Когда меня бросила жена, то я тут же, не раздумывая, отправился зализывать раны к своей матери, Марии, надеясь найти хотя бы хоть что-нибудь похожее на временное убежище в её квартире во время войны с женой и ежедневной бомбардировки моего темечка обвинениями со стороны жены. Мама к тому времени уже благополучно пребывала на пенсии в течении нескольких месяцев, так что теперь у неё было достаточно времени, чтобы позаботиться о своём «непутёвом», как она постоянно выражалась на протяжении всей моей жизни, сынке, чей моральный дух пребывал в это время на рекордно низком уровне. Так что ничего не мешало ей утешить этого своего блудного сына и снова заняться его воспитанием методом цитирования её любимых классиков и нравоучениями в стиле Мэри Поппинс или Фрекен Бок.
Ну а я, в свою очередь, заново открыл для себя давно забытое чувство защищённости и человеческого тепла, того самого, давно забытого мной с ещё подросткового возраста, и мою всегда заботливую мать, стремящуюся удовлетворить малейшее из моих желаний. В этот период своей жизни я реально расслабился. Моя мама, безусловно, как я понимал, была счастлива, что я хоть и на время, но остался жить с ней, и всё же она в конце концов подтолкнула меня к полному и почти окончательному переезду к ней, так что я перевёз все свои немудрёные пожитки к ней, в том числе и свой любимый велосипед. Итак, я снова начал свои вело тренировки по утрам в субботу, так что жизнь моя, можно сказать, снова наладилась.
Итак, после того, как я крутил педали на местном шоссе всё субботнее утро, я вернулся домой прилично пропотев. Мама тут же велела мне принять душ и побрить свою щетину "разведёнца" до обеда, к которому всё было уже почти готово. Приняв душ, я брился перед зеркалом, когда в ванную буквально, без стука, ворвалась мама.
— Мама, побойся бога, я же голый!
— Да вижу я, сынок, не глухая же пока, слышала я звук твоей бритвы, но думала, что ты одет. Откуда мне знать, что ты голый. И кончай злиться, ведь я твоя мать, а ты уже не подросток. В любом случае, если ты и дальше останешься со мной, в моей квартире, нам волей неволей просто неизбежно придется видеть друг друга, так скажем, не совсем одетыми. Мы же не собираемся появляться друг перед другом в вечерних нарядах, не так ли?
— Ты права мама, но всё равно, я был немного удивлен.
Итак, между нами говоря, когда она вошла в ванную, мне действительно стало стыдно… стыдно за то, что я оказался перед ней голым, словно маленький мальчик, пойманный в ванной за дрочкой. Однако, видя, что мама восприняла ситуацию с величайшим спокойствием, я вдруг почувствовал себя почти гордым тем, что оказался перед её очами вновь обнажённым, причём таким банальным образом. Правда, вполне естественным, так что ситуация разрядилась без всякого напряжения.
— Я просто пришла причесаться, и намазать кремом грудь, а потом мы сможем сесть за стол и поесть, – сказала мама, заканчивая застегивать блузку.
Это мимолётное мгновение позволяет мне ненароком увидеть её грудь, поддерживаемую белым лифчиком. И, признаюсь вам, это меня, к моему удивлению, немного возбудило. Я доселе никогда не испытывал ни малейшего влечения к своей маме, довольно фигуристой женщине, хотя на фотографиях её молодости передо мной предстаёт красивая, грудастая, стройная брюнетка. Но никогда в жизни у меня не возникало желания подрочить на эти фоточки!
Сейчас мамины волосы окрашены в белый цвет, а изгибы её тела стали ещё более округлыми и плавными. Когда я был подростком, её худенькое тело совсем не соответствовало моим понятиям о женском идеале… и тем более моим фантазиям. Хотя теперь её декольте меня уже смущало, но, как известно, вкусы со временем меняются…
Когда мама выходит из ванной, расчесав свои волосы, я ничего не могу с собой поделать, она меня невольно возбуждает, как женщина, а не мама, и мой член помимо моей воли увеличивается в размерах, и я пытаюсь сгладить эту неловкость, поправляя свои штаны, но по прежнему тупо пялясь на её большие смачные ягодицы.
— Быстрее одевайся, я скоро вернусь.
