Школьные дни в Париже. Письмо 3

ПИСЬМО 3

Моя дорогая Этель!

В своем последнем письме я сообщила тебе, что опишу вторую встречу нашего «лесбийского клуба», но сейчас думаю о том, что она стала не более чем повторением первой, — за исключением того факта, что я, будучи уже не такой «святошей», как в первый раз, была лучше подготовлена для того, чтобы сыграть свою роль как дарителя, так и получателя изысканного удовольствия. Но вот третья встреча была совсем иного рода и точно нуждается в описании, которое я и попытаюсь сейчас тебе дать.

Воскресенье началось хорошо, это был очень хороший день, и мы с особой тщательностью подошли к выбору нарядов для похода в церковь, — которые, как ты, наверное, понимаешь, к вящему удовольствию мадам произвели во время службы определенный фурор.

Когда все разошлись по своим комнатам, чтобы одеться к ужину, то обнаружили, что настоятельница, стремясь выказать свое удовлетворение, положила в каждую из наших комнат по прекрасному букету цветов для корсажа, а когда мы, наряженные в свои благоухающие корсажные букеты, собрались в гостиной, то нашли, что нас ждет еще один сюрприз: мадам заказала достаточный запас шампанского — роскошь, доселе почти неслыханная в этом заведении!

Благодаря тому, что наставница обильно потчевала и нас и себя этим восхитительным напитком, за ужином все были очень оживлены, и посему я была немало удивлена, когда к моменту его окончания мадам предложила нам всем, не исключая и себя, сразу же отправиться спать. Надо сказать, что в воскресенье вечером мы освобождены от всех забот, связанных с ночным туалетом, и именно поэтому жрицы-лесбиянки выбрали эти вечера для своих встреч.

Придя в свою спальню, я быстро разделась, но, к моему удивлению, остальные девочки пришли только через полчаса.

Сбросив с себя наспех наброшенные на плечи домашние пеньюары, они пояснили, что причина их задержки была в том, что нужно было подождать, пока мадам не ляжет в постель, чтобы она не пришла и не помешала нам. После этого все обнаженные воспитанницы сгрудились вокруг меня, наслаждаясь моей фигурой, ласкаясь и целуясь, — но тут, к моему ужасу, в комнату вошла наша настоятельница! Вместо домашнего одеяния на ней было прекрасное бело-розовое манто, а в руке — березовый прут. Однако к моему огромному изумлению, остальные ученицы, увидев ее, ничуть не удивились и не испугались, а восприняли ее появление как нечто само собой разумеющееся.

— Что это значит, девочки? Мало того, что я нахожу вас в комнате Бланш, так вы еще и голые! Это ведь очень неприлично, — произнесла она строгим голосом. Воспитанницы тут же подбежали к краю кровати и склонились над ней, повернувшись своими задками к мадам, знаками показывая мне сделать то же самое.

Она стала поочередно прикладывать розгу к пухлым попкам и бедрам каждой из нас, но делала это так нежно, что, не причиняя ни малейшей боли, заставляла кровь приливать к нашим куничкам, отчего мы почувствовали себя сильно разгоряченными и похотливыми. Когда все уже извивались, но не от боли, а от желания и похоти, она отложила березу, сказав:

— Ну все, на сегодня хватит.

Произнеся это, она сбросила с себя манто, оставшись в наряде, который поразил меня больше всего на свете. Он состоял из шелковых ажурных колготок насыщенного фиолетового оттенка, причем они были так хитроумно устроены, что ее упругая киска с густой рощицей огненно-рыжих волос была полностью открыта через вырез для нашего обозрения. Поверх колготок был надет небольшой вечерний корсет из белого атласа с низким вырезом, над которым возвышались крупные округлые груди, напоминавшие снежные холмики. Довершали образ пара туфель тонкой кожи белого цвета на высоком каблуке и подвязки из белого атласа чуть выше колена. Кисти и руки наставницы были, как мне впервые показалось, облачены в белые перчатки из лайки, прошитые сзади широким фиолетовым швом в тон колготкам.

