Три зойкиных портрета

Как же они надоели, эти старики. Ладно бы просто болели себе, ели свои таблетки, ходили бы на процедуры и не дергали по пустякам. А то, «ой, мне что-то хуже сегодня, пусть сестра придет», вот и тащись к ним чёрти куда под снегом по льду. Нет, ну там одинокие и лежачие – понимаю, а то, вот, дед с коленкой своей, не могу, говорит, сам прийти. Скользко ему, видите ли. Ничего, доковылял бы и сам как-нибудь. Или эта Таисия Романовна… Тоже мне, барыня: «Ой, Зоенька, после вашего укольчика я просто летаю, а в процедурной колют так, что потом два часа ходить не могу».

Так, плетясь по скользким дворовым дорожкам, рассуждала Зоя Полякова патронажная сестра районной поликлиники. Девушка двадцати четырех лет со средним медицинским образованием незамужняя и, как она сама считала, некрасивая. Нет, не уродка, все у нее было на месте, но, скажем так, внешности неприметной. Вечный «хвост» на голосе, белесые кустистые брови, опущенные вниз уголки губ не создавали на ее лице выражения счастья, что так нравится мужчинам. Хотя фигурка, ножки, грудь – все было при ней и даже очень-очень. Дома, стоя перед зеркалом, она и сама порой удивлялась – чего этим мужикам надо? Просто некому было научить ее эффектно «подать себя». Даже подвести глаза (хоть этому ее научили девчонки в училище) у нее получалось как-то криво. Мама рано умерла, отец так больше и не женился – от кого было узнать науку макияжа и всяких таких женских штучек.

Училась Зоя хорошо и даже отлично, чем еще больше вызывала отторжение одногруппников. Нет, ее не травили, или, как это теперь модно говорить, буллингу, не подвергали, но и в компанию не звали. В медучилище царили вольные нравы. Почти все девчонки расставались с девственностью самое позднее на втором курсе. Парни, избалованные по причине своего численного меньшинства женским вниманием, даже сочинили про Зою обидный стишок:

Наша Зоя дала б хоть стоя,

Но не хочет нам давать –

Будет мастурбировать.

Стишок этот парни сочинили еще на первом курсе, в период «прощупывания» сокурсниц. Правда узнала она об этом только на выпускном от «королевы курса» Таньки Сёминой, пришедшей «утешить» Зою после того, как ее, разомлевшую от шампанского, на спор лишил девственности в раздевалке «король курса» Серега Воронцов.

Больно не было. Было обидно. Но восприняла это Зоя как само собой разумеющееся. Со всеми когда-нибудь случается это, думала она. Просто на очередной осмотр к гинекологу уже пришла как женщина.

В поликлинике в патронаж ее отправили тоже из-за «простоты лица». Она хотела и даже по оценкам могла претендовать на медсестру-ассистента, но из-за неспособности отстоять себя попала в обойму «пешеходов».

Ухаживать за больными ей было привычно. Последнее время отец много и тяжело болел, пока не умер в прошлом году, и Зое приходилось ходить за ним, делать обезболивающе уколы. Хотя бог миловал и отец мог сам себя обиходить. Зоя набиралась опыта и скоро была нарасхват у пациентов преклонного возраста.

Особо капризными, но наиболее интересными для Зои были жильцы «дома с кренделями». Так звали в районе красивый дом сталинской постройки с лепными украшениями по фасаду в виде завитков, напоминавших упомянутое хлебобулочное изделие. Там жила в основном интеллигентная публика и много актеров одного из московских театров. Когда-то именно для театра и был выделен жилфонд в этом доме. Та самая Таисия Романовна как раз была «из бывших». Дама статная, выглядевшая моложе своего возраста, с хорошо поставленным голосом и гордой сценической осанкой. Казалось, что в театре она играла исключительно графинь и «особ приближенных к императору». Специального ухода она не требовала. В обязанности Зои входили только лекарства, иногда уколы и «попить чаю с бабушкой». Так говорила сама Таисия, нуждавшаяся более в общении, чем в лечении.

Разговоры за чаем были очень интересными. Таисия рассказывала о своей молодости, о театральной жизни, об известных актерах, с которыми ей приходилось встречаться и играть на одних подмостках.

