Три дня после дембеля – часть первая

Ещё утром я копал траншею на полигоне в своей части, под промозглым осенним дождём, а уже вечером меня и трёх моих армейских корешей уносил скорый поезд Нижний-Тагил – Москва.

Мы сидели пьяные в плацкартном вагоне фирменного уральского поезда и все ещё не веря, что наконец настал дембель и мы вырвались из глухой уральской тайги, где два года охраняли покой и безопасность нашей родины, служа в ракетных частях стратегического назначения, а коротко “РВСН”.

От Нижнего-Тагила до Москвы поезд шёл ровно двое суток и всё это время мы предполагали пить вино, водку и пиво, купленное нами на вокзале в Тагиле.

Прапор совпровождавший нас из части, был большим любителем бухнуть на халяву, и разрешил двоим из нашей компании, мне и рыжему Серёге с Харькова, сбегать в ближайший от вокзала магазин и затариться водярой.

Не просто так конечно от широты души, а за вознаграждение, бутылку водки.

Выпить мы купили, а вот закуски толком не смогли взять, кто-то из дембелей затаривающихся в привокзальном магазине водкой, крикнул, что на пероне появился патруль. И все бросились бежать из магазина к поезду.

Я успел купить в дополнение к водке и вину, несколько банок консервов, а Серёга две буханки чёрного 🍞 хлеба. Это была вся наша закуска на четверых и восемь бутылок водки и вина.

Не очень хотелось попасть в руки патрулю и лишиться не только значков, но и обоженных солдатских сапог с обточенными каблуками, с прибитыми к ним титановыми подковами. Офицерского “пэша”, кожанного ремня и начесанной новенькой шинели, с обрезанными полами.

Все это дембельское добро отберут в комендатуре, если нас загребёт патруль, а взамен выдадут старую замызганную шинель с оторванными пуговицами и “хэбэ” какого-нибудь чухана. В котором не то что домой возвращаться, ехать в поезде стыдно.

А я хотел вернуться к себе на родину при всём параде, и пройтись по центральной улице своего городка в распахнутой шинели и показать всем ” иконостас” у себя на груди.

У меня были все значки

положенные дембелю, начиная от гвардии и кончая значком за прыжки с парашютом, на котором была выбита цифра 10. Количество прыжков которые совершил обладатель данного значка.

Естественно ни каких документов у меня на эти значки не было, за исключением на значок ” ВЛКСМ”. Комсомольский билет лежал у меня в левом кармане офицерского ” пэша ” вместе с военным.

Все значки были мной честно куплены и обменяны у других солдат на разные вещи. И по этому мы мудро с Серёгой решили, лучше уж обойтись без закуски, чем загреметь на ” губу” и лишиться всего.

По счастью патруль нас не заметил и мы благополучно сели в свой вагон за пару минут до отправления поезда.

— Да ладно пацаны прорвёмся. Главное у нас бухло есть, а закуску к нему найти не сложно. – ответил конопатый Витёк, открывая бутылку водки, и разливая заветный алкоголь по стаканам.

Из нашей четверки дембелей ехавших до Москвы, коренным москвичём был только Игорь, высокий худой парень, с интеллигентным лицом. Он и был им по сути, родители Игорька москвичи в десятом поколении, мать художница, а отец профессор.

В первое время этому Игорю здорово доставалось от ” дедов”, в армии не любят интилегентов, как впрочем и на гражданке в пацанской среде.

Но вскоре у парня обнаружился талант к рисованию, унаследованный Игорьком от матери художницы. И худосочный солдат перешёл служить в штаб, а ” деды” у нас в части, парня больше не обижали. Ведь никто другой не умел так мастерски оформлять дембельские альбомы, как наш Игорёк.

Именно через Игоря я достал большинство своих значков, а у меня в чемодане лежал красиво оформленный дембельский альбом, разрисованный умелыми руками моего армейского кореша, парнишки с Арбата.

— Скорее бы до дома добраться. У нас в Бендерах такие девчонки закачаешься, сладкие как молдавское вино. – говорил Миха, наливая по второму стакану водки.

Был вечер, за окном мелькали незнакомые нам станции и полустанки, а мы сидели четверо дембелей в уютном плацкартном вагоне поезда ” Малахит”, пили водку и закусывали её килькой в томатном соусе, единственной нашей закуской купленной на вокзале в Нижнем-Тагиле.

— А знаете парни, давайте на Новый Год у меня в Москве соберёмся. Я столик закажу в “Арагви”, посидим, армию вспомним. – предложил закосевший Игорёк, ковыряя вилкой в полупустой консервной банке, цепляя кусочек кильки.

Родители у Игоря хотя и были интилегентами, но весьма не бедными. Мать известная на весь Союз художница, выезжала даже за границу в капиталистические страны. А отец преподавал в МГУ. Так что столик в дорогом столичном ресторане, был для Игоря по карману.

— Ну раз Игорёк платит, то почему бы и не собраться нам всем в Москве зимой пацаны. – рыжий Серега, распечатал ещё бутылку водки и она пошла вслед за первой в граненые стаканы из под чая.

Я знал, что в Харькове на Холодной горе, Серёгу ждала невеста, пышногрудая украинка Света. Они дружили ещё со школы и она часто писала ему письма в армию.

В тот вечер мы вчетвером основательно напились. На радостях выпив три бутылки водки со скудной закуской. А утром проснувшись с больной головой, я узнал от Игорька, что Серёгу с Михой, снял с поезда комендантский взвод.