Но я по-прежнему не могу думать ни о чём другом, кроме как об округлых формах маминого тела, о её тяжелой груди, которую она оставляет свободной, без лифчика, под своей одеждой, когда мы с ней одни в квартире… Впервые в жизни у меня в голове возникли кровосмесительные мысли, но я по-прежнему утешался тем, что ведь это только лишь моя фантазия, и я никому не причиняю вреда такими мыслями без их реального воплощения, и… так приятно гладить мой твердый член, будучи голым, в том самом виде, в каком только что мама меня увидела. Моё удовольствие десятикратно увеличивается от ласки моего члена атласом её трусиков, которые я выудил тем временем из корзины с грязным бельем. После эякуляции в раковине туалета мне кажется, что на какое-то время я сумел успокоиться, но это не так. Кажется, я становлюсь одержим своей мамой. Хотя, зная, вернее, понимая, что между нами ничего не может случиться в сексуальном плане, наконец-то можно считать, что это вполне нормальный процесс самопознания, и я не сошёл с ума….
Пока мы обедаем, я невольно смотрю на мамочкин зад каждый раз, когда она встаёт из-за стола, и следует признаться, что её пижамные штаны идеально облегают силуэт её тела. Её блузка, между тем, хотя и застегнута до последней пуговицы, никак не может успокоить моё замешательство, и тем более, когда одна из пуговиц расстегнулась, и на мгновение я вижу белую кружевную шапочку лифчика моей матери.
Начало лета, и после обеда жара невольно заставляет меня смежить веки. Хочется спать и ни черта не делать. Очевидно, это позволит мне успокоиться, потому что у меня снова задрался к небесам самый непослушный орган моего тела. Я оставляю дверь в свою комнату приоткрытой, втайне надеясь, что мама присоединится ко мне и позаботится о моём члене, который она сама, хоть и бессознательно, но привела в некоторое смятение.
Я слышу, как она встает с дивана в соседней комнате, и моё сердце начинает биться быстрее… неужели она на самом деле идёт ко мне. И правда, мама направляется на кухню выпить водички, и через приоткрытую дверь я могу любоваться её огромной жопой, в щели которой теряются её белые трусики. Мой член снова стал мягким и, несмотря на все мои старания и потуги у меня не получается снова сделать его твердым. Я принимаю неприличную позу, ложусь на спину, широко расставив ноги. Когда мама возвращается, я полузакрываю глаза и вижу, как её тяжелые отвисшие груди качаются вслед её шагам. Я закрываю глаза, когда она подходит к двери моей комнаты, и на несколько мгновений чувствую её присутствие в дверной щели. Я виню себя за то, что заставил себя так быстро кончить… Она могла бы восхищаться своим сыном со стоячим членом, не зная, конечно, что это из-за неё у него такой невероятный стояк.
В конце концов, я действительно заснул, усталость от езды на велосипеде и дрочки весьма поспособствовали этому.
Когда я проснулся, мама сидит в гостиной в простой белоснежной пижаме, под которым её грудь свободна, без малейшего намёка на лифчик.
— Похоже, ты хорошо выспался, сынок.
— Да, я немного устал поутру, так что часок сна мне совсем не помешал.
— Я видела… ты спал как младенец, когда я встала, чтобы выпить воды.
Произнося такие банальные фразы, я не могу не сфокусировать свой взгляд, несмотря на ткань пижамы, на её полуобнажённой тяжелой груди и широких коричневых ореолах, венчающих её.
— Послушай, мамочка, может быть немного пройдёмся, съедим мороженого на берегу моря, слегка освежимся.
— Я бы с удовольствием, но это, как повсюду твердят, очень плохо для моей фигуры.
— Да не беспокойся ты о своей фигуре, мамочка. Мороженое только в помощь изящным изгибам твоего тела. Ты прекрасна именно такой, как ты есть, округлой, а не нитевидной.
— Спасибо за комплименты, мой дорогой! Ладно, пойду накрашусь, сделаю боевой макияж на выход.
Я хватаю маму за бедро, пока мы идем к нашим комнатам, и моё запястье чувствует, как на нём покоится её тяжелая грудь. И у меня в это мгновение возникает только одно желание – схватить обеими руками её груди и ласкать их, мять, чувствовать их вес, их мягкую теплую кожу. Я неохотно отказываюсь от талии моей матери, чтобы пойти одеться, что делаю в один миг, несмотря на безумное желание задержаться в спальне и помастурбировать.
— Ты готова, мама?
— Не совсем… колеблюсь… не знаю, что одеть…
— Вы, женщины, все одинаковые, – сказал я, направляясь к её комнате, дверь которой была открыта.