Сегодня у Зои в этом доме образовался новый пациент – тот самый «дед с коленкой». Звали его Альберт Мстиславович. Он тоже был из театральной среды. Альберт был сегодня первым в очереди у Зои, которой предстояло сменить ему повязку и обработать рану бедра, которую «дедушка» получил, катаясь на лыжах. Вот такой спортивный дед оказался.

После звонка пришлось изрядно подождать, пока «дед» не доковылял до двери.

— Здравствуйте, Альберт Мстиславович, – Зоя с трудом артикулируя выговорила отчество, – меня зовут Зоя. Я ваша патронажная сестра.

— Бесконечно счастлив познакомиться и принять от вас, милое создание, необходимую медпомошь. Чтобы не ломать ваш прелестный язычок, произнося имя незабвенного батюшки, зовите меня просто Альберт. Можете здесь раздеться и проходите в комнату, а я пока, как смогу, сам допрыгаю.

— Ничего, ничего… я вам помогу.

— О, не стОит. Я сам как-нибудь…

— А где можно вымыть руки?

— Вот здесь справа дверь в ванную.

Зоя прошла в указанном направлении, попутно рассматривая обстановку прихожей и коридора. Интерьер с порога говорил о том, что эта квартира повидала много и многих на своем веку. По стенам были развешаны фотографии знаменитых в прошлом артистов в непринужденной обстановке в компании молодого, но узнаваемого Альберта, и еще каких-то старичков, Зое не известных. Даже интерьер ванной комнаты был выдержан в духе элитного жилья сталинской эпохи: лепнина и керамика на стенах и на полу, массивный санитарный фаянс и покрытые патиной латунные краны. Видно было, что эти стены не затронул «молдованский евроремонт», как это было в других квартирах этого дома, даже у Таисии.

Вымыв руки, Зоя направилась в комнату, где ее уже ждал Альберт. Для себя Зоя окрестила его «герцог Альба», потому что внешне, этот, шестидесятивосьмилетний мужчина, обладал физически спортивным сложением и гордой осанкой. Короче, дедом его назвать было нельзя. Коротко стриженный, гладко выбритый, с ухоженными усиками, с чувственным ртом и выразительными глазами Альберт напоминал актера, но Зоя не могла вспомнить ни одной роли с ним. Как потом оказалось, это родители «герцога» были актерами, а сам он писал сценарии и был художником-постановщиком, притом весьма известным в театральных кругах.

— Проходите, милое создание, mon ange?

Он произносил эти свои «милое создание» и «мой ангел» так естественно, что это не вызывало раздражения и звучало искренне. По крайней мере, Зое так казалось и было приятно. Больше всего Зое понравилось, что в этом старинном доме совсем не пахло вековой пылью. Старая, но мастерски отреставрированная мебель, диваны в обновленных драпировках, массивный стол и картины создавали своеобразный уют и атмосферу.

— Так, расскажите, что у вас случилось и где вам оказали первую помощь?

— Золото моё, Зоенька! Это спортивно-строительная травма, если так можно ее определить. Позавчера я, как обычно, бегал на лыжах у нас в парке и, вот незадача, решил проложить новую лыжню вдоль одной живописной аллеи. Если вы бываете в нашем парке, то наверно видели. Прошлым летом там проложили аллею через яблоневый сад к храму. Снега в этом году так много, что он скрыл торчащую арматуру, как я понимаю для чего-то, что собирались там построить, но не успели. Лыжи зацепились, я упал и вот ногой прямо на один штырь.

— Да, опасно… А кто вам помощь оказал?

— Я позвонил и приехала парковая охрана, а потом к вам в дежурную травматологию.

— Давайте посмотрим на вашу рану.

— О, мне, должно быть, придется снять брюки – повязка слишком высоко.

— Да, пожалуйста. Могу вам помочь…

— Благодарю, как-нибудь в другой раз и в ином деле с удовольствием приму вашу помощь, милая леди. А штаны, простите за нескромность, я и сам могу снять. Простите, надеюсь, мое исподнее не смутит вас.

Под шелковыми пижамными штанами неожиданно для Зои оказались сильные спортивные ноги и нечто, возмущавшее ровную поверхность шелковых же «семейных» трусов.

Рана оказалась достаточно серьезной. Штырь разорвал кожу бедра и прорезал плоть до края коленной чашечки. Операция была проведена профессионально. Края кожного покрова пришлось зашивать, оставив дренаж для заживления глубокой раны. Зоя ввела лекарство в рану и сменила повязку.

