— Кирюшка, угомонись уже! – Зинка игриво шлепнула по загребущим рукам, и одернула подол короткого платья. – Не дай Бог, Вовка зайдет!
— Не могу! – пылал страстью Кирилл, придавив Зину к раковине. – Никак не могу, хоть убейте, Зинаида Захаровна!
— Ну, блин…, черт…, стояком своим…, – попой отмахивалась Вовкина жена, судорожно вцепившись в вентили кухонного крана. – Ну, хватит, млиинн…. Серьезно, зайдут ведь!
Но отмахнуться от Кирюхи удавалось плохо. А точнее – совсем не удавалось. Опьяненный рассудок хотел чужую жену все сильней и сильней. Трепетные пальцы жарко ласкали обширную хозяйкину грудь, корабельная мачта рвалась на волю в пампасы Зинаиды Захаровны, презирая платье и трусики…
— Вот же дьявол, ненасытный, – громко дышала женщина, с трепетом ощущая томление в изголодавшемся своем теле.
Еще бы чуть-чуть хмельного напора, и его руки снова задрали подол, но тут из коридора донеслись голоса, и парочка отпрянула друг от друга. Кирилл уселся на стул и, закинув ногу на ногу, со скучающим видом потянулся за сигаретами.
— Да они тут курят! – возмутилась Ольга Андреевна, проталкиваемая на кухню Вовкой. Увидев Кирилла, тот сразу убрал руки с Ольгиной талии, и весело добавил:
— Эгоисты! А нас чего не позвали?
— Да хотя бы окно открыли, ведь не продохнуть! – продолжала возмущаться жена Кирилла, незаметно оправляя легкомысленный свой сарафан. Минутой раньше он был задран на попе лучшим другом Кирилла. Ягодицы все еще томила приятная боль, после пары сочных шлепков. “Сумасшедший”, – вздохнула про себя Ольга. Когда то и Кирилл был таким, но нынче – увы, годы проведенные в браке, пусть и удавшимся, неминуемо берут свою дань, отбирая новизну ощущений. Сердце гулко стучало в груди, где-то внизу собиралась влага, набухшие соски буравили плотные чашки бюстгальтера. Ах, если бы еще раз ощутить эти волнующие моменты… Даже с тем же Володькой! Но, Зинка!? Лучшая подруга со времен детского сада! Предать такую дружбу? Да никогда! Ольга потрясенно огладила все еще горевшую попу. Жест не укрылся от Володьки, и тот судорожно закашлялся, едва не выплюнув сигарету.
— Тьфу, пакость! – продышался он наконец. – Пошли, Кирюха, накатим еще по одной.
Кирилл неохотно поднялся со стула, отряхивая с брюк просыпавшийся пепел.
— Ну, разумеется! – тут же нашлось сексуальное неудовлетворение жены. – Как есть свинтус! За вечер новые брюки изгваздать успел! Тут тебе и салат, и пепел, может сразу на помойку выкинуть?
— Не парься, Оль, – заступилась за свинтуса Зина. – Володя, выдай Кирюше треники, а его брюки – закинь в машинку!
Она немного помолчала, и добавила:
— И сам треники надень, а то знаю вас, оболтусов! Не хватало, чтобы и ты на себя винегрет опрокинул!
Пятью минутами позже, обновив гардероб, мужики заявились на кухню. В расстегнутых пиджаках, светлых рубашках и галстуках, заправленных в пузырящиеся на коленях синие треники.
— Красавцы! – заржали девочки.
— Дамы! Разрешите ангажировать на медленный танец? – шутливо поклонились красавцы, и повернулись на выход.
— Медляк! – дамы в восторге повскакали с табуреток, и умчались за кавалерами в гостиную.
Из колонок струилась королева медленных танцев “The Lady in Red”. Две пары едва покачивались в мерцании елочной гирлянды. Сумрак и загадочность окутывали опьяневшие в танце фигуры.
Зинины руки томно обвивали шею Кирилла, Олины – то же самое проделывали с шеей Володи. Обе дамы максимально плотно ощущали, как проступающую сквозь трикотаж эрекцию, так и их горячие ладони на своих полупопиях. Единственной разницей в исполнении медленного танца было то, что Зина довольствовалась возбуждением задницы через платье, а Оля – через колготки и трусики, так как сарафан и вправду был легкомысленнен в плане длины.
Однако все хорошее рано или поздно заканчивается. Крис де Бург закончил сводить их с ума “Женщиной в красном”, мелодия стихла.
— Пойдем ка, покурим ка, – предложил Кирилл, утаскивая Володьку на балкон.
— Там холодно, мы – на кухню, – едва переведя дыхание после танца, выдавила из себя Зина.
— Ну ты, чо, как? – затянулся Кирилл.
