Я прождал автобус полчаса и порядком замёрз. Но это было не важно.
Я не обращал внимание на промозглый ветер и слякотную погоду.
Также я забыл о том, что уже много лет в стране правил человек, которого недоброжелатели называли "Царь" (хотя времена монархов давно кинули в лету), а в тюрьме томился известный некто, которого подчас именовали просто — "Бунтарь".
Я двигался к любимой женщине, у нас сегодня была годовщина. Всё остальное было по барабану. Но если вы скажете, что я равнодушный сноб, вы ошибётесь.
*****
Любимая встретила меня в красном шёлковом халатике, накинутом на стройное тело. Из-под халата соблазнительно торчали ножки, верх шёлка едва приоткрывал небольшую красивую грудь.
Я разделся и прошёл на кухню. На столе стоял ужин, заказанный из дорогого ресторана, бутылка вина и бокалы.
Я тоже готовился к встрече. В моём кармане лежала коробочка, а в ней — кольцо с небольшим зелёным камнем.
Мы сели за стол, разлили вино и, вспоминая совместно прожитый год, принялись за ужин.
Надо признаться, что я в этот день отстоял тяжёлую смену и немного устал. Блаженное тепло разливалось по всему телу. Я замолчал. Замолчала и любимая, поглощая ужин и одновременно листая новости на смартфоне. Вдруг её лицо напряглось, голова поднялась, губы сжались, глаза закрылись.
Какое-то время любимая сидела в тишине, не меняя позы.
— Что случилось? — спросил я, удивившись произошедшей метаморфозе.
— Извини, — тихо, еле шевеля языком, ответила она, — Меня сейчас лучше не трогать.
Лицо любимой оставалось непроницаемым. Я всерьёз забеспокоился, не понимая, что же произошло.
— Так что, всё же, случилось? — опять спросил я.
— Царь убил Бунтаря!
Я схватил смартфон и в спешном порядке прочитал новость о смерти в тюрьме.
— Печально, конечно. Жаль Бунтаря по-человечески, — сказал я.
— Мне надо побыть наедине со своими мыслями, — сказала она смотря безумными глазами в тарелку, но не прикасаясь к еде, — Меня лучше не трогать.
— Но с чего ты взяла, что его убили? И что это был именно Царь? — спросил я.
Лицо любимой вспыхнуло гневом:
— Ты что, больной? Да, молодой, здоровый, вдруг совершенно случайно умер! Совсем ничего не понимаешь? — воскликнула она, — Я прошу тебя об одном, оставь меня сегодня в покое!
— Милая, у нас же годовщина… А ты его даже не знала… Мне не понятна твоя реакция.
— Знаешь, что я тебе скажу? — вдруг зло зашипела любимая, — Тебе надо подумать о спасении своей души! Как можно быть таким чёрствым и равнодушным! Как можно не иметь ни мнения, ни гражданской позиции! Ты совсем спятил, если ничего не чувствуешь сейчас, в этот момент… Ах, господи боже мой, почему вы все такие? Как можно быть такими покорными рабами? У вас и впрямь в голове вата?
— Но ведь тебя раньше никогда не беспокоило подобное…
Я был ошарашен её выпадами. Ничего подобного я не ждал. А кроме того, надежда на горячий вечер таяла.
— Вот, например, помнишь Антона Мельченко? — снова заговорил я, — Всё это было давно, конечно, ещё до Царя… Он тогда выступил на заводе с резкой критикой… Помнишь? Что потом с ним было? Вдруг, совершенно случайно, он сошёл с ума! Его закрыли: пичкали разными препаратами полгода в психушке. Я потом встретил его на улице, так у него челюсть ходуном ходила сама собой!
— Ах, этот… Он и правда был псих! Он, вроде, угрожал ещё кому-то… Я была тогда так молода! Сто лет прошло!
— Ну, а сосед наш, Петя Воропаев? — гнул я свою линию, — Помнишь его? Это тоже до Царя было, вспомни! Его разорили, посадили на наркоту, потом в тюрьму, а там вдруг совершенно случайно, с ним произошёл инфаркт!
— Какой ужас! Да я помню. Но Пётр был тоже поехавший! В любом конфликте важно вовремя остановиться!
— А Женя Сидоров? Он учился с нами в одной школе. Его опустили в девяностые на зоне, под сенью закона. Я, когда он вышел, помог ему с переездом в другой город, а ты с ним даже здороваться перестала. Ну, было такое?