Моя мать, запросто одетая в свои маленькие белые трусики-стринги, роется в это время в своём шкафу в поисках одежды, которая, словно злодейка, вскоре неминуемо скроет её сладострастное тело от моего нескромного взгляда.
— О, прости меня, мама. Не знал, что ты не совсем одета!
— Ничего, сынок, мы с тобой уже давно миновали возраст ложной скромности, как сказала я тебе сегодня утром!
Я киваю ей в ответ головой.
— Скажи лучше, как по-твоему, мне надеть платье или брюки?
— Мама, мы просто идем на пляж, а не на вечеринку. Ничего особенного. Просто надень то, что, что тебе нравится, в чём ты себя чувствуешь наиболее комфортно.
— Что ты думаешь об этих белых брюках-корсарах под этой синей туникой?
— Прекрасный ансамбль, мама, ты будешь самой красивой и желанной женщиной сегодня вечером.
Я не верю своим глазам! Господи, неужели это происходит наяву! Моя мама… тут, прямо передо мной, полуобнаженная… без малейшего смущения… и моё возбуждение непроизвольно зашкаливает выше небес. По крайней мере, мне так кажется, судя по моим ощущениям в штанах.
— Ах, да, сынок, но я прекрасно понимаю, что эта туника не прикроет мою задницу, так что я должна надеть стринги, иначе сквозь белый корсар будет видна моя писечка.
Сопоставляя слова с делом, она поворачивается к комоду, хватает очень маленькие, ну просто крошечные белые стринги, которые тут же надевает позади меня. Её щедрая, пухлая задница здесь, в пределах моей досягаемости и всё же по-прежнему совершенно недоступная. Мама, между тем, ничтоже сумнящеся, надела поверх трусиков свой корсар, и теперь стоит передо мной топлесс.
— Господи, куда же я положила свой лифчик? – Вполне непринужденно спросила она меня.
— Мама… он же на спинке стула, – говорю я, протягивая ей драгоценный аксессуар.
— Ты даже близко себе не представляешь, как вам повезло, пацанам, что вам не нужна такая смирительная рубашка в районе груди.
— Так не надевай его, если не хочешь.
— Я не могу выйти без него, сынок, у меня же уже не грудь молодой девушки, как ты видишь. Когда мы одни, наедине, между нами говоря, всё хорошо… мне кажется, что мои груди тебе правятся, но когда я выхожу на улицу…
Бюстгальтер захватывает красивую тяжелую грудь моей матери, создавая прекрасную, просто волшебную глубокую борозду между её сисек, куда я с удовольствием просунул бы свой член, если бы туника на её теле в этот момент не прикрыла это её сокровище.
— Как ты думаешь, мой милый? Я хорошо выгляжу?
Просто обалденно, мамочка!
Она поворачивается и, слегка приподнимая тунику, выгибает ягодицы.
— Стринги не видны?
— Нет и, признаюсь, твоя попка прекрасна… волшебна… и никогда раньше я не мог себе представить тебя, мама, в этих легкомысленных в стрингах.
— Как ты думаешь, я уже слишком стара для таких трусиков… может быть у меня слишком большие ягодицы, или, возможно, и то, и другое?
— Да нет, что ты. Но раньше, в детстве я видел тебя в нарядах, как бы это сказать, более классических. В любом случае, я думаю, это классно, что ты решилась на этот наряд… и я очень счастлив иметь такую сексуальную маму, как ты.
Сидя на террасе в кафешке, я сразу же осознаю, что я не единственный, кто оценил декольте моей матери. Даже официант, парень лет двадцати, откровенно наслаждается беспрепятственным видом на её пышное декольте. Что же, профессия позволяет ему иметь привилегированный вид на глубокую складку между грудей моей мамы. Между тем, мама заметила карусель зрачков полового, который, проходя мимо нас, нагло опускает взгляд на вырез маминой туники.
— Некоторым дурачкам повезло иметь такую точку зрения.
— Не ревнуй, сынок! Ты должен уметь делиться своим счастьем, – смеясь сказала она.
Мама, тем временем, скрещивает руки, и кладёт их на стол, намеренно приподнимая тем самым свою грудь и слегка наклоняясь вперёд, оголяя её.
— В этих условиях хочу разделить его, это счастье, с тобой…. – насмешливо и задорно произнесла она. – у меня есть два поклонника, но один слишком молод, а другой мой сын, так что мне определенно не повезло.