— Да пучком, – облокотился на перилы Володька.
— Ага, – согласился Кирилл.
— Все Ок, – подтвердил Володя.
Разговор не клеился. Они оба переживали медляк.
— Винца? – спросила Зина подругу, когда они разместились за крохотным столиком.
— Коньяку! – рубанула Оля. – Стопку!
Она сидела красная, возбужденная, и не знала что делать. Предать? Да как такое возможно… Нет, окрутить Вовку, это как два пальца об асфальт, он так ее лапал, что едва не потекла по взрослому, но, как по земле то потом ходить, в глаза смотреть? И Зинке и Кириллу…
Зина внимательно посмотрела на неровно дышащую Олю, выудила из буфета графин и, на всякий случай, две стопочки.
— А себе? – подняла бровь Оля, видя, что налив половину, Зина оставляет графин.
— А мне винца хватит, – скромно ответила Зина.
— Я хочу твоего Володьку, – выдохнула Оля, опрокинув бокал. Так примерно кидаются головой в омут. А вынырнув, тут же тянутся за добавкой.
До коньяка она не добралась. Ее опередила Зина. Единым махом та схватила и опрокинула графин над второй стопкой.
— Блять, Зина, – в голосе Оли слышались звенящие нотки отчаяния, – я все понимаю, но хоть ты меня режь, ешь – мне нужен новый мужик! Хотя бы разок! Я пятнадцать лет в браке! Налево ни-ни! Кирилл он ведь, знаешь, какой… И заботливый и внимательный, и детей любит, и зарплату до копеечки… Но в этом деле… Ну, ты понимаешь… Пятнадцать лет одно и тоже…
Зина вздохнула. И налила подруге с плечами… У нее были те же пятнадцать лет. И она понимала. Всё – всё.
— И как ты это себе представляешь? – закусила она долькой лимона.
— Минет! – с жаром воскликнула Оля, не закусывая после второй. – Вовка и не узнает, кто, а мне и этого хватит!
— Как это? – изумилась Зина, быстро моргая.
— Они сейчас курят. На балконе. Медленно переживая медляк… Я быстренько под стол залезу, и оттуда…
Зина вспомнила жадные руки у себя на попе, увесистый стояк, таранящий низ живота, и вздохнула еще раз. Мужик на все новое падок. Как и остальное человечеству ему хочется нового…. Другими словами, ей, как и остальному человечеству, тоже очень хотелось новизны в ощущениях, и хотелось серьезно… А Кирилл, он такой… Да и Вовка ее не лучше… Весь вечер лип к Ольге…
— Хорошо, подруга! – решилась Зина. – Но с условием!
— С каким? – в глазах Оли колыхнулась надежда.
— Ты минетишь моего мужика, а я…, – Зина три года отмотала в театральном, прежде чем забеременеть, и паузы научилась выдерживать на пять с плюсом.
—.. .а я – твоего Кирилла, – закончила, наконец, неслучившаяся театралка. – Один раз! И менетим обе и сразу!
—.. .блин, – задумалась Оля. Мысль о том, что Кириллом станет обладать Зинка, пусть на разочек, но все-таки…
— Ну, так…? – выгнулась Зинкина бровь.
— А, давай!
Соблюдая максимальную конспирацию, укрываясь за этажерками, креслами и другими складками местности, заговорщицы, они же – будущие минетчицы, прошмыгнули под стелющуюся по полу скатерть. Там, в густом сумраке, набивая шишки о редкие стулья, они проползли вдоль дивана, и замерли, дробно стуча выпрыгивающими сердцами.
Скрипнула балконная дверь, по ногам дернуло свежей морозностью.
— Галоши снять не забудь, и тапки свои напяль, – полутрезво донеслось от двери.
Послышалась какая то возня, скрип, мужики обошли стол, и устроились на кожаном диване. На нем было одновременно и удобно сидеть, и неудобно есть, настолько он был низким. Из-за широкого края стола, едва торчали плечи сидящих.
— Слушай, давай подвинем, поближе, а то и треники твои майонезом закапаем! – подал Кирилл дельную мысль.
Вдвоем с Володькой они подвинули диван, не на шутку перепугав притаившихся жен.
— Ну, будем, – кратко чокнулись мужики стопками, и синхронно захрустели солеными огурчиками.
— Ох, хорошо твоя Зойка огурцы солит! Чтоб я так жил! – нахваливал Кирилл. – Зря ее тебе в институте уступил!
— Не Зойка, а Зинка! Это разные имена! – поправил Володька, прицеливаясь вилкой в скользкий рыжик.
— И мона подумать, Ольга твоя хуже готовит! – с третьей попытки зажевал он грибок.
