Третий сын

Вовку в деревне называют Третьим сыном. Прямо король какой. Типа – Ричард III. И прилипло это погоняло к нему не из-за голубой крови. Да какая там голубая. Обычных кровей пацан, нашенских, сибирских. Тут и чалдоны, и татары, и невесть кто ещё в родню затесались. Шорцев разве что не было, да и то кто их знает. А прилипло к нему это погоняло по аналогии с русской сказкой. Помнит кто? Ну как же, для кого Ершов старался-то, кому писал? Ну, вспомнил кто? У старинушки три сына: старший умный был детина, средний был и так, и сяк, младший вовсе был… Дураком Вовку мало кто осмелился бы назвать. Да и не дурак он вовсе в общепринятом смысле этого слова. Простодырый – это да. Кто бы не обратился, всем старается помочь и не просит за свою работу ни копейки. Дадут – ладно. Не дадут – спасибом обойдётся. Вот и стал Третьим сыном. С одной стороны вроде как намёк, а с другой стороны и приятно, льстит самолюбию.

Бабы-то Вовку жалели. Мало того, что безотказный, так ещё и ласковый, как теля. Вот и жалели по-своему, по-бабьи. Задерут подол да пожалеют. Пожалеют, передохнут да ещё пару раз пожалеют. А Вовке что? Сила есть, тестостерон из ушей лезет, желание тоже есть, а ещё есть нежелание кого из баб обидеть. Вот и принимал бабью жалость с полной самоотдачей. И не делил баб ни по возрасту, ни по семейному положению. И ведь мужики на бабью жалость к Вовке внимания не обращали. Ну пожалела парня? И что здесь такого? Чай не убудет, не сотрётся. А уж как мужа своего жалела после Вовки, то отдельную историю можно рассказывать. И бегали к Вовке бабы чуть ли не в открытую.

Парень работящий, рукастый, не алкаш какой, потому смог и денег скопить малость, но на приличную машину хватило. Не новую брал, с рук, так какие проблемы, коли сам себе мастер. Что надо – подправил и стала машинка лучше новой. А чё такого? Зря, что ли, на механизатора широкого профиля учился? Вовка и на тракторе может. Жаль, только, трактора нет. Но ничё, дядя Гриша обещал один из своих продать. Подшаманить маленько и катайся себе в волю, калымить можно. Без трактора в деревне швах.

Вот как купил Вовка машину, так и стали к нему обращаться ещё и с просьбой в город свозить. Так-то до города не особенно далеко, только автобус в деревню два раза в день ходит – утром и вечером. И всё. Уехал утром в город, сделал свои дела, какие надо, и жди до вечера автобус. Или на попутку иди. А кто в эту деревню Семихерки ездит? Дачники разве. Так они на свои дорогущие машины какую бабу деревенскую и не посадят. Они же с тонким обонянием. А вдруг салон навозом пропахнет. Им в сарае со скотиной или в курятнике – фе! А яичница со шматком сала – вкусно и ароматно. Вот и идут к Вовке: Володь, в город свози. Не в каждом доме машина есть. Нет, за заправку платят, тут без вариантов. И возит парень деревенских в город. Плата известная. А кустов вокруг полно. Ну да то бабы молоденькие. А вот постарше как-то не доводилось возить.

Всё когда-то бывает в первый раз. Соседка Марковна попросила в город свозить, в собес. Надо, так надо. Вовке-то чё: ключ на старт, тапок в пол и полетели. Документы в порядке, сам не пил, так что дядьки с полосатой палкой пролетают мимо. Выехали по утреннему холодку, чтобы быть в очереди первыми. Домчали с ветерком. Марковна сходила по своим делам, а потом, раз уж в город приехали, попутно по магазинам прошвырнулись. В деревне-то в магазине выбор не особо богат, а тут такая оказия и, главное, не на горбу тащить, на машине везти. А она железная, ей без разницы.

Примерно в обез назад поехали. Утром торопились, а сейчас Вовка ехал не спеша, на природу любовался. А у нас природы едва ли не лучше, чем в хвалённой Швейцарии. Да куда там тем шведам и прочим всяким. Одно слово – Сибирь! Где у них такая тайга, такие реки полноводные? Свояк был за границей, рассказывал, что у них весь лес, будто городской парк. Только что дорожки не проложены. Костёр не разведи, дерево не сруби, грибы и те не соберёшь. То ли дело у нас! Ширь – дух захватывает! На берег Оби выйдешь в половодье – другого берега не видать. Вот и любуется. Вовка вообще природу любит.