Ничто не смогло бы лучше продемонстрировать ее великолепную фигуру, и мне было трудно осознать, что этот великолепный «ангел порока» с отблеском похоти в глазах, разгоревшейся от шампанского, — и в самом деле та самая школьная учительница, на которую я смотрела как на образец благопристойности и добродетели!

Из кармана манто одна из девочек извлекла большой сафьяновый футляр, который, после получения одобрительной улыбки мадам, она принялась открывать. Содержимое футляра представляло собой три стержня из слоновой кости разного размера, закругленных с одного конца, а к противоположным концам у них были прикреплены по паре шариков из индийской резины, похожих на маленькие теннисные мячики.

Я не могла понять, что это может быть, когда моя подруга Берта воскликнула:

— О, мадам, вы принесли дилдо! Как это мило с вашей стороны!

Милая Этель, можешь быть уверена, что при этих словах я моментально навострила уши, поскольку Берта уже несколько раз объясняла мне природу искусственного мужского органа, или фаллоса, который представляет собой не что иное, как искусственную модель мужской «куколки».

Самый маленький из них был длиной всего около трех дюймов, и толщиной не больше моего указательного пальца, и имел гораздо более острое навершие, чем остальные. Как я поняла, его прозвали «Малыш», так как девушки явно не в первый раз видели и держали в руках эти сокровища.

Следующий, известный под названием «Ученик», был примерно в половину больше, и по всей длине покрыт резьбой, изображавшей непристойные сценки, цель которой — вызвать бóльшее количество чувственных ощущений, чем это могла бы сделать гладкая поверхность.

Третий — «Капитан» — был в два раза длиннее и в два раза толще «Малыша», и как и предыдущий, был покрыт витиеватой резьбой, а шарики были значительно бóльшего размера.

Берта, коротко посоветовавшись с мадам, скрылась в спальне последней, откуда вернулась с зажженной спиртовкой, на которой грелась какая-то жидкость. Под мышкой она несла еще один кожаный футляр, на этот раз похожий на большую коробку для дуэльных пистолетов.

Увидев это, мадам сделала вид, что очень недовольна, но все же открыла его и показала всем нам его содержимое, причем по искреннему изумлению девочек было ясно, что такого они еще не видели.

Это был дилдо, выполненный точно так же, как и «Капитан», но таких гигантских размеров, что у нас перехватило дыхание. Его длина составляла не менее десяти дюймов, а толщина — не меньше моего запястья, а шарики были размером с крикетные мячи.

— Но, мадам, — наконец вымолвила одна из воспитанниц — разве у кого-то в мире есть настолько большая «пизда», чтобы принять такое!?

Я вздрогнула от удивления, услышав от нее в разговоре с мадам настолько неприличное слово, но вскоре убедилась, что последняя, когда ей хочется, может быть самой развратной дамой из всех нас, и очевидно сейчас был тот самый случай. На самом деле настоятельница только улыбнулась в ответ на вопрос и сказала:

— Он прибыл из Южной Америки, где женщины привыкли к тому, что их трахают негры, у которых, как вы, наверное, знаете, члены гораздо бóльше, чем у европейских мужчин.

— Но, конечно, ни одна европейская девушка не сможет им воспользоваться?

— Это зависит от того, как она будет им пользоваться, — ответствовала мадам. — Конечно, если девушка просто попробует ввести это в свою сухую, невозбужденную, киску, то, во-первых, она просто не сможет его вставить, а во-вторых, если ей это удастся, то она едва себя не убьет… Но если ее норка была предварительно возбуждена, сначала лесбийскими поцелуями, а затем обычным дилдо, то, думаю, с помощью крема и сильного нажима «Великан», — так я его прозвала, — не только войдет, но и доставит самое изысканное удовольствие девичьей куничке, в которой он, несомненно, поместиться с удивительнейшей теснотой!

Пока она это рассказывала, Берта достала «Ученика» и наполнила шарики той самой теплой жидкостью со спиртовки, которая, как я поняла, представляла собой смесь молока и желатина.