— Вот, всё. Выздоравливайте. Если еще болит, примите анальгетик. У вас есть?

— Милая Зоя, у меня очень высокий болевой порог. Могу терпеть боль и посерьезней. Заживает на мне тоже как на собаке. Скоро мы с вами станцуем. А вот в поликлинику я ходить не хочу – скользко и… признаюсь вам, не могу сидеть в очереди с этими старухами, которые только и знают, что жалуются на жизнь. Лучше вы ко мне.

— Хорошо, конечно. Завтра я снова перевяжу вас.

— Благодарю, мой милый доктор.

Зоя улыбнулась. Ей понравился мужчина, так естественно расточавший любезности в ее адрес. Такое случилось с нею впервые и тем было ценно. Никто еще не называл ее такими ласковыми словами, не был так обходителен. Она чувствовала, что это не обычное стариковское чудачество, а что-то большее. Возможно, этот «герцог» привык так флиртовать с женщинами и сейчас Зоя ощутила это на себе. Пусть так. Ей было приятно. Да и Альберт выглядел счастливым.

За второй дверью Зою уже в нетерпении ждала «мадам Таисия».

— Ах, Зоенька, я уже стала волноваться – не случилось ли что с вами. На улице так холодно и гололед.

Женщины сразу прошли на кухню, где Таисия стала разливать по чашкам чай, а Зоя положила на край стола новую порцию лекарств.

— У меня сегодня еще один визит был. Я была у вашего соседа из 27 квартиры.

— Что? У Бертика? Что с ним?

— Да, у Альберта Мстиславовича. Ничего страшного, что вы так разволновались? Не волнуйтесь, пожалуйста. У него небольшая сравнительно травма бедра.

— Вот, а я ему всегда говорила, что эти пробежки доведут его до инфаркта.

— Ну, до инфаркта, я думаю, ему еще далеко. А вот нога хорошо заживает. Так что ничего вашему Бертику не грозит в ближайшее время.

— Ну, и слава богу. Он такой… – Таисия закатила в восторге глаза, – Он такой душка. Всегда такой галантный, красивый. Он вам понравился, Зоя?

— В смысле?

— Что значит в смысле? Как мужчина, конечно.

— Ой, ну что вы, Таисия Романовна. Он же мне как отец и даже… как дедушка.

— Ха, этот дедушка… – женщина как будто остановила сама себя, чтобы не сболтнуть лишнего, – Он еще в хорошей форме. Не то что я, развалина.

— Ну, что вы, Таисия Романовна, вы тоже в прекрасной форме Вам хоть сейчас на сцену.

— Вы мне льстите, Зоенька, и еще раз прошу вас, давайте только по имени, но на «вы», раз уж вы не можете по-другому.

— Хорошо, я буду стараться.

— Ну, раз так, то давайте посплетничаем что ли,

— А давайте! О чем?

— Ну, тема уже обозначена – Бертик.

— Ну что же, давайте.

— Альберт всегда был любимцем женщин. Он такой галантный, обходительный. Он так умеет ухаживать, что устоять бывает невозможно. Кстати, он очень талантливый художник. Вы видели его картины?

— Не знаю. У него там фотографий много и в зале были какие-то картины на стенах, но я не присматривалась.

— А вы присмотритесь. Это его работы. И там в других комнатах тоже его картины. За ним театры гонялись, чтобы он оформил их спектакли декорациями, костюмами и всем таким, вплоть до париков. Да и киношники тоже рвали его на части. Кстати, он до сих пор работает.

Ну ладно. Так вот, посплетничать… Короче, Бертик всегда был избалован женским вниманием. Актеры мужчины его порой ненавидели. Да, да… Он легко мог отбить пассию у любого. На его счету два развода таких актеров (!)… звезд, женам которых он вскружил голову. Имена называть не буду. Вы все равно таких не знаете.

Зоя прихлебывала чай и не перебивала Таисию, потому что даме надо было выговориться, да и самой Зое это было интересно. Тем временем Таисия продолжала рассказывать о соседе и в ее словах прослеживалось, что и сама она была очарована и ближе, чем дружески, «знакома» с Бертиком. Ее рассказ изобиловал отступлениями и ненужными порой деталями, как вдруг она сказала:

— Но при всех романах Альберта он оставался преданным своей единственной жене Виктории, которая умерла, бедняжка, три года тому назад.