В отличии от нас с Игорем, два наших друга не успокоились и пошли в вагон-ресторан, где устроили драку с кавказцами, поломав в ресторане мебель и побив посуду.

И когда поезд остановился в Кирове, их уже там ждали. В вагон зашли “ввэвэшники” с автоматами и забрали парней в комендатуру.

В Москву мы приехали с Игорем вдвоём и там наши пути разошлись. Я поехал в метро на Курский вокзал чтобы сесть на электричку до Тулы, а Игорёк к себе домой на Арбат.

— У вас, что в ракетных частях с парашютом прыгали? – допытывал меня поддатый отец поздно вечером сидя со мной на кухне.

Я успел добраться из Тулы до своего райцентра на последнем автобусе и мать на радостях накрыла стол. Время было уже позднее и из родни и соседей звать никого не стали, отложив это приятное событие как встреча солдата вернувшегося из армии, на завтра.

— Что ты пристал к парню Толя. Радоваться должен что сын живым и здоровым домой вернулся. А не попал в Афганистан. У нас в районе уже несколько цинковых гробов оттуда пришло. – приструнила мужа выпивоху мать, ставя на стол вкусно пахнущую сковородку с жареной картошкой на сале.

Все два года в армии, я мечтал об маминой картошке пожаренной на сале и с лучком.

— Да мне интересно Нин, откуда у солдата ракетчика, знак об прыжках с парашютом который выдают только десантникам. – не унимался дотошный Толян, служивший в армии на Байконуре и по его словам видел там такое, о чём ему строго на строго запретили говорить и взяли подписку о неразглашении на двацать пять лет.

— А это не твое дело Толя. Может у них там особая секретная часть была. Шёл бы ты лучше спать на свой диван в зал. Ведь завтра тебе за руль садиться, а ты уже лыка не вяжешь. – разогнала мужа мама Нина и тот покорно пошел спать в зал на диван, куда его переселила мать, из супружеской спальни три года назад.

Я в десятом классе учился, когда отец вдруг перешёл из общей спальни с матерью, спать в зал на диван, объясняя мне, что ему тесно стало с рядом с женой.

Хотя причина была в другом, Толян променял свою красавицу жену на бутылку и уже не спал с мамой Ниной как мужчина в постели. Вот и попросила его мать из своей спальни в зал на диван-кровать. Отцу какая разница где спать, а нюхать его перегар бестолку, Нина Ивановна не захотела.

— Давай сынок я с тобой вина выпью, за твое возвращение домой. Соскучилась я за два года по тебе Костя. – предложила мне мать, наливая себе в рюмку немного сухого вина ” Каберне”, а мне стопку водки.

В отличии от своего забулдыги мужа, мама Нина практически не пила, изредка позволяя себе рюмку сухого вина по праздникам, или в кампаниях. А вот курить покуривала, что в те годы было редкостью среди женщин в её возрасте у нас в провинции.

Вот и сейчас выпив вина, мать сморщив свои красивые губки, запила сухое вино лимонадом и потянулась к сигаретам. Пачка кишиневского ” космоса” лежала на подоконнике рядом с вонючей ” примой” Толяна.

— Ты на меня не смотри сынок, закусывай давай, не хватало ещё тебе желудок испортить. Отец твой у себя в гараже пил без нормальной закуски, теперь мается с желудком. – сказала мне мать, собственноручно накладывая мне в тарелку румяных котлет, картошки, дефицитной по тому времени вареной колбасы и сыра.

Как никак мама Нина работала в райпо заведующей продуктового магазина у нас в городке, и на нашем столе в любые времена, всегда были дефицитные продукты.

На собранном на скорую руку столе на кухне, стояли тарелки с жутко дефицитной в то время ” докторской” колбасой, сыром, самым настоящим сливочным маслом и тонко нарезанным финским сервелатом, который в магазинах нашего заштатного городка не продавали даже на Новый Год, и за ним нужно было ехать в Москву.

Все это добро мать приносила с работы из центрального продуктового магазина номер пять, иминуемого в народе ” пятый”.

Дефицитные товары и продукты всё же поступали из области в наш райцентр, но на прилавки магазинов они как правило не попадали, а распределялись между работниками торговли, и нужными людьми.

— Ты меня уже закормила сегодня мам, всё я наелся и пить больше не хочу. – сказал я матери вставая изо стола.

Я подошёл к окну возле открытой форточки которого курила мать, и потянулся к её пачке ” космоса” лежавшего на подоконнике.

— Я тебе блок ” Явы” твоей любимой в мягкой упаковке достала сынок. На подержи пожалуйста мою сигарету – он у меня в спальне лежит, от отца прячу, сейчас принесу. – сказала мне мать, давая в руку окурок со следами красной помады на фильтре и идя к себе в спальню.

А у меня на вид мамы Нины сзади и на игру её ягодиц под туго обтянутой юбкой, моментально встал член.

Она не ждала меня в этот день и была в гостях у одной из своих подруг на дне рождения, и пришла домой поздно как раз к моему приезду. И на радостях даже не стала переодеваться в домашний халат, а ходила по квартире в чем была в гостях, а именно в чёрной приталенной юбке по колено и в красивой сиреневого цвета кофте с блёстками, под которой у мамы приятно выпирали её большие груди.

— На держи сынок, только спрячь его и отцу не давай. А то он любит ” стрелять”, пусть свою ” приму” курит. – мать вернулась на кухню с блоком ” Явы” в руках и отдав мне дефициные у нас в провинции сигареты, взяла свой окурок из моей руки, но лишь для того чтобы затушить его в пепельнице и взять из пачки ” космоса” лежавшего на подоконнике новую сигарету.