— Я уверен, что и остальные мужчины в этом зале находятся под твоим магическим влиянием.
— Ты и сам прекрасно знаешь, что большинство из них ищет только одно. Так что давай, пошли домой, скоро хлынет ливень, видишь, как небо затянуло облаками.
Уходя с террасы, я подхватываю мамочку за талию, абсолютно уверенный в том, что мужчины в это время разглядывают её большую задницу, неприлично вылепленную корсаром, и отпускают в её адрес двусмысленные и неприличные комментарии. В этот момент я убежден, что мы просто обречены стать любовниками независимо от того, является ли она моей матерью или нет, ведь эта женщина просто напросто сводит меня с ума. Её ум, её сладострастное тело… да буквально всё в ней вызывает во мне чувственное желание. Да… может быть я и идиот, но я просто-напросто влюбился в свою собственную маму, и надо признаться, послав при этом к чёрту все табу и нравственные устои. И сейчас я уверен, что она тоже испытывает ко мне определённое сексуальное влечение, иначе я не понимаю её отношение ко мне сейчас. Это не может быть просто нескромность в отношениях между не совсем уж, мягко говоря, юной матерью и взрослым сыном. Она, допускаю, может и не желать этого сознательно, но её стремление к моему соблазнению кажется мне вполне очевидным.
Когда мы возвращаемся домой, мама снова надевает свою пижаму, под которую, как и прежде, не надевает лифчика.
— Закрой балконную дверь, Эдик. Приближается буря.
— Ты уверена, мама?
— Да, я видела вспышку молнии.
Через несколько мгновений действительно послышался грохот грома.
— Я не люблю грозы, боюсь как грома, так и молнии.
— Я этого не знал. Эта фобия проявилась тебя недавно?
— Да нет, сына. Давно, но когда ты был маленьким, я старалась скрыть это от тебя, не хотела, чтобы тебе передался по наследству этот мой страх.
— Ты просто очаровательна, мама, давай я тебя обниму и успокою эту твою фобию.
Она присоединяется ко мне на диване, а я тем временем выключил телевизор. Видно, что буря действительно беспокоит её.
Мама сворачивается клубочком в моих руках и кладет голову мне на грудь. У неё перед глазами расстегнутая ширинка моих трусов, слегка обнажающая мой пенис. Она, казалось, не реагирует на эту вольность, не делает мне замечания, и я набираюсь смелости, чтобы поцеловать её в шею, не осмеливаясь, однако, прикоснуться губами к её губам, хотя она в этот момент кажется мне покорной, готовой принять от менябуквально всё. Таким образом, мы с мамой остаёмся в позе переплетенных тел. Но «это» не происходит. Одно дело говорить себе, что мораль не имеет значения, и совсем другое — действовать. Но для себя я понимаю, что это всего лишь банальная отсрочка неизбежного, и не более того… и это точно!
В воскресенье утром я сплю до упаду, заранее решив, что сегодня я скажу решительное нет никакому спорту, никакой утренней пробежке, отдав этот выходной одной лишь праздности, в надежде, что между нами, мной и мамой, что-то наконец-то произойдёт. Что-то невероятное и волшебное!
Когда я встаю, мама уже заканчивает завтракать за кухонным столом в небрежно застегнутом халате, едва скрывающем её грудь. Когда я её целую, она тянется лицом ко мне, одновременно выпячивая и обнажая свою грудь. Заметив это, она небрежным жестом возвращает груди на место, мило улыбаясь, словно это такая мелочь, а я возвращаю ей улыбку, демонстрируя неприкрытое наслаждение от лицезрения её обнаженной тяжелой груди.
— Я уже закончила, но могу с удовольствием сделать тебе яишенку, мой милый мальчик?
— С удовольствием мамочка, но не хочу тебя нагружать, могу и сам о себе позаботиться. Бывшая жена приучила.
— Позволь себе хоть немного отдохнуть, сынок, я просто балдею от такой новой возможности позаботиться о тебе… и я хочу наслаждаться этим счастьем как можно дольше! Так что спасибо твоей бывшей жене!
Я с удовольствием позволяю маме сделать это, раз такая возможность была мне так любезно предложена. И мне нравится представлять, что она думает не только лишь о том, чтобы удовлетворить мой желудок. Мамочка встаёт и начинает делать яичницу. Тонкая ткань пижамы прижимается к её большим ягодицам, уверен голым, не стеснённым трксиками, которые начинают колыхаться от движений. Когда она ставит мой завтрак на стол, её груди встают вертикально и выпадают из-под халата.