И замолча, проглотив язык в изумлении. Кто-то упорно стаскивал с него треники. И с этим движением у него встало…
— А это точно он? – прошептали ей в ухо.
— А кто еще, – шикнула она, с энтузиазмом примериваясь к ширинке трусов. Это были те самые труселя, которые они дарили своим мужикам на двадцать третье февраля прошлого года.
— Я своего тыщу лет знаю! – продолжила она, расправляясь с тугими пуговицами. – Видишь, тапочки с оторочкой!
Тапочки мужикам они дарили тоже совместно на нынешний Новый год. Все-таки крепко дружили семьями…
Остервенев от желания, она с корнем вырвала упрямую пуговицу, и тут же получила пощечину от вырвавшегося на свободу члена. Машинально сжав пуговицу в кулаке, она облизнула полные губы, и застыла в растерянности. Она впервые изменяла мужу, момент был страшен и до одури возбуждающим одновременно.
— А ты чего? – шепотом перевела она стрелки своей нерешительности на подругу. Если уж и изменять, то вместе!
Та как зачарованная смотрела на очертания покачивающегося в темноте члена собственного мужа. Ее ощутимо потряхивало от происходящего, но половая жизнь вкупе с коньяком требовали разнообразия.
— Нет, что не говори, а огурцы у Зинки удались, а студень, это вообще отвал башки! – не унимался Кирилл. – Давай за наших дам по одной! Стоя!
Он разлил холодной водочки, водрузил на вилку кусок действительно превосходного холодца, поднял рюмку и… И в этот момент почувствовал, как кто-то властно тащит треники вниз. Желание вставать тут же исчезло. “Ну, не хотите, как хотите, тогда я сам”, рассудил его брат, упираясь в тугие пуговицы дурацких трусов. Кирилл посмотрел на Володьку. Тот посмотрел на него. В мерцающем свете елочной гирлянды про их напряженные лица можно было сказать только одно: “ Краше в гроб кладут”.
— Давай, лучше сидя…, – выдавил из себя Володька, автоматически чокаясь.
Заговорщицы переглянулись. Перед каждой из них покачивался силуэт напряженного мужского члена.
— На счет три! – прошептала одна. – Один, два, три…
Горячие губы одновременно всосали трепещущие головки…
И водка тут же застряла колом.
Одновременно с головками членов, не сумевшими проскользнуть в узкие горла.
Зинка, Ольга, Кирилл и Володька судорожно пытались расслабить свои пищеводы, чтобы протолкнуть члены и водку соответственно…
У женщин выходило неважно. Сказывалось долгое отсутствие упорной тренировки. Все-таки пятнадцать лет успешного брака! Горла никак не могли принять мужиков. Женщины глотали слезы, давились, но упрямо насаживались. Ни Зинка, ни Ольга не хотели уступить друг другу. Мучительно было слышать, как подруга тихонечко мычит рядом, заглатывая член твоего мужа. Мучительно возбуждающе.
У мужчин практики было больше. Хотя конечно проглатывать водку в тот самый момент, когда тебя самого пытаются проглотить, им еще не приходилось.
Первыми справились женщины. Поднатужившись, они все-таки протолкнули скользкие от слюны головки… Их узкие створы тут же ожгло адским пламенем…
За ними успели мужчины. Водка огнем обожгла пищеводы, и умчалась куда-то вниз…
Все четверо тут же закашлялись, перебивая друг друга…
Но едва мужчины сумели продышаться, верхней своей частью, на них тут же набросились снизу. Яростно. Свирепо. Лаская, посасывая, заглатывая, трахая горлом, трепыхая за щечкой, поглаживая, одергивая, рисуя сложные кармические узоры вдоль, поперек и вокруг сходивших с ума жезлов. К жадным ртам присоединились и руки. Чувственные, изголодавшиеся по новизне ощущений.
Мужики судорожно и молча нахваливали рыжики, грузди в сметане, хрусткие огурчики, и заливных судаков. Только так и удалось скрывать на лицах бушующий под столом ураган.
Они финишировали сразу. Все. Судорожно извиваясь в оргазме. Глотая пряное семя и скользкие рыжики под холодную водку…
Им вправили члены в ширинки, застегнули, и помогли надеть треники. Володька первым метнулся в ванную. “Не задерживай” – гукнул Кирилл ему в спину, бросаясь следом.
Когда закрылась дверь в коридор, подруги выскочили из-под стола, и рванули в спальню.
— Пиздец, – призналась Зинка, падая на кровать.
— Обкончаться и не жить, – подтвердила Ольга, из кресла.
— Да уж, мокрая насквозь.
— И меня хоть выжимай.
— Трусики одолжи?
— Возьми в шкафу. И мне захвати. И полотенца там же. И влажные салфетки…
— А колготки?
