Он не озирался вокруг как Сима, будто видел все это не в первый раз.

Столик стоял на подобии балкона откуда открывался вид на собравшихся внизу. Балкон, скорее похожий на бельэтаж театра, опоясывал всё помещение по периметру, кроме центральной его части. Там располагался занавес и невысокая сцена. На неё сейчас был направлен одинокий луч софита. Другие пятна света выхватывали по залу небольшие открытые в центр тематически оформленные закутки, отделенные от толпы, которая с каждой минутой все пребывала, веревочными ограждениями. В каждом из этих уголков "по интересам" что-то происходило. В одной Сима заметила верёвки и цепи, а здоровом кресле была закреплена голая девушка, которую мужик в маске степенно охаживал черной плёткой по белой коже. В другом нагую девушку два человека раскрашивали красками прямо по телу. Еще в одном, делали тату. В следующем – массаж, тоже на голом теле. Массажист старательно концентрировался между ног лежащей женщины. В последнем мужик в балаклаве ходил над распластанной на спине особой и капал на неё парафином зажжённой свечки, стараясь попасть на грудь и живот.

Жук посмотрел на часы:

— Мы в самый раз, представление скоро начнётся.

— Представление? Это театр?

— В некотором роде всё в нашей жизни – театр.

— Вы поняли.

— Да. Представление, а потом уже основная программа. Ты такая серьёзная! Пора уже оттаять! – Жук потормошил её локоть.

Вновь подошла одна из девушек и протянула поднос с силиконовыми браслетами разных цветов.

— Что это? – Не поняла Сима.

Девушка начала объяснять:

— Белые – для пар, желтые для любителей петтинга, зеленые для тех, кто допускает оральный секс, красные – для классики, фиолетовые – для свингеров, черные для би, голубые и розовые…

— Тут понятно, – оборвала её Сима. Может возьмем белые? – Осторожно предложила она Жуку.

— Отличный выбор, тогда к вам никто не будет подходить сам! – Поощрила девушка её решение.

Жук взял себе черный и подмигнул вновь смутившейся Симе. Опять он поставил её на место, и она залилась краской, к счастью, не заметной в полумраке.

Она уже жалела о своем выборе и хотела на зло ему поменять свой браслет на красный или желтый, но не знала, как это сделать.

Принесли заказанные напитки, виски для мужчины, белое вино для девушки.

— Вот в чём корень нашей с Вами, Серафима, проблемы? В том, что вы решили, что выбранный вами мужчина должен быть непременно вашим, потому что вы молодая и красивая. А вместо этого увидели его с другим! – Жук был настроен поговорить.

— Корень нашей с вами проблемы, как вы выражаетесь, Владислав Евгеньевич, в том, что вы сначала втирали как любите жену и привержены семейным ценностям, а через полчаса засовывали свой член в рот постороннему мужчине! Лично я так вижу сложившуюся ситуацию! – Сима бы не хотела поднимать эту тему. Она вызывала у неё головную боль.

— Это не посторонний, это – Илюшка!

— Рада за Илюшку, что он такой молодец – умелец защеканских дел!

Они замолчали. Сима, вспомнив своё позорное бегство с корпоратива опять наполнилась до краёв стыдом и жалостью к себе, осушив весь бокал одним залпом. Жук, обдумывал что-то своё, на неё не глядя.

— У меня есть теория, – Жук отпил немного виски и отставил гремящий льдом пузатый стакан. Лицо его излучало полную безмятежность и расслабленность. – Согласно её постулатам, уровень восприятия в сексе можно измерить по десятибалльной шкале. Где ноль – это невинность детства, а десять – это развращенная вседозволенность и полнейшая неизбирательность и пансексуализм. Все остальные варианты укладываются в промежуток между ними. Так вот, в этой шкале ваш, Серафима уровень восприятия находятся на позиции один или два. В вашем понимании есть мужчина и женщина, они могут иногда лежать друг на друге, но и только друг на друге, потом у них появиться дети, которые вырастут и круг замкнётся.