— Решительно, сегодня утром моя грудь хочет свободы, – без всякого смущения сказала она, заправляя груди назад.
— Я их понимаю, эти твои грудки, но зачем такое чудо прятать?
— Лестно, – сказала она, целуя меня в лоб. – Но сейчас мне нужно пойти на рынок, чтобы купить нам лососинки на обед.
Я обнимаю маму за талию, и когда она целует меня, я провожу рукой по её ягодицам, но она, словно не замечая меня, уходит. Само собой разумеется, что, как только она вышла из комнаты, я погладил себя мозолистой рукой по члену, не обойдя вниманием и набухшие яйца.
С нетерпением жду её возвращения, мысленно воображая тысячу ситуаций, одна чувственнее и эротичнее другой. Мои мечты слишком смелые по сравнению с реальностью, но в конце концов перед глазами маячит лишь одна картинка: мама устроится передо мной поудобнее на диване, на ней простая голубая атласная пижама, под которой легко угадываются следы псевдо трусиков, привычно входящие в глубокую линию её пухлой пизды. Я легко представлял её в этом образе, практически голой, но, конечно, в реальности мы с ней были далеки от этого.
Я помогаю ей готовить, что не в моих привычках, я никогда раньше не ступал на кухню, когда речь шла о готовке. Моя мать и моя жена были гораздо более одаренными в этом ремесле, чем я, что ни говори по этому поводу. Моя мать удивлена этой моей внезапной инициативой, а я, в свою очередь, притворяюсь, что должен был когда-то начать делать это , потому что с моими сентиментальными неудачами на любовном фронте я должен был рано или поздно научиться постоять за себя. В том числе и за кухонным столом и плитой!
— Но я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе, сынок, я не дам тебе голодать.
— Ты не просто моя мама, а мама-ангел, – говорю я ей, обвивая её за талию и целуя её обнаженное плечо.
— Ты даже не представляешь себе, как мне приятно заботиться о тебе. Боже мой, как жн мне стало скучно на пенсии.
Она нежно прижимает меня к своей груди и украдкой целует в губы.
— Я так горжусь тобой, мой дорогой сынок.
— Это на тебе я должен был жениться, мамочка, ведь твоя стряпня такая аппетитная. Да что там, лучшая в мире!
— Неплохая мысль, дорогуша, но я твоя мама… Так что ты не имеешь права думать иначе!
Я не даю ей закончить предложение и обнимаю её в ответ, пользуясь моментом, чтобы её поцеловать.
— Накрой на стол. Сейчас будем обедать.
Еда восхитительна, и хотя это само собой разумеется, я наслаждаюсь не только блюдами, приготовленными моей матерью, но также и, прежде всего, её щедрым телом, которое она мне предлагает в глубоких вырезах своей пижамы, которая неспособна скрыть даже округлость её ягодиц, вылепленных тонкой нейлоновой тканью.
День обещает быть дождливым, на пляж не пойдёшь, так что мы с мамой сидим на диване и вместе смотрим Гран-при Формулы-1. Хотя не так жарко, я удивлён, что моя мать буквально прилипла ко мне, словно греется, замерзнув. Это тот самый добрый знак, которого я уже, признаюсь, давно ждал.
— Как ты, мамочка? Ты в порядке, всё хорошо?
— Да, сынок, немного расстроилась, что мы не смогли пойти на пляж, но да… ничего страшного.
— Я сделал или сказал что-то не так, мама?
— Не ты тому причина, малыш, моему отвратному настроению. Просто небольшой конфликт в кондитерской.
— Что случилось?
— Ничего важного, но несколько малолетних дебилов, выходя из кондитерской, отпустили мне в след пару замечаний, которые меня, мягко говоря, расстроили. Они орали, что мне лучше сесть на диету с моей большой старой задницей, чем шляться в таких нарядах по улице. Представляешь, это я то старуха с большой задницей!?
— Пусть эти малолетки говорят, что хотят. Они ещё ничего не понимают ни в жизни, ни в женщинах. Ты пухленькая и очаровательная женщина, мамочка. Оставайся такой же, как сейчас, такой, как ты есть, полной жизни и энергии.Не смей садиться ни на какие диеты!
— Спасибо, мой дорогой, – ответила она, нежно целуя меня в губы.