— Обойдешься!
— Чего это я обойдусь?
— Я же обхожусь!
— Так ты в платье!
— А не надо было сарафан такой выбирать! Едва жопу прикрывает! И вообще! Гони его сюда! Сейчас снова медляк затребуем, пусть и моей попе, хоть чего-то достанется!
— Да и бери, мне не жалко! Вот, и пуговицу возьми заодно. Оторвала на радостях у твоего благоверного. Пришьешь.
Они посмотрели друг на друга. И заливисто, счастливо, захохотали, как сумасшедшие.
В сарафане оказалось “не очень” с голыми ногами… Пришлось надеть колготки…
— Арчибальд Арчибальдович, – гнусно изобразил из себя поэта Рюхина Володька, – Во-Водички бы мне, а?
— Понимаю-с…, одну минутку, – талантливо подыграл ему Кирилл, протягивая бутылку минералки.
— Поговорим? – затянулся Володя.
— Поговорим! – с серьезным лицом прикурил от его сигареты Кирилл.
— Что это сейчас было?
— Минет, товарищ, а на что это еще похоже?
— И кто кому, как ты считаешь?
— А тут и считать нечего. Твоя мне делала, а моя, по всей видимости – тебе доставляла…
— И как ты это понял?
— У меня такого минета с института не было! Я чуть не рехнулся! Моя такого ни разу себе не позволяла!
— Моя, представь себе – тоже!
— И с чего по твоему их так разухарило?
— Новизна отношений, что же еще…
— Мда… Новизна… Теория новизны… Все, как в первый раз… Чувственность, жадность, напор…
— Знаете сударь, я думаю, наших жен стоит отблагодарить! И требую сатисфакции!
— К барьеру!
— Кунилингус!
— Дрючить будем из под стола!
— Глаз за глаз!
— Пися за писю!
— Гардемарины вперед!
— Один за всех, и все за одного!
— А девки?
— В спальне в себя приходят! будет им сюрприз!
И заговорщики, будущие лиЗбияны, на цыпочках проскользнули в гостиную.
— А где же мальчики?
— Да курят еще на кухне, в себя приходят, по видимому.
— Думаешь признались друг другу?
— Да я своего Кирилла тыщу лет, как облупленного знаю! Хрен его заставишь другу в таком сознаться!
— А ты почем знаешь? Уже было подобное?
— Не было! Но зато я его знаю!
— А может, по рюмашки?
— А давай!
— И мороженку!
— Тссс! – шепнули ему на ухо. – Твоя у меня, бери вторую!
— Сам знаю, – шикнули в ответ. – Моя в сарафане была!
Наверху замолчали. Девочки вцепились в мороженное. Кто-то упрямо стаскивал с них колготки и трусики.
Такого куни ни Зинке, ни Ольге не доставалось целых пятнадцать лет. И никогда прежде, такого смакованию с их стороны не доставалось пломбиру. Девочки томно, закатывая глаза облизывали ложечки, в то время, как их тщательно, не пропуская ни одной складочки вылизывали внизу. Сильные руки ласкали их попки, языки выделывали умопомрачительные кренделя. Жадно, не раздумывая погружаясь в недра пещерок, щекоча горошины, длинно проводя вдоль…
“Издец, Марья Ивановна”, – первой кончила Зинка.
“Вот тебе и теория новизны”, – первой догадалась в чем дело пришедшая второй Ольга. Чуточки магии с переодеванием, и родному мужу этого хватит, чтобы показать класс по кунилингусу.
“Кто бы мог подумать?” – призналась потом она Зинке.
“Да уж, мужикам совсем немного нужно, чтобы рехнуться от счастья” – поддержала ее подруга. “Надо чаще встречаться”, – добавила она, и покраснела.
К вечеру следующего дня гости откланялись. Было много объятий, шутливых поцелуев и пожеланий Новому году.
А потом Володька без лишних слов, ухаживаний и прочей ерунды, утащил ее в спальню, где Зинаида напрыгнула на него, словно пантера. А он содрал с нее платье, и отлюбил так, что жена запросила пощады…. Но только на полчасика… Не больше!
— Ну, как твой? – неделей спустя спросила она у подруги. В этот утренний час в Шоколаднице было мало посетителей, и они выбрали столик в углу.
— Фантастика! Как с цепи сорвался! – зарумянилась Ольга. – Словно пятнадцать лет назад отмотало! Хорошо, дети у бабушки! Мужики, они прямо, как дети…
— Да и мы, подруга, ничуть не взрослее…, – вздохнула Зина. – Пуговицу возвращаю. Это – ваша. У моего все на месте…
— Блять, – вырвалось у Оли. – Они спьяна тапочками поменялись…
— Теория новизны, блин…