Я чиркнул спичкой давая маме Нине прикурить и получил от неё за это признательный взгляд её карих с поволокой глаз.

И от этого взгляда красивой и судя по всему развратной зрелой женщины, у меня встал колом член в штанах. За два года, что мы с ней не виделись, мама Нина сильно изменилась и в лучшую сторону.

Я уходил в армию, маме было тридцать восемь лет, а сейчас ей уже сорок, но она не постарела внешне, а наоборот приобрела своественное для зрелых женщин, обоняние и шарм.

А ещё её взгляд стал более развратным, чем раньше. Мать как бы невзначай посмотрела наглыми глазами продавщицы на мой стояк в штанах и отвернувшись, стала смотреть в окно на падающий снег.

Несколько минут мы стояли с ней молча, курили сигареты смотря на начавшийся снегопад за окном. А потом мама затушив окурок сигареты в пепельнице, принялась убирать со стола, ложа грязные тарелки в раковину, а продукты в холодильник.

Я стоял у окна куря новую сигарету, смотря как мама Нина моет посуду, а она никогда не оставляла на ночь грязные тарелки. И блуждая пьяным взглядом по её пухлой жопе обтянутой тесной юбкой и по стройным до колен ногам в чёрном капроне чулок. Вспомнил как в восьмом классе, я имел счастье видеть украдкой голые мамины сиси.

В тот день к нам из деревни приехала родня отца и осталась ночевать. Квартира у нас хотя и трёхкомнатная но тесная, расположенная в старой ” хрущёвке”, как и большинство квартир в доме где мы жили. И мать чтобы уважить гостей, отдала им мою комнату, а мне постелила на полу в зале. Так как диван был занят Толяном и его деревенским дядькой, бывшим колхозным агрономом дядей Пашей.

Я тогда жутко возненавидил всю отцовскую родню и за того, что мне пришлось спать на полу. Но утром увидел то, о чём и мечтать не мог.

Ещё было темно как в прихожей зажёгся свет и я услышал приглушённые голоса тёти Люды жены дяди Паши и своей матери. Они о чём-то разговаривали на кухне и как я понял тётя Люда собиралась обратно в деревню на первый автобус, а моя мать вызвалась её провожать. Так как муж этой тёти Люды, бывший колхозный агроном дядя Паша, спал пьяным сном на диване вместе с моим отцом. И будить его было бесполезно.

Я было сначала не придал значения разговору двух женщин ранним зимнем утром. Но тут мое внимание привлёк шорох одеваемой одежды и я насторожился в надежде хоть одним глазом увидеть запретное.

В зале у стены стоял сервант с посудой в котором задняя стенка была зеркальной, и я лёжа на полу полностью видел в отражении серванта, прихожую и дверь в туалет.

Лег на бок и приподняв голову, я стал смотреть в зеркало серванта в надежде увидеть мать или тётю Люду в нижнем белье, когда они пойдут ссать в туалет.

Но они разговаривали на кухне, а в туалет не шли. Возможно они там были, но раньше, кода в прихожей не горел свет. А сейчас пили чай на кухне и вели беседу, обычную для провинциальных женщин.

Тётя Люда жаловалась моей матери, что её муж ей совсем не помогает по хозяйству, а в последннее время стал часто прикладываться к бутылке.

Мама Нина отвечала ей тем же, склоняя своего пьяницу Толяна последними словами. И я уже было хотел отвернуться от серванта на другой бок, чтобы поспать перед школой ещё часок, как со стороны кухни послышались шаги и в прихожею где ярко горел свет, зашла мама Нина.

На ней была одета чёрная юбка и бежевый бюстгальтер.

Для меня тогда это был шок, ведь я никогда не видел свою мать в нижнем белье и в лифчике. Мама Нина не ложила свои ношенные трусы и бюстгальтеры в общую корзину с грязными вещами и всегда стирала их отдельно. Да и по дому мать ходила строго в длинных халатах, и я ни разу не видел её в лифчике как сейчас.

К моей радости мать задержалась возле трюмо в прихожей, придирчиво рассматривая свое тело. А затем завела руки назад, расстегнула крючки и сняла лифчик. И из его чаш тут же вывалились большие белые сиси с тёмно-коричневыми сосками на концах.

Тогда я был ошарашен увиденным. Максимум на что я рассчитывал, так это увидеть тётю Люду и свою мать в трусах или в лифчиках, но не с голыми сиськами стоящей в коридоре перед зеркалом.

Несколько секунд стоя перед трюмо, мать рассматривала свои груди, беря каждую из них в руку и осматривая соски. Потом взялась за них обоими руками и не спеша помассировала. И так же не спеша надела на них обратно лифчик, предварительно застегнув на нём застёжки и одев его через голову.

Я еле дождался когда мать с тётей Людой уйдут из дома на остановку и бегом побежал в туалет дрочить по свежей памяти. Ведь я воочию увидел в отражении зеркала серванта, голые мамины груди и был не на шутку возбуждён.

Тогда я дрочил до пены целый месяц, вспоминая раз за разом увиденное мной в отражении серванта. Большие белые груди мамы Нины, увенчанные на концах тёмно-коричневыми сосками.

А летом мать сама того не желая, преподнесла мне ещё один ” подарочек”.