Я забыла тебе сказать, что к каждому из «дилдо» были прикреплены ремешки, с помощью которых их можно было пристегнуть к женскому телу, чтобы сделать его похожим на мужской. Одна девочка закрепила на себе «Малыша», а сама Берта превратилась в симпатичного мальчика с помощью «Ученика».

— А теперь, Бланш, — сказала мадам, подходя ко мне, — поскольку в нашем тайном лесбийском обществе девственницы не допускаются, мы должны лишить тебя невинности.

Меня уложили на кровать, две девушки, как и прежде, стали целовать мои сисечки, а сама мадам, склонив голову мне между ног, принялась языком, гораздо более искусным, чем у Берты, лизать и ласкать мою куничку. Ее язык несколько раз коснулся моей девственной плевы, которую предстояло проткнуть «Малышу».

Когда настоятельница достаточно возбудила меня, на меня взобралась девочка с «Малышом», как это сделал бы мужчина, и ввела инструмент в мою норку, вызвав у меня изысканное чувство наслаждения, заставившее меня со всей силой прижать ее к себе, — и через мгновение, когда я почувствовала трепет, наполовину от удовольствия, наполовину от боли, то поняла, что моя девственность потеряна навсегда.

Как только мадам поняла это, она подала знак девочке с «Малышом» выйти из меня, чтобы освободить место для Берты, которая с более крупным дилдо, проникавшим в те потаенные места в моем теле, куда проникали в первый раз, доставила мне живейшее удовольствие и заставила меня «кончить» с чувством изысканного наслаждения, весьма отличного от того, которое я испытывала, когда девушки «целовали меня внизу», — и которое я испытала впервые. Поняв, что настал решающий момент, Берта взяла «шарики» между ног и, сжимая их снова и снова, выплеснула горячую жидкость через трубку в центре искусственного члена, чтобы произвести в моей норке точно такой же эффект, как если бы в меня вливали мужскую сперму.

Мадам была в восторге от того, насколько мне понравился пережитый мной опыт, и заверила меня, что она сама предпочитает дилдо мужчине, потому что искусственный фаллос можно заставить «кончить», когда захочется, тогда как мужчина вынужден «кончать», когда сможет.

Девочки стали упрашивать мадам разрешить им попробовать войти в нее «Великаном», и хотя она поначалу сопротивлялась, но вскоре заняла мое место на кровати, где разлеглась, широко раскинув ноги, все еще в своем шикарном наряде, задыхаясь от предвкушения предстоящих сладострастных переживаний.

Две девушки сразу же принялись сосать ее грудь с торчащими сосочками, а я начала языком и пальчиками ласкать ее восхитительную зрелую куничку и очень скоро с удовлетворением увидела, что мы приводим ее в чувственный восторг.

Берта с еще одной девушкой тем временем наполняли жидкостью огромные шары «Великана» и готовили «Капитана», чтобы использовать его первым.

Успешно отправив мадам в сладострастное путешествие, я подозвала девушку с «Капитаном», которая тут же забралась на нее и, вставив дилдо, стала двигать им вперед-назад так же умело и быстро, как если бы она была мужчиной.

Тем временем я помогала Берте подпоясаться «Великаном», в результате чего, когда он был отрегулирован, она стала похожа на хрупкого мальчика, наделенного от природы самым чудовищным членом, который только можно было представить. Я смазала его навершие кремом, и мы стали стоять и ждать у кровати. Очень скоро по развратным движениям мадам стало ясно, что «Капитан» стремительно ведет ее к высшему наслаждению — оргазму, а еще через несколько мгновений мы увидели, что «Капитан», скользя в ее киске, покрывается густой пенистой влагой, свидетельствующей о начавшемся потоке «спермы».

Очевидно, настал момент для самого большого искусственного фаллоса, и когда «Капитан» выскользнул из нее, я тут же вставила туда свои пальцы, чтобы ощущение удовольствия не ослабевало ни на минуту.