— Она болела?

— Бедняжка, она знала о всех его похождениях и прощала, потому что знала его особенность. Он не мог долго… ну, без женщины. А у нее был рак матки… Тяжелое заболевание. Но Альберт даже в этом ее состоянии не мог успокоиться.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, секс, конечно.

— С ней?

— Да. И что самое главное, она не могла ему отказать.

— Да что вы говорите!? Неужели!?

— Я вам как доктору… Она сама мне рассказывала. И про эту особенность у Бертика многие знали. Не ошибусь, если скажу, что он и сейчас имеет любовницу.

— Ну, он для своих лет действительно в хорошей физической форме.

— Да, мне бы немного лет сбросить и сама бы еще пококетничала с ним.

— О, Таисия, все еще возможно.

— Что вы, Зоенька, мои годы ушли. Это вам сейчас самое время… кокетничать. Кстати, а у вас есть молодой человек?

— Нет.

— А что так?

— Не знаю… не красивая я, наверно.

— Что вы! Не бывает некрасивых. Фигурка у вас очень даже, и личико хорошенькое. Надо только чуть-чуть поработать над стилем и все. Я помогу вам. Подберем одежду и научу вас делать макияж. И увидите, как мужчины за вами будут строем ходить.

— Строем не надо…

— Еще выбирать будете! Вот увидите.

— Хорошо. А сегодня, Таисия Рома…

— Мы же договорились, – оборвала Зою на полуслове Таисия.

— Да, Таисия. Я, с вашего разрешения, пойду. Мне еще отчет надо сдать. До завтра!

— До завтра, Зоенька!

Странно, но рассказ Таисии о «герцоге Альба» вызвал неожиданный интерес у Зои. По дороге в поликлинику она не переставала думать о судьбах этих пожилых людей, проживших такие интересные, с ее точки зрения, жизни и до сих пор не потерявших вкус жить и радоваться этому. Непроизвольно она перенесла это на себя и поразилась насколько однообразной и серой показалась ей собственная жизнь. Фактически только работа привносила в эту жизнь какое-то разнообразие. Близких друзей, с которыми можно было бы «тусить» или хотя бы изредка поговорить по душам у Зои не было. Так, коллеги по той же самой работе и разговоры за чаем в сестринской. Да и там Зоя по большей части была только слушателем, так как самой и рассказать-то было не о чем. Девчонки делились новинками моды, своими историями взаимоотношений с мужьями или ухажерами. А у Зои ни в той, ни в другой сфере ничего и никого не было.

Вернувшись мысленно к разговору с Таисией, Зоя решила, а почему бы и не заняться собой, раз уж сама «графиня» берется в этом помочь. Может еще на выставку какую-нибудь сходить или в музей? А то с Альбертом о живописи поговорить придется, а ей и сказать нечего. И вообще, «дед» оказался не таким уж и «дедом», а очень даже интересным и полным сил мужчиной. Почему-то вспомнила его оттопыренные трусы – не так чтобы сильно, но для его возраста «не слабо». При этом что-то непроизвольно сжалось у нее в промежности.

После того случая на выпускном Зоя долгое время пребывала в стрессовом состоянии. С одной стороны ей было обидно, что ею попользовались, но с другой, она вдруг ощутила потребность в регулярной стимуляции клитора и глубже. Это казалось ей стыдным, но пальчики непреодолимо тянулись к промежности почти каждый вечер. Она усилием воли останавливала себя, чем наносила еще больший удар по психике. В итоге она обратилась к психологу, конечно, женщине – не к мужику же идти с такой проблемой. В Интернете нашла «специалиста высшей категории». Сеансы свелись к тому, что «все наши проблемы из детства, что нас не правильно воспитали и внушили не те ценности, что надо освободить энергию и дать волю внутреннему «Я». Короче, такую науку Зоя изучала еще в училище. Убедившись в бесполезности психологических сеансов она записалась на йогу.

Инструкторами попеременно были Юрий и Оксана, оказавшиеся супругами, но об этом «ёжики» узнали позже. В целом занятия проходили вполне спортивно и на первый взгляд профессионально – но кто там знает этих йогов! В правилах секции были индивидуальные занятия, когда инструкторы после общего сеанса оставляли одного новичка и проводили с ним индивидуальную работу. На третьем или четвертом занятии тренер Юра попросил остаться Зою.