Моё – на уровне, скажем, семь, может я себе льщу. Я уже не считаю, что один партнер на всю жизнь – это неотвратимая данность, и что секс — это только мужчина плюс женщина и мужчина непременно сверху. Скажем, тот парень, что вы имели несчастье наблюдать в той кабинке, делает такие сказочные минеты, какие не сможет осилить ни одна из, поверьте, многочисленных женщин, с которыми я имел… удовольствие. – Он опять пригубил из стакана, посмаковав вкус напитка во рту, и довольно улыбнулся. – Вы же не будете возражать, что ключевое во всех наших сексуальных изысканиях, это самовыражение и получение удовлетворения?

— Буду! Я буду возражать! – Завелась Серафима, увидев слабость рассуждений начальника. – Любовь всего лишь эмоциональная окраска для секса, обеспечивающего продолжение рода и выращивание потомства! Во главе угла всегда должна стоять пара и их последующее размножение!

— Вы только подтверждаете мою догадку про ваш трехбалльный уровень! Смотрите. Для продолжения рода требуется только попадание спермы в матку. Для этого достаточно минутного изнасилования. Как, собственно, и случалось всю историю человечества. Приходили варвары, насиловали, рождались дети и называлось это великое переселение народов. До сих пор каждая третья мечтает в тайне об изнасиловании. При этом священники любили прихожан, мать любила сына, люди любили родину, и все вместе любили крепкий алкоголь. Любовь никак не описывает конкретно продолжение рода. Это из разряда наших бытовых удобств. Только люди отделяют любовь от секса. Второе. Женщина может до беспамятства любить мужчину, но при этом секс с ним может вызывать у неё постоянное разочарование. Может? Может! Должна ли она исходя из вашего предположения, что секса без любви не бывает мучится в постели и постепенно возненавидеть своего мужчину, или счастливо разделить эти два понятия? Жить с любимым человеком, а трахаться с умелым?

— Вы меня совсем запутали. А почему бы ей не найти такого, чтобы и хорошо трахался и любить его как человека?

— А почему бы нам всем ни быть здоровыми и богатыми? Это разговор бесконечен, как вся человеческая история! Поэтому предлагаю на сегодня просто принять мой постулат за основу и постараться вам понять собравшихся тут людей. И может самой подняться с трех баллов в понимании сущности секса, хотя бы до пяти или шести. Договорились?

Серафима не хотела соглашаться с доводами Жука, но и спорить считала неуместным. Поэтому кивнула в знак согласия.

Вечер разгорался. Им успели трижды поменять бокалы,  когда верхний свет был погашен и внимание собравшихся устремилось на главную сцену. К тому времени на бельэтаже все столики были заняты пестрыми компаниями. А внизу, в зале и около закутков с мастерами уже было не протолкнуться. У бара выстроилась очередь за напитками, и Сима оценила своё привилегированное положение. Никакой тебе толкотни, всё приносят, плюс вид с балкона на сцену был великолепным.

Свет потух, музыка из танцевальной перешла в народно-свирельную. Занавес разошелся и на фоне расписанного в постушковых мотивах «задника» на сцене появился то ли баран с мужским телом, то ли мужчина с рогами барана, закрученными в большие улитки по бокам головы. На нем были широкие штаны из шкур и накидки на обувь, стилизованные под копыта.

— Это Пан – древнегреческий бог пастушеств и скотоводства, – комментировал ей на ухо Жук.

— Откуда вы это знаете? – Удивилась Фима.

— Это всем известно! – Поразился её невежеству мужчина. – Как можно было его не узнать! – Кажется, он был даже разочарован.

Фима уже решила обидится, но тут Жук расплылся в улыбке и показал на программку:

– Тут написано. Это эротическая постановка по мотивам древнегреческого эпоса. История о том, как Пан перепутал Омфалу с Гераклом и чуть не трахнул последнего.