Мне кажется, что сейчас ещё не время рисковать и заигрывать с ней. Так что я просто стараюсь остаться в своей роли любящего и заботливого сына и лишь слегка целую её в ответ, когда на самом деле хочу лишь одного – впиться в её губы, оставить засос на её шее и грубо оттрахать её во все дырки. Ну это так, между нами!
Я должен признаться, что мне придется ещё немного подождать, прежде чем перейти к более серьезным вещам, и в течение пары следующих дней не предпринимаю никаких решительных действий. Лишь лёгкий поцелуй, когда я прихожу домой вечером, и ещё один, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи, и это когда мне удаётся насладиться более или менее ясными видениями очертаний её обнажённого тела под ночнушкой.
Я возлагаю все свои надежды на вечер пятницы, как говорят – развратницы, когда я пригласил маму на ужин на в ресторанчик на берегу моря.
В пятницу утром, в отличие от других дней недели, мама не спит, когда я собираюсь уйти на работу.
— Не забудь, мама, будь готова к семи вечера.
— Конечно не забуду, не могу дождаться нашего сегодняшнего ужина, мой дорогой. Я встала так рано сегодня только потому, потому что записалась на одиннадцать к своей парикмахерше, чтобы быть красивой вечером.
— Но так ты и без всяких там цирюльников прекрасна, мамочка.
— Подойди, поцелуй меня, прежде чем уйти, мой дорогой.
Я вхожу в её спальню. Мама сидит голая на краю кровати. Она встает, разводя руками, чтобы я прижался к ней.
— Хорошего тебе дня, сынок, – сказала она, обнимая меня и целуя крепче, и даже, как мне показалось, более страстно, чем обычно.
— И тебе тоже, мама. Увидимся вечером.
Я, в свою очередь, касаюсь её губ своими и оставляю их там на несколько секунд больше, чем обычно. Она не уклоняется, и я не могу не сказать: «Я люблю тебя, мама».
— Я тоже, сына, люблю тебя.
Она впивается новым поцелуем в мой рот, и в нём нет ничего материнского, так как её язык блуждает в поисках моего. Мои руки лежат на её ягодицах, мнут их, но она не ускользает из них, и я невольно пальцами погружаюсь в её пизду. Там целый вулкан извержений…
— Увидимся сегодня вечером, сына. – вдруг резко откланяется она от меня.
После этого я не сомневаюсь, что сегодня вечером что-то, наконец, между нами произойдет…
Около семи часов вечера я подъезжаю к дому на такси и вижу, что мама наблюдает за мной с балкона и сразу же спускается вниз.
Когда она садится в машину, одетая в белую блузку с цветочным принтом и белые льняные штаны, я сразу замечаю, что она оставила грудь свободной, не обременив её бюстгальтером.
— Ты восхитительна сегодня, мама, твой наряд так тебе идет, – сказал я ей с озорной улыбкой.
— Разве так очевидно, что я не надела лифчик? Я не должна была это делать? – Так же смешливо спросила она.
— Нет, мама, глядя на твою блузку так сразу ничего и не определишь, но у меня то взгляд намётанный, и я сразу понимаю, когда на тебе есть лифчик, а когда нет и твоя грудь остается свободной. И знай, что я очень горжусь тобой. И я ни секунды не раздумывая поцелую тебя прилюдно в ресторане в благодарность за то, что ты не надела его, хотя и уверен, что местные досужие сплетники будут наблюдать за нами.
— Давай, поехали уже, я голодна, – выдохнула мама, положив руку мне на бедро, – потом у тебя будет достаточно времени целовать меня.
Признаюсь, в этот момент я поймал себя на мысли, что мы действительно больше похожи на любовников, чем на сына с матерью. Перед выездом из города есть только один светофор, который предусмотрительно загорается красным, позволяя мне остановиться и соединить свои губы с губами матери, поглаживая её верхнюю часть бедра через тонкую ткань.
Она легонько хлопает меня по плечу, чтобы закончить поцелуй.
— Уже горит зеленый, мой дорогой! Жаль, потому что поцелуй был восхитительным, сынок. Я уверена, что у нас будет чудесный вечер, – продолжила она, откинувшись на спинку сиденья и бесстыдно выпятив грудь.
— И я тоже в этом уверен мама, я тоже…
Ужин был превосходный, прямо скажу, удался, но я просто физически не могу переключиться на стейк с кровью, поскольку постоянно невольно пялюсь на мамину блузку. А мама, словно играя со мной в волшебную секс-игру, время от времени расстёгивала по одной пуговице на ней, обнажая моему взору зарождение своей груди. После ресторана мы идем гулять по набережной рука об руку, моя рука прижимается к ней, чтобы лучше почувствовать упругость её груди.