— Я не могу помнить всех местных маргиналов! — вспылила любимая, — Что ты привязался ко мне с этими! Тебе ли не знать, все они были странными!
— Все эти люди — твои знакомые, соседи, живущие в других домах, дворах… Тоже, в каком-то смысле бунтари… Только их не пиарят, о них никто не знает, кроме нас, и не узнает. Ты ими не интересовалась, тебе всегда было всё равно. Чего вдруг теперь?
Новая вспышка гнева исказила лицо моей возлюбленной:
— Ты ничего не понимаешь! Вот за них и боролся Бунтарь! За всех, чтобы больше не было произвола! О, боже, как ты глуп! Посмотри, разве возможно такое на Западе? Ведь там нет такой жести!
— На Западе ещё хуже, — подлил я масла в огонь, — Там несогласных веками уничтожали. Понятное дело, потом стало возможным приотпустить вожжи. Но государство всегда было государством, а народ всегда оставался народом. Почитай хотя бы наших анархистов — Бакунина или Кропоткина, они, конечно, были идеалистами и часто несли разный бред, но лучше них никто не критиковал государственную машину. Как же глупо верить, что где-то там, вдалеке, государство может быть каким-то иным! А кроме того….
— Хвааатит! Не хочу ничего больше слушать! — завизжала любимая, — Да будьте вы все прокляты! Вы и ваша страна! Оставь меня в покое! Мне жаль человека, который отдал жизнь за таких уродов!
— Ты его не знаешь, — я заговорил холодно и жёстко, — Что им двигало и кто за ним стоял, ты знать не можешь. В искренность его ты просто веришь! Тебе не хватит годового дохода, чтобы купить часы, как у него. Он был одет в крутые ведущие бренды, а ты затариваешься на Аллиэкспресс.
— Это-то тут при чём!? — возмущённо воскликнула милая, всплеснув руками.
— А при том, что ты далека от этого Бунтаря, как далёк микроб в Мариинской впадине от Марса.
— Ну и вали отсюда! Пожалуйста, избавь меня от своего мерзкого присутствия!
Я встал и направился на выход:
— Да ну тебя к черту! Ты мазохистка. Тебе нравится быть эдаким отщепенцем, но при этом ничего не делать!
Наверное, от этого ты получаешь яркие оргазмы!
*****
Мне хотелось любви, я поехал к проститутке. Я не был у этой женщины целый год, чуть больше. Можно было отметить годовщину нашей разлуки. Проститутка всегда думала так же, как и я. Ещё бы за мои деньги она думала бы как-то иначе, скажете вы. Но я искренность её слов я почему-то верил, как верят распиаренным медийным личностям разные простаки.
— Какой он бунтарь? — спросила проститутка, выслушав мою историю — Знаешь, кто здесь настоящий бунтарь? Это ты! И я тоже. Тот, кто живёт не по правилам, и счастлив вопреки!
— Хочешь, я подарю тебе кольцо? — спросил я, — Мы ведь с тобой не виделись целый год.
Я вручил шлюхе коробочку с подарком для любимой.
— Какой ты милый, — сказала проститутка, — Мне редко дарят такое. О, подошло на безымянный! Как ты узнал мой размер!
— Я всегда любил женщин с тонкими пальцами, — ответил я.
Проститутка начала раздеваться:
— Посмотри, какая у меня грудь! — она сжала руками свои небольшие стоячие аккуратные груди, — Правда, хорошо сохранилась? Я уже не молода, но моё тело заводит и восемнадцатилетних.
Я начал целовать аккуратную красивую грудь немолодой, умной женщины.
Шлюха опустилась на четвереньки и приступила к выполнению служебных обязанностей. Её ротик скользил по моему мягкому стволу, заставляя его становиться железным. Скандальная нервотрёпка вечера стала забываться.
Затем я лёг на кровать. Проститутка села на меня сверху и задвигалась, сжимая и поглаживая при этом свою грудь, которой гордилась. Мне было хорошо, я тоже слегка двигался под её нетяжёлым телом, поглаживая узкие бёдра.
— Хочешь, возьми меня раком! — проститутка поднялась и встала в коленно-локтевую. Я начал трогать её аккуратную попку, киска ярко блестела внизу. Я вошёл. Шлюха стала громко стонать, мои движения становились сильнее и чаще. Я кончил.
Мы поднялись с кровати.
— Жить надо в той стране, которую ты сам создал для себя, вокруг себя, — снова заговорила проститутка, — В стране любви, стране ярких оргазмов. Приходи снова, милый!