— О, такие истории вам наверно близки? – Не удержалась Фима.

Жук насилу сдержал улыбку.

После того как мужик, изображающий веселого греческого божественного пастуха, пару раз прошелся по кругу к нему выпорхнула стайка оголённых девочек в накинутых на плечи подобиях кудрявых шкур. Из раскрытых накидок у них болтались довольно неприкрытые грудки, а ниже пояса они вообще были совершено голые. Девчонки – барашки стали ползать по сцене на четвереньках, совершенно не смущаясь своих оголённых ягодиц, даже нарочито поворачивая их к зрителям. Веселый «бог» бегал вокруг них, гоготал во всё горло и норовил поиграть на флейте, странно напоминающей страпон, но девушки-барашки его постоянно отвлекали. Он хватал то одну, то другу на задницу или дёргал овечек за как на подбор полновесные груди, радостно гогоча.

После нескольких кругов по сцене девушки выстроились вряд в коленно-локтевой позе, задом к зрителям. А рогатый мужик будто проверяя что-то стал раздвигать «барашкам» ягодички и тыкать каждую флейтой-дилдо в область промежности, вытаскивая потом и осматривая то ли замеренную глубину, то ли уровень влажности, удовлетворенно качая при этом головой.

Когда он дошел до последней, музыка изменилась на плясовую, и на сцену выпорхнула пятерка новых девушек. В противовес пышногрудым овечкам, эти были как на подбор острогрудые и стройные как тростинки. Полупрозрачные платьица, расшитые крупными листьями совершенно, не скрывали их голые тела. Девчонки держали венки на головах, а их запястья и щиколотки были украшены пышными зелеными бантами с крупным цветками. Девушки-феи начали крутить вокруг Пана хоровод, отвлекая его от овечек. А тот в привычной манере снова начал бегать за ними и хватать девок за всякие места. Три нимфы дали себя поймать, две из них бухнулись перед «божеством» на колени, стали водить руками по его шкуре, вскоре обнажив отнюдь не божественный, но весьма недурственный мужской половой орган. Третья обрабатывала Пана сверху, водя руками по мужественной груди и периодически подставляя шею или щеки для рьяных поцелуев.

Зал явно оживился. По нему пролетел громкий шёпоток и люди плотнее сплотились около сцены. Фима смотрела на эту порнографию как на нереальное и причудившееся в ночи действо. Она понимала про секс, была знакома с порнографией. Но чтобы вот так, в присутствии сотен человек, на показ, вживую, люди говорили о сексе, смотрели на него и занимались им?! Такого она даже представить себе не могла еще три часа назад. Приватное сокровенное действо тысячелетиями, скрытое под посторонних глаз, стараниями этой страной вечеринки перерастало в подобие то ли искусства, то ли кича, толи издевательства. Всегда ли люди были такими, и это религия и связанная с нею мораль загнала физическую любовь в потёмки спален, или именно сейчас люди настолько одурели в своей распущенности, что готовы трахаться на публику? Сима думала об этом параллельно с наблюдением событий на сцене.

Нимфы оказывала «богу» настоящие, «реальные» оральные ласки, пока остальные феи занялись друг другом и «овечками», изображая между собой лесбийские игры.

"Рогатый" картинно окатил стоящих перед ним «фей» потоками белой жидкости, похоже, из заранее заготовленной для этого «брызгалки», и вся компания, озорно подпрыгивая и делая прощальные круги по сцене ретировалась под затихающую музыку.

Свет на мгновение погас, а когда софиты вновь зажглись, декорация сменилась. «Задник» напоминал теперь греческий дворик с видом на живописные пейзажи вдали. На сцене было устроено широкое ложе, задрапированное яркими тканями. На сцене появилась довольно фигуристая, даже в теле, девушка, которая двигалась в танце вокруг ложа. На ней тоже была только полупрозрачный хитон, и тонкая красная лента на шее и щиколотках. Груди её практически не прикрытые подпрыгивали при каждом её па. Она смотрела по сторонам будто ожидая кого-то. И вот появился накачанный парень, в короткой кожаной куртке с львиной головой вместо воротника, подпоясанный грубой веревкой..