Сначала он задал несколько вопросов «про жизнь», затем про спортивную осанку, похвалив хорошие физические данные девушки, затем стал руками ощупывать мышцы, смело прикасаясь к интимным местам. После такой пальпации Юрий стал требовать, чтобы Зоя приняла ту или иную позу, сгибая ее тело, плотно к нему прикасаясь. Зоя чувствовала, как его твердый «отросток» вжимается в ее бедра и ягодицы в то время, как ладони бесстыдно ложатся на грудь, прижимаются к ягодицам и лобку. Она возбуждалась все больше, пока сама, не осознавая как, оказалась голой под сопящим от набранного темпа «йоганным тренером». Она даже не пыталась сопротивляться, настолько подавлена была напором мужчины… или сказалось воздействие аромата зажженных благовоний, который отличался от того, что был в общем зале. Так она фактически была изнасилована во второй раз в своей жизни.

Занятий йогой Зоя, тем не менее, не бросила. Зато ее «бросил» Юрий, который больше не оставлял ее на дополнительные занятия, благо симпатичных «ежих» было достаточно. Но вскоре их «кружок» прикрыла полиция по жалобе одной из девушек, заявившей об изнасиловании ее тренером. В итоге Зое пришлось давать показания, что и к ней он «прижимался», но «не насиловал, потому что она не красивая».

Оказалось, что и Оксана не теряла времени даром с мужчинами из секции, а иногда и с девушками, склонными к лесбийской ласке. Даже без показаний Зои фактов безнравственного поведения парочки было достаточно. Но истица, заявлявшая об изнасиловании, почему-то (!) отозвала свой иск и дело закрыли, но с йогой пришлось распроститься.

Такой первый «опыт» сексуальной жизни не мог оставить благоприятных воспоминаний и ощущений у девушки и без того закомплексованной в отношении собственной внешности. Но время шло и постепенно самоудовлетворение стало для Зои нормой. Правда, делала она это уже не так часто, как в начале, а всего один-два раза в неделю.

В тот вечер в постели с Зоей были воображаемые актеры и периодически возникал образ Альберта, запечатленного на фото в те его молодые годы. Пальчики нежно теребили губки и клитор, ныряли в лоно, а в воображении возникали ноги «герцога» и уже неприкрытый шелком приподнятый член. После испытанного удовлетворения сон был крепким и сладким.

На следующий день Зоя сначала зашла к Таисии. Сделав укол, Зоя осталась сидеть рядом с пожилой женщиной, лежа «отдыхавшей» после болезненной витаминной инъекции.

— Девочка моя, у вас легкая рука. Мне часто кололи витамины, но только у вас получается делать это почти безболезненно. Так… чуть-чуть… Но я не об этом. Всю ночь думала, какой вам стиль подойдет и кое-что придумала. Я даже не про одежду. Вы вполне чувствуете свой стиль. Может чуточку ярче надо. Вот ту вчерашнюю серую кофточку отдайте бедным и если еще что серое есть, тоже в церковь снесите. А сегодня выглядишь очень хорошо.

Таисия неожиданно перешла на «ты» и продолжила:

— Эта блузочка тебе идет. А с юбкой ты просто конфетка. У тебя стройные ножки! Манекенщицам на зависть.

Зое было смешно слышать такие старомодные слова, но она только улыбалась и старалась не прерывать монолог.

— А сейчас давай поработаем с твоими волосами и личиком. Ты не против? Надеюсь.

— Только времени у нас мало. Мне еще к Альберту Мстиславовичу надо сегодня.

— Времени это много не займет, а вот Бертик как раз оценит наши старания. Проходи к зеркалу и не стесняйся.

Таисия с великим энтузиазмом взялась за Зою. Вооружившись расческами, ножницами, плойкой и разложив огромный косметический набор, она приступила к священнодействию. По всему было заметно, что руки, долгое время остававшиеся без дела, с легкостью вспомнили навыки и порхали как крылья вокруг зоиной головки. Несколько взмахов гребешка и плойки, как привыкшие к «хвосту» и «закрутке» волосы приобрели весьма стильный вид, упав крупными локонами на плечи девушки. Брызги лака зафиксировали прическу. Несколько больных щипков пинцета и брови приобрели тонкий изгиб. Не позволяя Зое раньше времени увидеть свое «совершенство», Таисия посадила девушку спиной к зеркалу лицом к окну, обеспечив тем самым еще и подсветку для дневного макияжа. Многолетняя практика Таисии самостоятельно гримироваться и выглядеть королевой не только на сцене, но и в повседневной жизни, отразилась на облике молодой девушки так ярко, что она не узнала свое отражение в зеркале.