Едут так не спеша, разговоры разные с Марковной ведут. И как-то так завернула Марковна, что стала интересоваться у Вовки, чем он так баб привечает, что они от него без ума. Или слово какое знает, или ещё чем. Ну Вовка тогда и сказал, что, мол, то, что в нём бабам нравится, в штанах запрятано. Марковна головой закивала

— Точно. Баяли бабы, что у тебя с телячью ногу елдак-то. рут, поди?

Вовка даже задохнулся от таких её слов.

— А ты проверь. – И едва Марковна протянула руку проверять, Вовка предупредил, – Только у меня, как в шахматах.

— Как это?

— Тронуто – хожено.

— Это как?

— А это всяко. Тронешь – у меня встанет. И что тогда? Вот и задерёшь подол, трусы сымешь да дрюкну тебя. Ты же в город трусы натянула?

— А иначе как? Чай не по деревне лагастаться без трусов, город же. Новые, красивые, шёлковые. Прям кожу ласкают.

Марковна засмеялась. И-ии, Вовочка, куда мне. Старенькая я уже для таких делов. Да и у тебя на бабку рази встанет?

Вовка успокоил

— Ещё как встанет. Британские учёные, это которые в Англии, выяснили, что манда у женщин не стареет. Сами стареют, а манда нет. Вот у них бабки и дрючатся, как кошки в марте. А поскольку у их дедов уже не стоит, они с молодыми шоркаются. Вот тебя вой дед когда в последний раз драл: Уже и не вспомнишь?

— Это точно. Дак старенький он ужо. Я-то его моложе.

— Во-от, – протянул Вовка, – потому англичанки молодым и дают.

Марковна переспросила

— Вов, так рази у молодого на бабку встанет?

— Ещё как встаёт. Там же не английские парни их сношают, а негры всякие, арабы. Навпускали к себе гостей. Тем работать не охота, а вот бабку напялить самое то. Тем боле, что старушки платят ихней валютой. А чтобы встал на старушенцию, наркотики всякие курят и виски пьют.

— Какие такие наркотики?

— А коноплю.

— Да ты что?

— Ага. У них за коноплю деньги платят, а у нас за огородами вона какие заросли и никому не нужно.

— Володь, а ты виски те ихние пробовал?

— А то! Свояк привозил, угощал.

— И как?

— Дрянь. Самогонка, только дорогущая. Вон дед Спиря гонит, так у него и крепше, и дешевше.

Марковна закивала головой, подтверждая. Спиря на всю деревню гонит за долю малую.

— Ну что, трогать будешь?

Марковна махнула рукой.

— Ай, где наша не пропадала! Буду. А елиф чё, дам тебе. Дрюкнешь старую, не побрезговаешь?

— А то. Да и не старая ты ещё, в самом таком возрасте. И пышная, не то, что девки городские – кожа да кости. А у тебя есть что в руках подержать. Так что смотри, Марковна, я не неволю. Ты у меня потрогаешь, я у тебя вот и будет у нас полный консенсус, как Мишка Меченный говорит.

— Ага, я слышала. А чё это, так и не поняла.

— Это вроде как согласие двух сторон. Это, к примеру, я хочу тебя насадить на кукан, ты тоже хочешь, чтобы я тебя насадил, вот и получается консенсус.

— Тогда я согласная.

И протянула руку Вовке промеж ног, нащупывая то, что её интересовало.

Вовка даже машину остановил. Не дай бог прищемит, так и в кювет навернёшься. А Марковна ощупывает через штаны Вовкин успокоитель бабьих истерик. Это ещё отец покойничекг оворил, что бабью истерику в первую очередь хером успокаивать надо. Сунешь бабе промеж ног успокоитель, она и замрёт. Повзрослев, Вовка понял, что батяня знал, что говорит.

Марковна пощупала, осталась довольна проверкой.

— Ничё, хороший струмент у тебя.

— Так это ещё не стоит.

Марковна оторопела

— Так это у тебя ишо не встал? Хосподя, так какой же он, када встанет? А долго будет вставать?

Вовка засмеялся. Что баба, что кошка – обе любопытны до края.

— А вот ты пососи, так мигом и встанет. Или не станешь?

— А чё? Думаешь я мало сосала. Да любую бабу возьми, все хуесоски ещё те.