На обратном пути мы сидим на почти пустынном пляже немного поодаль от нескольких влюбленных пар, которые, как и мы, наслаждаются звездной ночью и морским бризом. Обняв маму за плечи, я говорю ей:
— Ты действительно очаровательна, и если бы ты только не была моей матерью, то я бы сейчас не на шутку приударил за тобой.
— Так забудь ты хоть на минутку, что я твоя мать, и подумай, что бы ты сказал просто женщине по имени Мария, которая сейчас сидит рядом с тобой на берегу моря под звёздным небом? Просто Мария!
— Я никогда не был очень хорош в этом жанре. Поэтическом…
— Просто расскажи ей, что у тебя на сердце, Эдичка.
— Мария, я не могу перестать думать о тебе ни на одну минуту! Худшее для меня время дня — это когда я покидаю тебя утром, а самое счастливое, когда я нахожу тебя вечером в твоём доме и целую тебя.
Я поцеловал её в шею и прошептал ей на ухо:
— Я люблю тебя, Мария, и хочу только тебя одну. И больше никого…
Она тут же обвивает рукой мою шею и шепчет мне в ответ:
— Я тоже люблю тебя, Эдичка, и хочу быть твоей женой.
Её губы приближаются к моему рту для первого в нашей жизни взрослого поцелуя, наши языки сливаются в интимном балете. Этот момент становится для нас по-настоящему торжественным, ведь мы больше не играем в соблазнение, желая лишь только одного – любить друг друга настоящей, плотской любовью. Мы какое-то время молчим после поцелуя, чувствуя, что вот-вот сделаем решающий шаг в наших отношениях.
— Мама, то, что я только что сказал Марии, на самом деле адресовано тебе, мамочка. И только тебе одной!
— И Мария отныне будет отвечать тебе от лица твоей матери, сынок.
— Мама, я хочу целовать тебя повсюду, гладить твою грудь.
— Так давай же, ласкай мою грудь, сынок, я только этого и жду. Почему, как ты думаешь, я оставила мои груди свободными под блузкой?
Моя рука поднимается под тканью её блузки, и, наконец, может погладить тяжелую, теплую мамину грудь, пока наши губы и языки соединяются в страстном поцелуе.
— Нам будет удобней на моей кровати, мой дорогой, давай скорее уедем отсюда к нам домой.
Нам хотелось бежать к машине, когда мы вышли с пляжа, но моя мама быстро притормозила, придерживая руками свою колыхающуюся во все стороны грудь.
— Отсутствие поддержки в виде лифчика имеет свои преимущества, но также и недостатки, особенно когда у тебя такая грудь, как у меня, – смеясь выдохнула она.
— Ничего не случится, если мы пойдём к машине не спеша и потеряем на этом пару минут. У нас впереди целая ночь.
Когда я паркую машину на улице возле маминого дома, моё сердце начинает биться.Чаще и сильнее. Но сейчас мы должны сделать небольшое усилие над собой и держаться в рамках приличий, чтобы не давать повода посудачить над нами досужим кукушкам-соседкам. Через несколько минут я буду держать маму в своих объятиях в её постели. Стараемся не держать друг друга за руки или за талию, опасаясь подлого взгляда со стороны какой-нибудь мегеры в окне дома напротив.
Едва дверь квартиры закрылась, мы с мамой обнимаемся, затем новые поцелуи без всяких ограничений, мои руки приподняли блузку, чтобы размять её мягкую, но горячую грудь, затем погладить её большие мясистые ягодицы. И вот, не разорвав друг от друга губ, мы оказались в её спальне. Наступил, наконец, этот долгожданный и желанный момент.
Только после того, как я полностью расстегнул её блузку, мои губы смогли оторваться от маминых губ и направились к её соскам. Мои руки хватают её обвисшие груди, выпрямляют их и подносят два соска ко рту. Я становлюсь на колени, чтобы поцеловать её округлившийся с возрастом живот, затем я очень медленно стягиваю её штаны, обнажая крошечные стринги, едва скрывающие её венерин треугольник с волосиками над пиздой, но оставляющие обнаженными её огромные ягодицы, которые просто восхитительны. Мои руки надолго задерживаются на её пышной заднице, пока я целую хохолок её уже потерявших жёсткость интимных курчавых волосиков через тонкую ткань стрингов.