— Это Геракл и Омфала, – пояснил Жук, заглядывая в программку.

Пара немного покружила по сцене, при чём женщина притворно не уступала домогательствам былинного героя, а потом чуть ли не сама завалилась на ложе, увлекая мужчину с собой. После этого пара приступила к всамделишному сексу. В процессе они раздевались, меняли позы, так чтобы зрителям было лучше видно.

Народ из зала активно подбадривал актёров, комментировал происходящий секс и возбужденно звенел стаканами.

Это продолжалось довольно долго. Надо было отдать должное актерам, прежде всего «Гераклу», он не посрамил звание мифического героя и многоженца – его орган упорно «стоял» всё время, выдерживая и смену поз и замечания зрителей. Любовная «схватка» двух древнегреческих героев кончилась наигранными судорогами сладострастия. После чего Омфала почему-то нацепила на себя львиную накидку Геракла, а тот, в свою очередь кое-как прикрыл наготу белым женским хитоном. Свет снова приглушили, пара изобразила сон, а в резких тенях темно-красных фонарей на сцену прокрался пастушок Пан со своей флейтой-фаллосом. Зал затих.

Божество походило вокруг спящих, разглядывая лежащих в темноте, потом присев около фигуры в женском платье. Оно коснулось ноги спящего и повернуло к зрителям недоумевающее лицо. Но странная форма и текстура ноги, видимо, не смутила любвеобильного пастуха, и он прилёг рядом с фигурой в женском платье, пристраивая между ног спящего свою «флейту». Но тут последовал грохот литавры и свет вспыхнул. Пан кубарем слетает с ложа, а Геракл в женском платье вскакивает, зависая над упавшим и испуганным пастушком. Следует немая сцена в духе «Ты кто, Я – сторож, А где бабуля? Я за неё». Пан в ужасе бросается вон, не ожидав увидеть вместо Омфалы его мужа. А пара радостно скачет, празднуя удавшийся розыгрыш.

Незамысловатая сценка с обилием обнажений на этом заканчивается. Зал хлопает, вызывая «актёров», они поочередно выходят, снова радуя всех своими оголёнными телами. Девушки-овечки и феи спускаются в зал, тут же оживляя пейзаж и заказы бара. Симе не показалось, что кого-то эта история тронула или заинтересовала. Похоже, все пришил сюда не смотреть, а участвовать.

— Ну что, давайте веселиться? – Спрашивает её Жук.

***

Ночь. Жук.

Серафима выглядела весь вечер будто рыба, выкинутая на берег. Это и понятно, неискушенная девочка и вдруг такой поворот. Что он от неё хотел? Что она перекуется за один вечер, пройдёт весь его долгий путь? Примет и тут же начнёт с ним безбашенное веселье? Чем больше он наблюдал за её удивлённо раскрытыми глазами и пораженным личиком, тем больше эта идея с вечеринкой казалась Жуку бредовой. Он только еще сильнее погряз в глазах этой девочки в пороке, а никак не поделился свой «философией». Это огорчило его. Все же он привык быть для своих сотрудниц если не главным, то самым импозантным мужчиной их жизни. А тут дважды прокол, да еще и с самой «маленькой» в его коллективе. Неожиданной приступ неуверенности и брезгливости к себе рядом с этим чистым и непорочным созданием захлестнуло любителя безграничной плотской любви.

— Ну что, давайте веселиться? – Вздохнул он и предложил девушке «пойти в народ».