— Таисия, вы волшебница! Я реально не узнаю себя. – Зоя говорила искренне, светилась от улыбки и непривычно для себя самой, кокетливо вертелась перед зеркалом.

— Я же говорила, что ты красавица, девочка моя. Я научу тебя простым приемам, и ты увидишь, как изменится твоя жизнь.

— У меня нет таких инструментов, как у вас и этот грим…

— Ничего, кроме плойки и самого простого набора для косметики тебе и не понадобится. Всё купишь и будешь лучше всех!

Зоя впервые в жизни увидела, что она привлекательна и даже очень. В зеркале перед ее глазами, кокетливо вертя головой, мелькала стройная симпатичная девушка. Оказалось, что достаточно «припудрить носик» и внешность меняется радикально положительно.

Таисия тоже улыбалась, глядя на то, как Зоя крутится у зеркала. Она по-стариковски была счастлива видеть как «ребенок радуется гостинцу». Все это было так трогательно, что женщина даже прослезилась.

За чаем Зоя записала что ей надо купить и прошла устный инструктаж по уходу за волосами и лицом. В весьма приподнятом настроении с благодарностью она покинула Таисию и перешла в соседний подъезд, чтобы поразить своим новым обликом «герцога».

Поднимаясь по ступеням на второй этаж, Зоя поймала себя на том, что с момента, как она закрыла за собой дверь квартиры актрисы, она непрерывно думает об Альберте, предвосхищая его реакцию на ее новый облик. Ей почему-то было небезразлично его восприятие. Не давая себе отчета в причинах, она чувствовала особое, ранее не испытанное волнение. На самом деле Зоя впервые в жизни ощутила, как чувствует себя девушка, идущая на свидание. Ей очень хотелось произвести на Альберта впечатление. Не просто пройти по улице, чтобы на нее смотрели незнакомые прохожие, или даже появиться на работе, где циничные товарки могли только фыркнуть на ее преображение, да еще отпустить какую-нибудь пошлую шуточку или, чего хуже, умышленно раскритиковать ее макияж. Для нее это было неважно сейчас. Только его оценка была ей важна в этот момент. Она даже не надела свою вязаную шапочку, чтобы не нарушить укладку. А легкий ветер слегка растрепал локоны, придав волосам естественности.

Перед дверью Зоя еще раз слегка покрутила головой, глубоко вздохнула и нажала на кнопку звонка.

— Богиня… – Альберт в восхищении всплеснул руками. – Пощадите мое сердце! В этот пасмурный день вы солнцем озарили меня.

— Благодарю вас за такие слова, Альберт Мстиславович.

— Оставьте этот формализм. Увидев вас, я помолодел до уровня «Бертик» и готов совершать если не подвиги, то юношеские чудачества. Вы прекрасны! Проходите, а то эти реверансы на пороге могут придать нашему с вами общению совершенно иную интерпретацию.

— А вы знаете, что это благодаря стараниям Таисии Романовны я стала такой.

— О, Таис, ma chère! Вы в надежных руках, Зоя! У нашей примадонны можно многому научиться. И уж если она к вам так отнеслась, не теряйтесь, выпейте из нее все яды женского очарования. Ей это уже вряд ли пригодится, а вам самое время.

Зоя с улыбкой слушала этот восторженный монолог. Ей было так приятно, что хотелось закружиться в вальсе с этим мужчиной, хотя она не умела танцевать не то что вальс, а даже простой дискотечный «топтун». Как будто уловив ее мысли, Альберт сказал:

— Срочно на перевязку. Хочу скорее покончить с этой хромотой и пригласить вас куда-нибудь, где вы сможете показать себя во всем блеске вашего очарования.

— Ой, что вы! Какое очарование…

— О, вижу кокетство в ваших глазах. Это хороший знак. Значит, быть посему!

— Идите уже раздевайтесь.