С удивительной быстротой и ловкостью Берта заняла место, освобожденное другой девочкой, и пока я двумя руками раздвигала губки ее норки так широко, как только можно, моя подруга со всей силой давила и толкала, пока, к нашему большому удовлетворению, не начала медленно продвигаться внутрь.

Затем последовала самая необычная сцена, которую только можно себе представить. Мадам, уже достигшая наивысшего наслаждения из всех, которых она когда-либо достигала, с трудом могла поверить, что впереди ее ждет еще бóльшее удовольствие. Но когда Берта неуклонно продвигала «Великана» вперед, одновременно нежно вводя и выводя его нужным образом, растяжение и возбуждение кунички стало настолько сильным, а восхитительное ощущение ласки настолько превосходило все, что она когда-либо испытывала раньше, что ее тело стало раскачиваться и выгибаться в совершеннейшей агонии наслаждения, а ее сладострастные движения вызывали у нас, у юных зрительниц, небывалое возбуждение. По мере того как «Великан» входил все глубже, Берта ускоряла движения и, наконец, вогнав его до упора, стала многократно сжимать шары, посылая в сами глубины своей наставницы поток, гораздо более горячий, и гораздо более обильный, чем мог бы дать ей любой мужской член. Когда юная любовница извлекла дилдо из пульсирующей киски нашей настоятельницы, мадам впала с забытье, совершенно обессилев от безмерно затянувшейся и специально более глубокой и интенсивной сцены наслаждения, героиней которой она стала.

Увидев это, одна из девушек сбежала вниз и вскоре вернулась с шампанским, которое быстро вернуло ее к жизни, и учительница тут же начала рассказывать нам обо всех тех необычных, восхитительных и изысканных ощущениях, которые она испытала. Она уверяла, что с того момента, как «Великан» начал входить в нее, удовольствие стало совершенно неземным и превосходило все, что она испытывала до сих пор, заставив ее «кончить» еще до окончательного введения жидкости, и временами ощущения становились настолько сильными, что их едва ли можно было вынести.

Этот рассказ, в дополнение к той сладострастной сцене, свидетелями которой мы стали, возбудил наши развратные желания до самых немыслимых пределов, и сама мадам, вновь зарядив «Капитана» жидкостью и закрепив его, очень скоро оказалась сверху на Берте, энергично «долбя» ее, в то время как я делала то же самое с одной из других девочек с помощью «Ученика»; и когда три оставшиеся девочки изобразили «Три грации», [древнеримские богини веселья и радости жизни, изящества, прелести и красоты. В искусстве обычно изображались в виде трех юных обнаженных дев – прим. переводчицы] взаимно «трахая» друг друга пальчиками и лаская язычками, сама богиня чувственности распростерла свои крылья над нашими обнаженными телами.

Когда я, наконец, осталась в постели одна, то еще долго была не в силах заснуть из-за возбужденного состояния и ума и тела, а когда утром проснулась, то не могла не поразиться тому, какое участие в происходившем событии приняла наша досточтимая школьная учительница. Позже я узнала, что она уже давно была пылкой приверженкой лесбийской любви и стала настоятельницей школы-пансиона только для того, чтобы иметь возможность удовлетворять свою пленительную похоть.

Вот, моя дорогая Этель, перед тобой полный и правдивый рассказ о нашей третьей встрече, и если он не заставит твои волосы встать дыбом, я буду очень удивлена! Кстати, интересно, вызвали ли мои предыдущие письма у тебя достаточное любопытство, чтобы побудить тебя попробовать поласкать свою собственную кисоньку? Если да, то не сомневаюсь, что ты нашла ту маленькую «кнопочку», нажатие и ласки которой доставляет тебе такое изысканное удовольствие. В то же время по собственному опыту могу сказать, что не так приятно делать это самой, как заставить делать это кого-то другого, и мне шепнули, что заниматься этим с красивым мальчиком — самое сладострастное занятие из всех.

До свидания, дорогая, на сегодня достаточно, и надеюсь, что тебя не шокирует это ужасно развратное письмо от

Твоей всегда любящей

Бланш