Тётя Люда, деревенская родня Толяна, выдавала в июле свою дочь замуж, и пригласила на свадьбу моего отца и меня с матерью. Толян был рад до безумия, ведь одним днём в деревне никогда свадьбы не играли. Минимум три дня бесконечного застолья и море самогона, водки, и вкусной закуски деревенской еды.

И уже на первый день свадьбы к вечеру когда гости за столами изрядно напились, я заметил что мою мать Нину, усиленно кадрит молодой парень в джинсах и в синей футболке с белой эмблемой ” Адидас”. Он несколько раз приглашал Нину на танцы в соседнюю комнату, где молодежь установила магнитофон и желающие могли потанцевать. А потом все обратно садились за столы и выпивали.

И вот за одним из таких заходов, я заметил что моей матери Нины нет на её месте за столом рядом с отцом. Она все время сидела вместе с Толяном и смотрела за ним чтобы он не заснул пьяный в тарелках с закусками и не измазал единственный выходной костюм.

А вместе с моей мамой исчез из за стола и молодой парень в джинсах и в футболке с эмблемой “Адидас”. Как я потом узнал, парень этот был не местный, а из Москвы, дальний родственник тёти Люды приглашенный на свадьбу. Он недавно пришёл из армии и его звали Виталик.

Я сначала не придал этому значения, мать часто выходила во двор покурить вместе ещё с одной курящей женщиной, местной дояркой тётей Олей, худой как швабра и совершенно безсисечной с некрасивым лицом. Они с Ниной уходили подальше от курящих мужиков в сторонку за сараи, и курили от них отдельно.

В то время курящие женщины были редкостью в деревне, и они никогда не курили в мужской компании.

Но доярка тётя Оля сидела за столом и выпивала в обществе своих подруг таких же доярок с фермы приглашённых на свадьбу, а вот моей матери рядом с ней не было, как и не было того парня в джинсах.

Они вернулись за стол через полчаса каждый по отдельности. Сначала пришла мама Нина, а потом вслед за ней в дом зашёл Виталик. Лицо у молодого парня было довольным и он с ходу выпил стопку водки. Нина пить не стала, она сев за стол ковыряла вилкой в тарелке и искоса посматривала на Виталика.

Одежда у моей матери была измятой, а в волосах и на платье виднелись остатки сена. Но мать их не видела, она весело разговаривала с сидящей рядом тётей Людой и смотрела за пьяным Толяном, чтобы он основательно не напился и не заснул за столом.

А я глядя на довольного Виталика сидящего напротив меня в компании молодых парней. Понял, что Виталик выебал мою мать на сеновале, этим и объяснялись клочки сена застрявшие в чёрных волосах мамы Нины, и на её одежде.

Улучшив момент, я незаметно для матери встал изо стола и вышел во двор. Мне было интересно посмотреть на место где моя мать, еблась с парнем всего на пять лет старше меня. И он по возрасту годился ей в сыновья.

Во дворе у тёти Люды было много построек, баня, уборнная, дровник и пристройки где содержалась различная скотина. Но сенной сарай был один и находился как бы в стороне от дома.

Во дворе стояла группа поддатых мужиков, они курили и о чём то пьяно спорили друг с другом. Я немного постоял возле них, а потом пошёл в сад и незаметно прошмыгнул в сарай на сеновал.

Внутри было темно и пахло свежевысушенным сеном. В июле в деревне наступала пора сенокосов и селяне у которых были в хозяйстве коровы, в это время массово заготавливали сено на зиму. И у хозяйки дома тёти Люды, сарай был забит душистым луговым сеном почти до верха. Но не до конца, а вверху оставался отличный сеновал, где можно было летом поспать, а ещё и потрахаться как сделала моя мать с Виталиком.

На самый верх сеновала можно было подняться по деревянной лестнице, что я и сделал, и едва поднявшись на самый верх сеновала я тут же ощутил знакомый запах мускуса и гвоздики. Это был аромат духов ” Красная Москва” которые обожала мама Нина, она была на сеновале ещё недавно и он сохранил её запах.

Я лег на мягкое душистое сено со стоячим колом членом, который у меня поднялся только от одних мыслей о том, что полчаса назад на этом самом месте, ебли мою мать.

В те годы я и понятия не имел как устроена женщина и как можно её сношать. И то, что произошло с моей мамой на сеновале, для меня было тайной из тайн.

С минуту я лежал на спине представляя как на моем месте лежала мама, а сверху на ней лежал Виталик и грубо трахал мою красивую мать. И у меня такая ревность к матери появилась, что я был готов пойти в дом и набить этому Виталику морду.

Хотя в душе я понимал, что парень этот не виноват, мать сама с ним пошла на сеновал и сама раздвинула перед ним ноги. Зная её дерзкий характер, мама Нина могла любого мужика матом покрыть и ещё отметелить до кучи, что не раз бывало в магазине.

И уже собираясь слазить с сеновала, я рукой нащупал какую-то тряпку, она была мягкой на ощупь и мой мозг тут же пронзила догадка, это возможно трусы моей матери.

Но в сарае было темно, а зажигать спички я побоялся из за опасения спалить сеновал. И сунув тряпку в карман, я спустился вниз.

На улице темнело но ночь ещё не наступила и я смог разглядеть найденную мной тряпку на сеновале. Это были большие белые женские трусы, от них шёл слабый аромат духов “Красная Москва”. И их хозяка сейчас сидела за столом рядом со своим ” рогатым” мужем.