— А чего тогда, как попросишь, так ломаются?

— Да цену набивают, – Марковна махнула рукой, сучки, что с них взять. Вон хоть Танька моя…

Вовка перебил

— Дочка или внучка?

Марковна скосила на Вовку глаз.

— А чё, ты кого из них тожить катал на херу? – Вовка вздохнул. – Вот же сучки! А такие все из себя фифы. Вов, а что, сосали?

Вовка промолчал. Марковна помолчала тоже. Не стерпела, спросила

— Вов, а котора лучше?

— Марковна, вопрос не корректный. Вишь какие слова знаю. Обе хороши. Но упрашивал долго, чтобы пососали.

Марковна хлопнула себя по бёдрам

— Да чего ты их уламываш? За патлы покрепче взял и в хер носом ткнул, а там уж засмокчут, защеканки мокрощелые. А Танька-то, Танька стервь какая! Мало ей мужика свово. А и правильно, меньше спать будет. Тюлень, прости Хосподи.

Марковна даёт советы, как обращаться с ломучими бабами, сама в это время штаны Вовкины расстегнула, извлекла на свет божий Вовкино богачество и давай его мять да тискать.

— Ох, красавчик-то какой! Прям бабья радость. Только куда ж ты его встрамлять будешь? Не влезет же.

Вовка успокоил

— Марковна, британские учёные, ну, я тебе про них говорил, выяснили, что женская манда может растягиваться.

— А и то правда. Ребёночка когда рожаешь, то так растянется, потом скоко времени в норму приходит. Это те учёные точно подметили.

— Вот и я о том. А наш народ ещё до этих наглов подметил это свойство кунки и даже басню написал.

— Каку таку басню?

— Да я дословно уже не помню, пацаном ещё слышал. Там пчела медведя укусила-ужалила. Тот её поймал да со психа-то и напялил.

— Нешто так можно? Она же махонькая.

— Макаровна, во-первых, это басня. А в басне то волк с козлёнком говорит, то макака очки на задницу примеряет, то лебедь щуку раком…Марковна засмеялась, перебила

— Кто о чём? Не раком, а…

Вовка добавил

— В сраку. Точно, так и было.

Марковна махнула свободной рукой. Второй-то так и теребила Вовкин конец.

— Пусть будет в сраку. Неча подставлять. А может у неё месячные были? Меня вон по молодости старик тока туда и наяривал в демонстрацию. Такчто там дальше в басне-то?

— А-аа, – протянул Вовка, там дальше мораль, вот её запомнил:

Мораль сей басни такова,

Что маленькой пизде большого хуя нечего бояться.

Она имеет свойство расширяться.

И спросил

— Марковна, ты сосать-то будешь? Или тебя тоже за патлы надо?

Марковна огляделась

— Вова, а поедет кто?

— Да кто тут поедет. Дачники едут в выходной. До автобуса далеко. Да и если чё, мы спрячемся.

— Ну, ежели так, то да. Ну, сосать-то будешь? Или всё жеза патлы?

— Господь с тобой, Вовочка! Я сама, всё сама.

Наклонилась, взяла головку в рот, предварительно облизав, засмоктала.

А Вовка платье с её плеч спустил, титьки выпрастал и помял малость. Дряблые, конечно, сиськи-то, так и сама не молодка уже. Но крупные сисяндры, как бидоны с молоком. Только сухие. Прошло время молока.

Марковна от своего занятия оторвалась, просит

— Вовочка, ты, покудава я сосу, рассказал бы мне что.

— Сказку.

— Ага, сказку.

— Какую?

— Да как ты баб наших деревенских шарошил.

— Марковна, а тебе для чего? С какой целью интересуешься? Сплетни разносить?

Та чуток слюной не подавилась

— Да упаси Христос! Для интересу. Я вона у внучки журналы-то достану, она их, сучка хитрожопая, от бабки прячет, да смотрю. А пока смотрю, манду натираю. А там в журналах тех чего только нет. Особливо негры с вот такенными херами. – Показала руками размеры негритянских членов. – Да баб-то во все дыры шпилят. И как они, бедняжки, такое терпят?

Вовке очень не хотелось рассказывать про деревенских баб. Пусть Марковна и забожилась, что никому ни словечка, а вот просто в разговоре забудется, да и япнет. А там по деревне сплетня и полетит, обрастая такими подробностями, что ни один фантаст не придумает такого. Да что там фантаст. Сказочники братья Грим не придумают. А чем бабу отвлечь? Успокоителем.

