Каждое новое утро – это начало новой жизни, как сказал один выдающийся английский политик. Сказал он, вернувшись из Южной Африки, где будучи в плену у буров, многое передумал и решил вместо журналитики заняться политикой.
А вот мне придётся вновь играть в шпионов. Хотя официально я ещё в командировке, но тучи явно сгущаются. Лучше, как говорится в одной шутке – перебдеть, чем недобдеть. И я вновь решил ещё ночь побыть в своём шалаше, чем очутиться в мрачных подвалах Лубянки. Как мрачно шутили: "Раньше в этом здании был Госстрах, а сейчас – Госужас". Это точно. Как-то просто проходил мимо этого помпезного сооружения и тогда чётко почувствовал исходящую от него волну ужаса, страха и боли. Хорошо, хоть крики пытаемых на наши улицы не доносятся…
Проснулся я как и всегда рано. Сделал зарядку, напился чудесной сладкой воды из ручейка, умылся этой студённой водой и наконец проснулся. Потянулся и можно одеваться, скоро выйдет солнце – за работу, товарищи! Ночь заканчивалась. Утро неудержимо рвалось вперед, ловко и смело сжирая с чудовищной, прямо-таки тектонической прожорливостью последний минуты и секунды благословенной темноты. Ночь всегда лучше дня. Ночь можно поспать… или хотя бы надеяться на это. Ночь полна свежести и прохлады. Правда по ночам ездят чёрные "Эмки" и собирают своих жертв…
— Ты выспался, – я даже от неожиданности вздрогнул, хотя был такой чистый, нежный, мелодичный голос. Олеся! Я рванул к ней и подхватил её на руки, а она счастливо так засмеялась своим серебристым смехом.
— Понравилась моя ежевика, – нежно поцеловав меня, спросила таким невинным голоском, отчего мой "друг" сразу надул трусы бугром. Опустив руку, она нахально засунула руку в трусы, потрогала и обхватила своей "его" нежной ручкой.
— А я не Олеся, а Алёнка. Это у Куприна Олеся, а ты называй меня по-настоящему. А то повторяешь всё: "Олеся, сладкая Олеся…", так и писатель видимо говорил, когда эта лесная дева соблазнила его. А меня зови Алёнкой…
— А где же твой братец Иванушка, – поддержал я сказочное настроение.
— Нет у меня братьев, мой папка пять сестёр настругал. А где твой шалаш? – она так хитренько и призывно посмотрела на меня.
Понял, не дурак! Я понёс её в шалаш, а она так счастливо засмеялась. И вновь такое!Серебрянный колокольчик её смеха возбудил во мне зверя! Трусы я буквально содрал с неё, заодно наконец потрогал её попку. Попочка у нее была кругленькая и твердая, как орех. Шелковистая кожа её попки просто обожгла мои пальцы. Не отрывая губ в жадном поцелуе, обхватив прохладные упругие ягодицы ее попки ладонями, я вдавил ее лобок и животик в мои чресла. И вот горяче-влажная вагина приняла мой член. И всё! Просто как тумане всё и наконец я остановился. Это было точно какое-то сексуальное наваждение! Но было так чудесно, вроде даже минет был…
Очнулся я лежа на спине, весь мокрый от пота, от серебристого смеха Алёнки:
— Ну ты точно зверь. Даже трусы мои порвал… Хотя мне было так чудесно, не передать, – она гибко потянулась и в мгновение исчезла. Ну прямо как наваждение! Я заснул весь в неге и проснулся уже вечером. Ну и времена, в своей стране приходится прятаться:
Время сыплется надеждою, мечтой и верой,
Падая на дно сгоревшим серым пеплом.
Дней, что кажутся прошедшими нелепо
Лет, что видятся жестокой жизни стервой
Да, вспоминая эти года. постоянно удивляешься не тому, что мы выжили, а тому – как мы в такой обстановке ещё и умудрялись творить. Пробиваясь не только сквозь идиотизм некоторых так называемых "генералов мирного времени", а ещё и сквозь зависть своих коллег. Даже Туполеву, творящему свой Ту-2 в бериевской "шарашке", завидовали.
Крался я к дому Галины, своей тайной подруги, "аки тать в ночи". Шёл тихо, в основном в тени, в начале подошёл к своему дому. Всё ясно – засада! Сидит такая девица с выпрямленной спиной на скамейке, ну кто в это время будет тут сидеть. Да её за километр видно – из органов! Назад и очень аккуратно!
Галке я позвонил из телефона-автомата, мол я из командировки и сразу к ней, она очень обрадовалась. Подошёл я к её дому через полчаса. И тут вижу такое, отчего спина похолодела – к соседнему подъезду подлетела "Эмка" и выходят трое. Дошло, это же не мой дом! Неужели к Мирошниченко, он зам.наркома и начальник экспериментального цеха, видимо какая-то авария и всё – есть виновный! Точно сотрудник пакистанской контрразведки! Или скорее всего, он же развёлся со своей истеричкой и женился на молодой Ирине, моей бывшей подруге, они и познакомились в аэроклубе. Видимо его бывшая жена и написала донос. А эти в фуражках с сиреневым верхом точно рады. Нет, Ирину я этим сволочам не отдам мучить!