У меня в руках были трусы моей мамы Нины, очень красивой и развратной женщины, которая только что сношалась с молодым парнем на сеновале в сарае, и с пьяну забыла там своё нижнее бельё.

Трусы были не сильно ношенные, моя мать очень чистоплотная и не могла поехать на свадьбу к подруге в грязных трусах. Вероятно Нина одела утром чистое нижнее бельё, но запах её волшебной чёрной письки на промежности трусов хорошо сохранился.

Утром мать ходила в сарай на сеновал, искала свои трусы. Но они лежали у меня в кармане, а мама Нина так и поехала домой без трусов.

Хотя, что под юбкой у заведующей магазина степенной дамы Нины Ивановны нет трусов, знал только я её сын, а остальные и не догадывались.

Я долго потом дрочил на её трусы, вдыхая при этом волшебный аромат женских ссак и выделений шедший с промежности белых трусиков мамы Нины. А потом когда запах маминых ссак с трусов пропал, я их выбросил на помойку. Держать дома женские трусы под матрасом было опасно, их в любой момент могла найти мать. Да и к тому времени я перешёл в десятый класс и стал взрослым.

— Тяжело было в армии сынок? – мама Нина закончив мыть посуду, вытерла руки об полотенец и подойдя ко мне, обняла целуя по матерински в щёку.

— Да только первое время мам тяжело было. А потом служба пошла как по маслу. – ответил я матери стоя рядом с ней и упираясь вставшим колом членом родительнице в живот.

У мамы Нины был небольшой сексуальный животик, который обычно появляется у рожавших женщин к сорока годам. И сейчас обнимая мать руками за плечи, я упирался своим стояком ей в живот и смотрел маме в глаза.

Возможно будь я трезвый, этого бы не произошло, но я был пьяным, да и мать похоже пришла с дня рождения подруги здорово подшофе, и сейчас смотрела на меня пьяненькими глазами.

— А я так боялась Костя, что тебя в Афганистан могут послать. У моей знакомой сына туда призвали и он там погиб. – сказала мать крепко обнимая меня за плечи и прижимаясь ко мне своим мягким поддатливым телом.

С минуту мы с ней стояли на кухне в обнимку друг с другом, от чёрных волос мамы шёл запах духов “Красная Москва” и он кружил мне голову и возбуждал желание. А ещё мать чувствовала давление моего члена у себя на животе. Я видел как зрачки красивых глаз мамы Нины расширились в тот момент, когда я обнял её за талию и сильнее прижался вставшим членом к её животу.

— Пошли я тебе постель постелю. Не ждала я тебя сегодня сынок. Хоть бы телеграмму дал что едешь. – с укором произнесла мама, идя в мою комнату слегка покачиваясь от выпитого на дне рождения у подруги вина.

На ногах у Нины Ивановны были надеты шлёпки на каблуке с перламутровыми вставками, и она шла впереди меня цокая каблуками по полу, а её объемный зад при этом призывно колыхался из в стороны в сторону, под туго обтянутой юбкой.

Мать не любила обычные домашние тапки, наподобие тех в которых шмурыгал по квартире Толян. Нет, эта красивая и уважающая себя женщина, обожала туфли на высоком каблуке, и дома у неё в гардеробе было несколько пар шлёпанцев с небольшими каблуками.

Раньше когда я был маленьким, цоканье маминых каблуков по полу, выводило меня из себя. А сейчас став взрослым, я стал ждать того момента, чтобы увидеть как мать идёт по квартире в своих шлёпках на каблуке, чтобы в очередной раз насладиться игрой её пухлой попы под юбкой.

— Сейчас Костя, я тебе кровать застелю и ты ляжешь спать. – устал наверное с дороги. – говорила мне мать, стоя ко мне задом нагнувшись, стеля чистой простынью мне постель.

Время на часах у меня в комнате было уже около двенадцати ночи, я приехал домой в десять часов вечера на последнем автобусе из Тулы и два часа провёл на кухне выпивая с отцом и с мамой. И мне действительно хотелось спать.

Но ещё больше я хотел подойти сзади к маме, которая нагнувшись стелила мне кровать. Обнять родную мне женщину руками за груди и прижаться стоявшим колом членом к её жопе. А за два года моей службы в армии, попа у мамы Нины стала ещё объёмнее и толще в размере.

Но рядом в зале на диване храпел пьяный отец, да и мать не была сильно поддатой. Она точно не позволит себя завалить на кровать, и может возмутиться моей выходкой. И врезать мне как следует.

Нина Ивановна женщина в теле, физически сильная, работая в магазине ей приходилось таскать тяжёлые ящики с водкой и гонять пьяных мужиков, которые время от времени её доставали.

Нет, я буду полным идиотом, если сейчас обниму мать сзади и прижмусь стояком к её жопе. – подумал я, смотря на заманчивый попец заведующей ” пятым” магазином,

который был в метре от меня.

— Раздевайся и ложись Костя. Всё чистое тебе постелила. – мать подошла к стене щёлкнув выключателем, гася в комнате свет, но тут же включила ночник висящий на стене у меня над кроватью, и комната озарилась приятным жёлтоватым светом.

— Раздевайся,   меня можешь не стесняться. Я поговорить с тобой хочу Костя. – сказала мне мама, стоя возле кровати в ожидании когда я разденусь.

И я, по армейски быстро скинунул с себя одежду, повесив китель с рубашкой на спинку стула, и положив на него брюки, встал перед матерью в одних трусах, которые здорово топорщились спереди, от выпиравшего в них члена.