— Марковна, хватит, насосала. Ты это, платье давай-ка снимай, да раком становись. Драть тебя буду не по-детски.

Бабкаиз машины выскочила, будто её та пчела из басни в жопу жмакнула, мигом разделась, аккуратно свесив вещи на спинку сиденья. Деревенские привыкли к вещам относиться с бережением. Платье повесила, лифчик, трусы свои шёлковые и встала раком, опираясь руками о сидушку.

— Давай, Володенька, готовая я. Ну, с Господом помолясь. Тока ты, Володенька, ласково вставляй. Вона елда какая, враз всё порушишь.

— Не боись, Марковна, я на пол шишечки всего, а там как пойдёт.

А манда у Марковны сухая, как камыш по осени. Надо бы смазать чем-то. А чем? Нигрольчику капнуть? Не поймёт. Так потом ещё и самому с конца мазуту отмывать. Да ладно, пусть бабуля порадуется.

Марковна заблажала

— Ой, Вовочка! Сынок! Ты чё деешь? Там же пизда!

То он не знает, что там находится. Вовка нализывал бабкину сухую манду, стараясь своей слюной смочить обильнее. Да и сама манда под напором Вовкиного языка сок дала. А бабка всё блажает

— Ой! Вовочка! Сладенький ты мой! Ой, милай, ещё чуток! – Заорала. – Ой, мама, блядь!

Причём тут бабкина мама и блядь? Хотя, ели разобраться, Марковна свою маму лучше знает.

— Ой, Вовочка! Всё! Не надо!

Ну, раз вы больше ничего не хотите, – сказал Кролик, на что Винни ответил, – да мы никуда особо не торопимся. Можешь вдуть Пятачку ещё разок. Вот Вован и вдул Марковне со всем пылом молодости.

Ой, Вовочка, до чего же он у тебя большой! Точно телячья нога! До печёнков достал.

А Вовка наяривал, не останавливаясь. Самому пар спустить надо. И если раньше оглядывался, а вдруг кто и правда поедет, то сейчас перестал следить за дорогой. Поедут и бог с нми. Невидаль какая – бабу посреди дороги пялят. Так и продолжал ритмично шуровать своим пестиком, взбивая в бабкиной ступке масло.

Марковна взмолилась

— Вовочка, милай, отпусти ты меня за ради Христа! Ноги не держат. Постели чего, я на землю лягу. А там уж сколь сможешь, столь и дрючь.

У Вовки в машине лежит покрывалко старенькое на всякий случай. Случаи-то разные бывают. Расстелил он его, Марковна улеглась на бок, ногу задрала, поясняет

— Через пузяку несподручно будет, ты уж с заду пристройся.

А Вовчику хоть лёжа, хоть раком, всё одно с законным браком. Как напутствовала свояка его маманя на свадьбе

— Люби жену, как Родину, еби, как врага народа.

— Ох, ох, Вовочка, задолбил старую, без сил оставил. Не врали бабы-то. С таким сладеньким век бы вековала. Таньку мою тожить так дрючишь?

— Танек твоих ещё хлеще.

— Говорю же – сучки. Дочь от матери недалеко ушла. Ой, Вова, ты никак спустил?

— Как поняла?

— Да будто кипятка из чайника плеснули. До чего же ты жаркий.

Вовка отстранился от задницы Марковны, едва опрастал запасы, вытер конец об ягодицу, встал. Марковна, кряхтя, встала на колени.

— Сил подняться нет. Задолбал старую. Вова, сюда иди.

— Встать помочь?

Вовка подошёл, протянул руку. Марковна руку оттолкнула

— Поцеловать хочу его, – рукой показала, кого она хочет поцеловать, – в кои-то веки бабушке радость доставил.

Вовка деланно возмутился

— Его, значит, целовать, а меня нет?

Марковна отмахнулась

— Пущай тебя молодайки целуют. Я хер твой целовать буду. Порадовал бабушку.

Оросили травку мочой, оделись. Пора ехать. А вот и деревня. Всю дорогу Марковна нахваливала и самог Вовку, и его инструмент, а в конце пути предложила

— Ты, Вова, с момим Таньками по углам-то не прячься. Коли приспичит, ты ко мне заглядывай, а я кого из Танек кликну, а то и обеих. – Захихикала. – Авось и старой чего перепадёт.