— Дай мне полюбоваться твоим любовным гнездышком, мпмочка, я вылижу его, только пошире раздвинь бедра!
— Да, сынок, давай, полижи мою киску, я уже вся мокрая. Я мечтала об этом мгновении целую вечность!
Господи, как чудесно было провести языком по мокрым кружевным волосикам её лобка, а затем засунуть его между её половыми губами, цепляясь между делом за сладострастную плоть её ягодиц. Я раздвинул губы её пизды, чтобы скользнуть языком в её влажную промежность, а её руки, лежащие на моей голове, прижимают меня к её животу. Давление рук ослабевает, и мама раздевает меня, как в детские годы. Она быстро сняла с меня рубашку, лаская при этом мою грудь, соски, затем целует их, избавляясь попутно от моих штанов.
Мой пенис тверд в трусах, как как каменнные моаи на острове Пасхи. Сидя на краю кровати, мамуля окончательно раздевает меня, высвобождая мой полный желания член. Она осыпает его нежными поцелуями, прежде чем заглотить в свой рот, поглаживая рукой мои яйца. Я был просто ошарашен тем, что мама так искусно полностью, до яиц, сумела погрузить в рот мой хуй, протиснув его по самые по гланды! Интересно, где она освоила эту технику горлового минета?
— Дай мне насладиться вкусом твоего члена, сынок, прежде чем вложить его в свое любовное гнездышко. Я помню его вкус. Когда то я его посасывала… в твоем младенчестве, но лишь потому, что безумно тебя любила!
— Да, мама, давай, отсоси мне, а я хочу съесть твою киску, – и мы перемещаемся на кровать ради восхитительных минут в позе шестьдесят девять. Она переместилась на меня сверху, и её бедра обнимают моё лицо, которое погружается в её промежность, чтобы мог язык беспрепятственно погрузился в её сочный абрикос.
Мамин язык в это время скользит вниз по моему члену и мило задерживается на моих яйцах, которые она держит в руке, чтобы получше облизать их. Вскоре после того, как я оказался на ней, она невероятным образом практически полностью проглотила мои яйца, массируя при этом мой пенис. Мои пальцы обыскивают её киску, а мой рот сосёт её клитор. Непревзойдённое удовольствие вылизывать её влажную киску вот так, таким образом, в такой позе. Наши тела покрываются потом, горя от желания.
— Давай, сына, возьми меня, я хочу сегодня быть твоей женой.
— А я твоим мужем, мама.
Мы обнимаемся, наша кожа сливается, проникая друг в друга каждой клеточкой, моё каменное желание прижимается к животу моей матери, мои руки мнут её обвисшие груди.
— Я люблю твою грудь, мама, а твоя пизда, она такая большая и сочная, и её губы так широко раскрылись!
— Давай, мой малыш, просунь между ними свой хуй.
Но перед тем, как засунуть свой член в пизду мамы, я решил воплотить в жизнь ещё одну свою фантазию, давнюю мечту, закрыть гештальт, и сев верхом на неё, я кладу свой стоящий колом член, головка которого горит, между её грудей. Мама всё прекрасно поняла, и тут же зажав мой хуй грудями, стала его дрочить. Через минуту она выдохнула:
— Возьми же меня, наконец, сына. Я больше не могу терпеть!
Я, не дожидпясь повторного приглашения, немедля ложусь на маму, целуя её огненный рот.
— Направляй меня в себя, мама. Сама… всё в твоих руках!
Она схватила мой член и поднесла к приоткрытым губам своей пизды.
— Давай, сынок, засунь уже наконец-то свой член в пизду своей матери. Она заждалась, когда же ты вернёшся назад, к истокам!
И, естественно, я погружаюсь в неё, и… начинается движение вперёд и назад, которое кажется мне бесконечным погружением в нирвану. Я в другом мире, потустороннем, и занимаюсь любовью с мамой, которая дарит мне самый прекрасный подарок в жизни, о который я даже не мог никогда мечтать. Никогда в жизни! Ни одна женщина в мире не сможет доставить мне больше любви и наслаждения, чем она, моя мама. Её щедрые, сладострастные формы, её способность полностью отдаться мне невозможно описать словами. Это ни с чем не сравнимое наслаждение, от которого у нас перехватывает дыхание, мы находимся в другом мире, состоящем только из чувственности, секса и желания. Это космос, а не Земной шарик!
Памяти Гемило