— Ну вот, армия тебя к порядку приучила сынок. А раньше ты свою одежду как попало бросал. – засмеялась мама, смотря на то как аккуратно я сложил на стуле военную форму.

Мать скользнула взглядом по моему стояку в трусах и дождавшись когда я лягу в постель, присела ко мне на кровать с краю.

— Уходил в армию щупленький, а вернулся мужиком. – говорила мама сидя рядом со мной на кровати гладя ладонями мне грудь.

Тёплые мамины ладошки скользили по моей груди, а она сама нагнувшись ко мне, смотрела на меня ласковым взглядом материнских глаз.

— Ты тоже за два года изменилась Нина, и стала ещё красивее. – я назвал мать по имени, смотря ей в глаза.

А она действительно похорошела пока я служил. Кончено у мамы появились лишние морщинки под глазами. Но в целом она изменилась и как бы заматерела, превратившись в зрелую мадам, которая знает себе цену.

И об этом свидетельствовал макияж у неё на лице, ресницы умело подвёденные чёрной тушью, ярко накрашенные красной помадой губы и маникюр на ногтях. Мать никогда раньше не красила лаком ногти, а сейчас они у неё были накрашены и на длинных маминых ноготках, был сделан педикюр.

Всё это указывало на то, что сорокалетняя Нина Ивановна, заведующая магазином, ещё хотела нравится мужчинам и не собиралась сидеть дома и стареть.

— Ой, да ну тебя сынок, скажешь тоже. Я уже старенькая у тебя и мне не до красоты. – ответила мне мать, но на её лице засияла довольная улыбка, матери пришёлся по душе комплимент сына, и она нагнувшись ко мне поцеловала меня в щёку.

Несколько секунд я чувствовал на своей груди, давление тяжёлых маминых сисек выпирающих у неё через кофту. А из её накрашенных губ, шёл стойкий запах водочного перегара и табака.

А она по прежнему изменяет отцу и ебётся с молодыми парнями. Молнией мелькнуло в моей голове, чувствуя прикосновение горячих и влажных маминых губ к своей щеке.

— Я не хочу чтобы ты выпивал сынок. Посмотри на своего отца, какой парень был красивый. Все девчонки за Толиком бегали и я была одна из них. А сейчас на кого он стал похож. И всё из за водки. – горестно вздохнула мать смотря мне в глаза.

Мама Нина сидела рядом со мной на кровати и уже не гладила ладонями мне грудь, а просто держала их у меня на груди и разговаривала со мной.

— Я не собираюсь бухать как отец мам. На этот счёт можешь не волноваться. Мне больше женщины интересны чем водка. – ответил я матери и к её удивлению взял и расцеловал у неё ладони, которые она держала у меня на груди.

Мягкие, нежные мамины ладошки, как же мне приятно было их целовать.

— Ой, ты что творишь сынок? Придумал тоже, руки мне целуешь. – засмеялась мама Нина, вырывая из моих рук свои ладони.

Мать сделала строгое лицо словно она сердится на меня. Но карие глаза Нины смеялись. Ей нравилсь, что взрослый сын за ней ухаживает, да и ладони она убрала не сразу, а дала мне как следует их расцеловать.

— Ласковый, красивый парень, девушки таких любят как ты Костя. Только стеснительный больно, я в твои годы посмелее была. – сказала мать, и так глянула на меня, что я чуть не кончил.

Это был взгляд не любящей матери, а взгляд развратной и опытной самки. Нина смотрела сейчас на меня как женщина смотрит на своего любовника, с которым ей хочется лечь в постель.

Она видела мой стояк в трусах, а у меня член большой девятнадцать сантиметров в длинну, и мать на него возможно запала. Нина любит молодых ребят, ведь не постеснялась она изменить Толяну, с парнем на четыре года старше её сына.

Тому дембелю Виталику из Москвы, с которым Нина еблась на сеновале в деревне на свадьбе, было двадцать лет, а мне в то время исполнилось шестнадцать. И разница у нас была всего в четыре года. Но Виталик засаживал моей красивой маме, а я был вынужден дрочить на её трусы.

— Ну ладно, я спать пошла, завтра на работу нужно идти будь она неладна. А ты не вздумай пить с отцом, или со своими друзьями. Я тогда на тебя очень сильно сынок обижусь. Если тебе захочется выпить Костя. Можешь это сделать со мной, посидим вдвоём, выпьем вина и поговорим. – неожиданно предложила мне Нина, вставая с кровати.

Я было хотел её удержать, но мать мягко отвела мои руки и встала.

— Не балуйся сынок. Мне пора в постель, а то завтра пойду не выспавшись на работу. Ты тоже ложись, и помни что я тебе сказала. – мать шутя пригрозила мне пальчиком и слегка покачиваясь на пьяных ногах, вышла из комнаты.

Но прежде чем закрыть за собой дверь, Нина ещё раз глянула на меня своими шальными глазами. И я смотря на поддатую мать, вдруг понял. Я ей с большей долей вероятности засажу. Или по крайней мере наберусь смелости и предложу Нине переспать со мной. Нужно только подгадать момент и время.

С этими приятными мыслями я заснул, впервые за два года на своей кровати в тишине, зная что могу спать сколько захочу. И меня не разбудит команда рота подъём, ровно в шесть утра.

Следующие три дня я гулял на свадьбе у своего одноклассника Сашки Егорова. Мы с ним дружили в школе и он пригласил меня на свою свадьбу как друга.