Всё же подобные вечерники — это прежде всего общение. Есть правила, которые защищают каждого, но и дают возможность к взаимодействию. Стоило им спуститься в общий зал как Серафима тут же привлекла внимание многих парней и девушек. Сам он искал вполне определённый встреч. Ему хотелось забыть свою минутную слабость и неуверенность и получить то, за что он, собственно, заплатил – за общение. Его черный браслет и внушительная фигура манили за собой любителей вполне конкретный развлечений и потолкавшись немного в толпе,  скоро он разжился парой таблеток стимулятора, и тремя партнерами: мужчиной и двумя женщинами. Достаточно было только бросить друг на друга взгляд, чтобы узнать друг друга в этой мешанине тел.

Жук оставил свою гостью на милость обстоятельств, а сам проследовал с новыми знакомыми в специальный кабинет для совсем другого времяпрепровождения. Здесь, в полутьме красных фонарей на расставленный по периметру диванах уже было несколько групп, но их компания была самой многочисленной. Все его новые знакомцы были зрелыми, только одна девушка была явственно помоложе, но вторая, кажется её подруга, вполне соответствовала мужчинам. Она смотрела на молодую так, будто хотела её скушать, томно припадая то к её уху, жадно заглатывая его большим накрашенным ртом, то тиская за высокую грудь, впивалась засосом в её открытое плечо.

Вторая девушка напротив была нацелена на Жука. Она ощупывала его лицо, шею, грудь, будто тактильно знакомясь с его фигурой, спускаясь все ниже. Второй мужчина между тем занялся взрослой женщиной. Он обнимал её сзади, беспрепятственно расстёгивая её платье на груди, и ритмично прижимаясь к её пышной попе. Жук нашел губы молодой. Та раскрыла свои жаркие уста в долгом горячем поцелуе. Он поднёс к глазам девушки таблетки на ладони, та только кивнула и высунула свой язык. Он положил ей на кончик одну из них, закинув себе вторую. После чего их поцелуй возобновился.

Постепенно они опустились на диван. Девушка расстегнула Жуку рубашку, жадно охаживая ртом его соски, и добралась до брюк. Они сползли вниз, обнажая его боксёры и надувшийся под ними член. Девушка откинула легким движением копну светлых волос и достав член из трусов жадно накинулась на него ртом. Взрослая спустилась рядом с ними на колени и постоянно отвлекала девушку от члена своими поцелуями. Второй мужчина не стал церемониться. Жук видел, как он откинул женщине её и так наполовину распахнутое платье на спину, одел презерватив и воткнул в неё сзади. Женщина никак не отреагировала на проникновение, всё приставая к девушке. Она лишь слегка покачивалась под неторопливыми фрикциями партнера, будто качалась на лодке.

Жук вытащил член изо рта молодой и придержав голову второй направил ей между губ. Та было заупрямилась, но Жук крепко придерживал её голову, и она сдалась,  открыла свой большой накрашенный рот. Мужчина нажал и загнал свой член ей глубоко в горло, не давая ей отстраниться. Женщина задышала глубоко и приняла это принуждение. Глаза её закатились, и мужчина стал трахать её в рот, пока второй имел её сзади. Освободившаяся девушка, задрала подол платья, под которым не было никакого белья и забралась Жуку на грудь накрыв его рот свой ароматной чисто выбритой промежностью. Он вдохнул этот манящий запах молодости и женственности, послушно открыв рот для жаждущего естества. Язык нащупал твердый клитор, и девушка ритмично задергалась на его лице своим тазом, вжимаясь текущим пирожком в его тёплые губы.

Взрослая женщина тем временем ритмично и глубоко сосала его член, потом Жук почувствовал, как на него натягивается презерватив и садил молодую со своего лица, та перевернулась и легла с ним рядом, а взрослая тем временем уже забиралась на Жука сверху своим надроченным и горячим влагалищем. Второй мужчина, ловко поменял презерватив и положив ноги девушки себе на плечи вошел в неё без дополнительных церемоний. Разгоряченная оральными ласками девушка тут же охватила себя руками и закрыв глаза отдалась новом партнеру. Возрастная наклонилась к Жуку, охватив его губы свои большим ртом. Груди её, вываленные из платья, крупные и скользкие, скользили сосками по его голой груди.