У меня в кармане был большой такой носовой платок защитного цвета, я сделал повязку на глаза, как у Зорро, прорезав щёлки. И, собрав всю волю в кулак, а совесть глубоко в карман, подошёл к машине. О! – шофёр уже спит, думает, что тут ещё долго. Я аккуратно пережал ему сонную артерию, оттащил в подвал, забрал документы и сразу открыл кобуру. Оп-па, тут "ТТ". пригодится. Одно движение и этот шофер в стране счастливой охоты. Всё, я перешагнул эту грань!
Дверь не закрыта, ха! – слесарь-сантехник и дворник, сидя на полу в кухне, спят или дремлят, явно опохмелившись хозяйскими напитками. Тихо открыл дверь в кабинет, Виталий Владимирович сидит, держась за голову, шишка, как боевой рог – видимо он возмущался. Ирина стоит, бледная, как бумага, а под её левым глазом синяк отливает великолепным перламутром. Но, в отличие от мужа, она явно не сдалась. Да тут целый лейтенант НКВД наклонился к ящикам столам и копается там. Рукояткой пистолета я изо всех сил ударил его по затылку, а Ирина, умничка, сообразила и придержала, чтобы не было грохота. Я показал ей большой палец. Второй готов, догоняет своего шофера.
Так, в другой комнате, ещё один стоит на коленях и копается в шкатулке с драгоценностями. Недаром я играл в футбол левым крайним – удар сапогом вышел отличным, пенальти пробит! Хрустнули позвонки – готов. Ирина достала из ящика стола "Наган", я опять палец к губам и, забрав у неё револьвер, чтобы случайно не пальнула, пошёл в третью комнату. Ох и амбал! Такого с одного удара не собьёшь! Он резко повернулся и грозно нахмурился, мол сдавайся! Но, приставив "Наган" к сердцу, я сразу дважды нажал на курок. Вот так, а маленькая пулька, всего 7, 62, легко сбила этого грозного мордоворота. Упал с таким грохотом. Большой шкаф всегда громко падает!
— Ирина, ты машину умеешь водить, давай собирайся. Машина у подъезда! Возьми документы командира этих головорезов, вдруг тормознут вас по дороге, покажешь корочку. Только корочку, им всем хватит! Быстро собирайся, деньги забирай все, вот шкатулка, одежду в чемодан. Уезжаете на дальний кордон к тому егерю, что твой муж в прошлом году ездил сам. Никто вас там не найдёт. Через три года вернётесь. Поняла, через три, не раньше. И не тупи, Виталий Владимирович, Какое пойду к Хозяину? Он и дал "добро" на твой арест. Так что слушай жену! Быстрее!
Быстро они собрались, я чуть не заржал – затащив оба тела пьяных в дым сантехника и дворника, Ирина дала им бутылку и закрыла в ванной. Как они в бутылку вцепились! Утренний опохмел, понимать надо! Да, я даже головой покачал, неплохо Хозяин своих наркомов обеспечивает – Ирина подтащила к двери полный чемодан денег. Да тут им до скончания века!
— Ирина, забери оба ружья, именной Маузер и всё оружие. Проживите хоть три года спокойно, там тихо, отличная охота и рыбалка, муж твой пусть бороду отпустит, документы со временем достанете и тогда вернётесь в столицу. Три года, запомни твёрдо и не дёргайтесь там.
Крепкие нервы у Ирины, села за руль, Виталий всё порывался идти к Хозяину, но. получив две пощёчины от жены, пришёл в себя. Я помог ей закрыть багажник, а она, закинув мне руки на шею, крепко поцеловала страстным долгим поцелуем.
— Женчик, я узнала тебя. После того, что было с нами, разве я не могла тебя узнать… Мы уедем, но я тебя не забуду… Ты спас нас!
Тёплый ещё мотор схватил сразу и, пыхнув дымком, они уехали. Сверкнули на повороте красные габаритные огни – ну и слава Богу! А я к Галочке. Ирина мне целых два портфеля набила, тут и напитки и деликатесы из закрытого распределителя. Неплохо! Галочка будет довольна!
Я позвонил, дверь почти сразу и открылась. Ждала! Ох и Галочка! Вошёл и дверь закрыл. Я в полутьме коридора вновь полюбовался красавицей. Рост метр семьдесят, густые вьющиеся светлые волосы до лопаток, большие зелёные глаза на весьма милом личике. Деловой приталенный пиджак лишь подчёркивает точёную фигурку с весьма заметными формами. О, да я похоже влюбился!