— Можешь идти сынок, я не против, только много там не пей. – напутствовала меня утром мать, провожая из дома.

После ночного разговора, когда она пьяная сидела у меня на кровати, а я целовал ей руки. Мать делала вид что между нами ничего не произошло, а наш с ней уговор пить только вдвоём, как бы и не вспоминала.

Наедине нам с мамой больше не удавалось побыть. Толян как назло отходил от очередного запоя и был трезвый как стекло. А в такие дни он торчал дома и от него не было возможности уединиться.

— Костя, вот так встреча! Я слышала что ты недавно из армии вернулся, но всё не было времени к вам домой заглянуть. – на третий день свадьбы рядом за столом, я оказался с Любой, двоюродной сестрой моей матери.

Она была моложе Нины на десять лет и общего у ней с моей мамой были только глаза, наглые и бестыжие. А остальное всё разное.

Мама Нина степенная дама с формами, тугим словно накаченным задом и в меру крупными грудями, красивая сорокалетняя брюнетка. А Люба блондинка, молодая женщина, стройная, с мальчишеской попкой и небольшими грудками как у девочки подростка.

До моего ухода в армию, Люба работала в одном магазине вместе с моей мамой и жила одна без мужа и детей на одной улице с нами, в старой двухэтажной ” хрущёвке”.

А ещё моя тётка по матери, была блядью, но не простой, а “центровой”. Обычному работяге из гаража такому как Толян, лечь в постель с моей двоюродной тётей было нереально.

Люба ложилась только под командированных с деньгами, приезжающих по делам в наш город и останавливающихся в местной гостинице, где вечерами любила бывать моя тётя. Ещё клиентами Любы были богатые торговцы с рынка и бандиты.

Во временных ” мужьях” у моей двоюродной тёти, числились все известные криминальные авторитеты нашего городка. Люба обладала смазливым личиком и была остра на язык. В магазине она внаглую обвешивала покупателей и могла покрыть трёхэтажным матом, какого-нибудь пьянчугу попавшего ей под горячую руку.

Мне двоюродная сестра моей матери нравилась, и одно время я дрочил только на неё, пока не увидел голые груди у Нины в отражении зеркала серванта.

— Какой взрослый стал. Уходил в армию костлявым шкетом, а вернулся мужиком. – Люба не сводила с меня глаз сидя со мной за столом.

Мамина сестра взяла со стола бутылку водки и сама налила по рюмке мне и себе.

— Давай выпьем за встречу племяш. Всё-таки два года с тобой не виделись. – предложила Люба, чокаясь со мной налитой рюмкой.

Следуя указаниям мамы Нины, я много на свадьбе у друга не пил, а водке предпочитал по большей части пиво и вино. Но встретив за одним столом свою школьную любовь Любу, я не смог ей отказать и выпил водки вместе с ней.

— Я слышал что вы замужем тётя Люба и живёте в Москве. – сказал я тётке лишь бы завязать с ней разговор.

Мать писала мне в армию, что её сестра Люба, наконец остепенилась, вышла замуж и уехала вместе с мужем жить в столицу.

— Тебе мамаша твоя сказала? Да было дело жила в Москве. Но муж гандоном оказался редкостным. Хотел чтобы я целыми днями у него в квартире сидела. А я погулять люблю. Вернулась я племяш с Москвы в наш город, и работаю опять с твоей мамой в ” пятом”. Столица не для меня, мне больше у себя нравится. – ответила Люба, подкладывая котлет в мою тарелку.

— Ешь племяш, закусывай на халяву. Смотри сколько всего на столах стоит. Я сама сюда бухнуть и выпить пришла. – хихикнула Люба, показывая глазами мне на стол уставленный закусками и бутылкам с водкой, пивом и вином.

Мать Сашки Егорова работала заведующей столовой, а отец начальником автоколонны где трудился шофером Толян. Люди в нашем городе уважаемые и имели определенный блат и связи в райпо.

Так, что на свадебном столе у моего одноклассника была и дефицитная колбаска различных сортов, сыр, буженина и куча других вкусных вещей, которые в обычной жизни многие из приглашённых на свадьбу гостей и в глаза не видели.

— Да я уже наелся. Может потанцуем тётя Люба? – предложил я тётке когда в соседнем зале заиграла музыка.

Свадебные столы были накрыты не дома у Сашки, а в столовой где работала его мать. В одном зале приглашённые на свадьбу гости выпивали и закусывали, а в другом зале поменьше, желающие могли потанцевать под установленный магнитофон с колонками.

— Моя любимая песня. Я могу её слушать и слушать. – говорила мне Люба танцуя вместе со мной медленный танец, в полутёмной комнате, где молодежь включила покрашенные в разные цвета лампочки, создавая тем самым иммитацию цветомузыки.

— Снег кружится, летает, летает,

И, позёмкою клубя,

Заметает зима, заметает

Все, что было до тебя. – лилась из магнитофона любимая песня моей тёти.

Я впервые в жизни танцевал

с той о которой мечтал в своих юношеских снах, и не просто танцевал, внаглую обнимал мамину сестру руками за попку, упираясь вставшим колом членом ей в живот.

Обычно стеснительный с девушками и не умеющий на трезвую голову связать и двух слов при разговоре с ними. Выпив водки, я моментально преображался и становился через чур наглым.

— Одевайся и жди меня на улице племяш. – сказала мне тётка, когда танец закончился и гости пошли обратно за столы.