Он обнял партнершу за плотные и крупные ягодицы, разводя и насаживая их на свой член. Между телами хлюпало. Второй мужчина активно сношал девушку, та была уж на подходе. То ли сказались таблетки, то ли предварительные ласки, но она вцепилась в руку лежащего рядом Жука и громко застонала, сжимая ноги в тщетной попытке избавиться от ходящего в ней члена, и несколько раз резко дернулась, закусив губу. Взрослая смотрела на свою подругу держась за её грудь. Увидев, как та кончила, она просунул себе руку между ноги и запрокинув голову стала яростно тереть себя спереди, чтобы догнать подругу. Но тут второй мужик, которого отогнала от себя кончившая девушка, подскочил к их паре сзади, толкнул взрослую женщину на грудь Жуку, и тот почувствовал, как без всякой подготовки через тонкую стенку между влагалищем в кишку женщины врывается второй член. Та вскрикнула, от боли или от удовольствия, совсем распласталась на Жуке и её тело, пронзаемое с двух сторон стало качаться на её больших грудях в такт мужским ударам.

Девушка нашла губы подруги и теперь она оказалась «занята» со всех сторон. Жук тоже почувствовал действие таблетки. Сознание стало кристальным, все чувства обострились и усилились. Будто оголенный нерв, член его чувствовал плоть и желание женщины на себе и упругую требовательность другого члена за тонкой стенкой. Взрослая заохала громко и некрасиво. Вцепилась в плечи Жука и кривя большой рот кончила. Мужчины и не думали ее отпускать. Дав женщине передохнуть минуту, они возобновили свои движения. Девушка смотрела на их сэндвич и пересев так, чтобы они оба ее видели, широко разводила складки половой щели показывая им свои лоснящиеся в красном свете фонарей интимные внутренности, касаясь то клитора, хорошо различимого в нежном обрамлении складок, то вход во влагалище, подернутый остатками массивной в прошлом девственной плевы.

Женщина кончила еще раз, обмякнув на их членах как сдувшийся мячик. На ее место села отдохнувшая молодая. Они сменили презервативы, и мужчина в этот раз лег снизу, предоставив Жуку заднюю дырочку. Девушка была опытной и приняла два члена также просто, как и её возрастная подруга. Она сопровождала каждый удар громким стоном, так что Жуку даже это надоело, и он засунул ей в рот пару пальцев, которые она тут же начал активно сосать. Таблетка действовала и каждые несколько минут им приходилось останавливаться, пережидая лихорадочные судороги кончающей особы. Мужчина снизу посасывал ее грудь, а Жуку оставалось только любоваться на её гладкие крупные ягодицы, между которых в плотной задней дырочке уже полчаса шуровал его член. Старшая женщина отдохнула и тоже присоединилась к ласкам ее подруги. А потом переключилась на Жука.

Её руки, будто в отместку нащупали ягодицы мужчины и стали разминать упругий сфинктер заднепроходного отверстия. Мужчина ощутил, как твёрдый юркий пальчик женщины забирается к нему все глубже в зад, и это отдалось в его члене свежей кровью. Он прихватил ягодицы девушки и перешел от размеренных движений к резким и сильным поколачиваниям. Девушка подхватила смену ритма и заскакала на мужчинах с удвоенной силой. Нижний тоже почувствовал общий финиш. Вся конструкция лихорадочно двигалась и терлась телами. Сначала излился Жук, подстёгиваемый женским пальцем в анусе. Потом девушка в который раз крупно задрожала, не выпуская членов в их свои дырочки, а потом захрипел и задергался второй мужчина снизу. Общий облегченный смех ознаменовал завершение этого раунда.

Сколько их еще предстояло?

***

Ночь. Серафима.