Люба многозначительно на меня посмотрела, кивнув головой на вешалку с одеждой у дверей в столовой. А сама подсела за стол к матери жениха, пышнотелой даме с большим уложенным шаньеном на голове, заведующей столовой Ларисе Михайловне. И наклонив к той голову, о чём-то тихо говорила ей на ухо.

Та послушно закивала головой, а затем встала изо стола и ушла в разделочную, где обычно в столовых готовят еду и оттуда выносили тарелки с закусками на свадебный стол.

Минут пять среди вороха одежды гостей свадьбы висящей у двери на вешалке, я искал свою куртку в рукаве которой была засунута кроличья шапка, а когда нашёл, то увидел Любу выходящую из разделочной с сумкой в руках.

— На держи солдат, смотри не побей бутылки. Лариса мне выпить и закусить с собой собрала. У меня дома в холодильнике “шаром покати”, одна живу и особо не готовлю. – сказала мне мамина сестра, давая в руки клетчатую сумку, в которой приятным звоном стукнулись друг об друга бутылки, и в ней так же лежали большие свёртки с закуской.

Небольшая на вид болоньевая сумка, подобная той с которой я дома ходил за хлебом, оказалась довольно тяжёлой по весу.

Очевидно заведующая столовой Лариса  Михайловна, щедро наложила в сумку предназначенную для Любы, различных закусок со стола. И её щедрость была объяснимой, работники райпо хорошо знали друг другая, а в ” пятый” магазин где работала Люба, частенько завозили разный дефицит, и он распределялся по ” своим”, знакомым, родственникам и просто нужным людям. И толстожопая мать Сашки Егорова, частенько заходила в магазин где трудилась Люба и отоваривалась у неё в подсобке дефицитными продуктами.

— Ко мне домой сейчас пойдём племяш. Проводишь меня и заодно твоё возвращение из армии отметим в более спокойном месте чем здесь. – смеясь пояснила мне Люба, заметив мой недоуменный взгляд на сумку с продуктами и выпивкой, которую она дала мне в руки.

Тётка в отличии от меня, быстро нашла на вешалке свою белую дубленку в которой она пришла на свадьбу и одев её, пошла на выход цокая по полу каблуками зимних сапожек. А я пошёл вслед за ней, за своей развратной тётей, неся сумку с продуктам в руке.

— Холыдрыга какая на улице. Но ничего у меня в квартире тепло. – сказала Люба, едва мы с ней вышли на тёмную улицу из ярко освещённой столовой и пошли вниз к реке где она жила, и рядом находился и мой дом.

В середине ноября, снег ещё толком не выпал, но по ночам заметно подмораживало и лужи на асфальте были покрыты слоем льда. Дул холодный северный ветер, а с неба сыпалась редкая снежная крупа.

Люба шедшая со мной под руку, была без шапки, вместо неё на голове у моей тёти был накинут толстый махеровый шарф красного цвета, который укрывал её светлые волосы. Тётя то и дело его поправляла, пытаясь укрыть голову от пронизывающего холодного ветра.

— Не стоит туда заходить. Нина в курсе того, что ты останешься у меня ночевать сегодня. – словно читая мои мысли сказала мне Люба, когда мы с ней идя вниз по улице, подошли к нашей ” хрущевке”, возле которой я было остановился.

В окне кухни у нас в квартире на первом этаже горел свет, мои родители не спали и я хотел зайти домой и предупредить мать чтобы она не волновалась за мое отсутствие сегодня ночью.

— Ты думаешь я и вправду к Ларисе на свадьбу выпить и пожрать пришла? Охота мне было тащиться туда через весь город. Меня твоя мамаша послала, чтобы я тебя там закадрила. Я по началу не хотела идти, и вообще с тобой связываться племяш. Думала что ты такой же малолетний шкет каким был до армии. Но Нина пригрозила что выгонит меня с работы, если я тебя не зацеплю этим вечером, и я пошла. А теперь сама хочу с тобой быть Костя. Ты мне очень нравишься парень. – често призналась мне Люба, стоя со мной под окнами моей квартиры.

Тётка обняла меня рукой за шею и поцеловала в губы взасос. А я целуясь с двоюродной сестрой своей матери, краем глаза смотрел на тёмные окна спальни и зала нашей квартиры, которые выходили как раз на тротуар на котором мы сейчас стояли с Любой.

И мне показалось что тюль которым было занавешено окно маминой спальни, отодвинулся в сторону и в окне появился тёмный силуэт. Нина не спала и стоя у окна, смотрела на то как я сосусь с её двоюродной сестрой.

После той ночи, когда я поддатый, целовал у неё руки, мать поняла это по своему и подослала ко мне свою сестру проститутку, чтобы я с ней переспал. И я ей был за это благодарен. Трахнуть Любу, одну из самых красивых женщин нашего городка, это была моя несбыточная мечта. И она похоже сегодня осуществиться.

— Пошли отсюда племяш. А то твой придурок папаша увидит в окно как мы с тобой целуемся. Растрепит своим поганым языком по городу. А мне лишние сплетни ни к чему. – тётя взяла меня опять под руку и мы пошли с ней подальше от нашего дома вниз по улице к реке, где возле городской бани жила мамина двоюродная сестра.

Вся водка выпитая мной на свадьбе до этого, разом куда-то пропала. Я шёл рядом с Любой со своей школьной любовью держа её под руку, и меня реально трясло от того, что скоро мне придётся познать неизведанное.

Вернувшись из армии в двадцать лет, я был ещё девственником и понятия не имел об том, что нужно делать с женщиной.