Они подходили к ней и спрашивали разрешение обнять. Серафима от неожиданности сначала разрешала это всем подряд, ошарашено прижимала к себе мужские и женские тела разной степень обнажённости. Пока до неё не дошло, что она может и оказывать, выбирая сама с кем ей обняться. Это её приободрило. Объятия – довольно интимный процесс. Ты не обнимаешься в жизни с посторонними без всякого повода. А тут за десять минут она прижимала к себе и незнакомых мужчин и разнообразных женщин, некоторое из которых подозрительно крепко елозили по её телу.

Это оказалось совсем не страшно, вот так взаимодействовать с посторонними и даже отказывать им. Она утекла между пританцовывающих фигур, разглядывая посетителей. Серафима заметила, что больше всего в общении активничали всякие фрики. Пока большинство «нормальных» скромничали и приглядывались, эти невзрачные в быту девушки и отмороженные пареньки тщедушного вида в смелых нарядах отрывались по полной за неудачи в обычной жизни, вешаясь на всех подряд. Серафима отшатывалась от таких фриков с плохо скрываемым ужасом. Вообще, все происходящее вокруг: толпы озабоченных, распятые на дыбах, раскрашенные девушки, странные неопределённой ориентации мужчины, шум гам со всех сторон действовали на Серафиму скорее угнетающе. Жук куда-то пропал, наверно в угоду свой похоти занялся своим любимым делом, и она чувствовала себя в этой толпе бесконечно одинокой. Пробравшись к бару, она нашла себе место и уселась на свободный стульчик,  подобрав ноги на приступочку, как воробышек на ветке. Зажмурившись, она хотела отключиться на секунду, забыть все эти лица и сразу оказаться дома, под своим одеялком.

— Привет! Ты тоже в шоке от всего этого? – Услышала она пред собой голос парня. Это был улыбчивый бармен, почти мальчишка с большим светлым вихром на лбу. Он улыбался простой отрытой улыбкой и смотрелся совершено чужим на этом празднике порока.

— А что, заметно?

— Ну да. Ты как блестящий камень, лежащий в куче грязи. Не в своей тарелке.

— Кусок стекла?

— Нет, мне кажется, наоборот, что-то достойное.

— Мне уже так не кажется,

— Ценность могут увидеть только другие люди, согласна?

— Да с чего бы у бармена такая склонность к философии?

— Он же не весь день бармен, а только изредка. В остальное время студент и блогер.

— И развратник, судя по месту работы?

— Нет! Ты заблуждаешься! На этот счет у меня строгие принципы.

— Неожиданно. Я думала весь мир уже отошел от всех принципов и спит со всеми подряд без разбора.

— Тебя жестоко разыграли. Всё нормы в силе, а подобные отклонения как здесь только доказывают, что в остальном мире ничего не изменилось. Люди влюбляются, ходят на свидания и чтут верность.

— Я не верю этому! И меня вправду разыграли, так что я уже ничему не удивляюсь! – Серафима перекрикивала шум, потянувшись через стойку.

— Ты свободна завтра? Я хотел бы постараться тебя переубедить! – Бармен-мальчишка смотрел прямо в глаза.

— Я свободна всегда. И я – Серафима. – Подала она руку.

— Так ты – горячая штучка? – Мальчишка пожал горячую и узкую ладонь.

— Фу! И ты туда же? Ну вот, всё испортил! – Серафима бросилась вытирать руку салфеткой.

— Просто Серафима – это Пылающая. Я спрашиваю исключительно в этом смысле! – Бросился объяснять недоразумение парень.

— Если я пылаю, то пока только негативом от этого действа. Меня притащили сюда, чтобы расширить горизонты, но в результате они еще больше скукожились.  – Серафима кивнула головой на весь шалман за плечом. – Как тебя зовут?

— Артём.

— Ух ты, «безопасный»! Будем знакомы, Артём! И какая у тебя ориентация, хотела бы я узнать в начале нашего знакомства!

***

КОНЕЦ