Пока мыла руки, Зоя не отрывала взгляда от зеркала, любуясь собственным отражением. Она нравилась себе. К ее удивлению, она уже не испытывала комплекса по поводу своей внешности. Напротив, ей вдруг захотелось нравиться. И пусть еще не все в ней соответствовало принятым нормам красоты и ухоженности, она уже была другая. Из неприметной Золушки вырастала принцесса.

На сей раз повязка, сделанная Зоей, не была так высоко, как при первом визите, и Альберту было достаточно закатать штанину до бедра. Пока мужчина совершал это действие, Зоя поймала себя на неожиданно возникшем желании снова увидеть бугорок под тканью нижнего белья. Надевая перчатки и смачивая тампон дезинфицирующей жидкостью, она мельком бросала взгляд туда, где ткань пижамы нет-нет да обозначала причинное место мужчины. Она даже вздрогнула от неожиданно возникшего желания дотронуться до него, ощутить его тепло и нежность кожи. От этого глаза на долю секунды закрыла пелена, грозя головокружением. Это было необычно. Ведь неоднократно она видела обнаженные мужские гениталии, обрабатывая раны пациентов, но такое с ней происходило впервые.

Тряхнув головой, как бы отгоняя наваждение, Зоя повернулась к Альберту.

— Что-то не так, мой милый доктор? С вами все в порядке? – не без тревоги спросил мужчина.

— Все хорошо, правда… все в порядке, – голос Зои звучал неубедительно.

— Вы, должно быть, устали? А тут еще мои болячки, – искренне сетовал Альберт.

— Нет, что вы! Все со мной в порядке. Это я просто задумалась и… так вот прогнала ненужные мысли.

— Ну, что же… если так. Но вы меня испугали. А то еще пациенту вдруг придется оказывать помощь доктору, – мужчина улыбнулся. – Это, вероятно, Таис вас замучила. Но сделала свое дело мастерски. Вы прекрасны!

— Спасибо.

Пока продолжался этот диалог, Зоя обработала рану и сделала перевязку. Когда концы бинта были зафиксированы, рука Альберта накрыла пальцы девушки. Она вздрогнула и непроизвольно отдернула руки.

— Не смущайтесь, Зоя. Я просто хотел ощутить ваши волшебные руки, так нежно и безбольно касавшиеся моей раны. Да, вы же видите, что я уже сносно передвигаю ногой и мечтаю о том дне, когда приглашу вас на танец.

— Я не умею танцевать, – совершенно серьезно ответила девушка.

— Не переживайте, со мной вы быстро научитесь.

— А вот эти картины на стенах вы рисовали?

— Дааа, – протяжно ответил Альберт и пристально посмотрел на Зою. – Это вам Таис поведала?

— Да, она сказала, что вы рисуете. А еще у вас есть?

— И это сказала… Ну, что же, пройдемте.

Альберт широким жестом показал Зое в сторону двери в соседнюю комнату и продолжил:

— Здесь только то, что мне дорого, а рабочие эскизы и свежие работы в студии.

— А у вас есть студия?

— О, Таська вам не сказала главного! Стареет… Да, моя студия в этом же доме в мансарде. Но туда я вас приглашу завтра, если выделите мне немного больше времени.

— С удовольствием. Я впервые вот так вижу картины и художника, который их нарисовал.

— Настоящие художники картины «пишут», а я, как вы правильно заметили «рисую».

— Ой, извините… я же не знала…

— Что вы, Зоя. Вы абсолютно правы. Я ремесленник от искусства. Но, без лишней скромности скажу, что хороший ремесленник.

Тем временем Альберт распахнул дверь, и Зоя ступила в святая-святых – кабинет мастера. На стенах от высоты груди и практически до самого потолка плотно друг к другу висели картины. Это поразило Зою и привлекло внимание, что она даже не заметила рабочего стола с компьютером, бюро и невысоких шкафов, заставленных и заложенных книгами и еще какими-то предметами. Книги и альбомы загромождали и широкий подоконник, почти на треть закрывая дневной свет.

С картин на Зою смотрели актеры, известные ей из старых фильмов. Несколько пейзажей, видимо, дорогих для художника мест. Одна стена почти полностью была отдана портретам женщины, запечатленной в разное время и в разных интерьерах и позах. На нескольких полотнах она позировала ню.

— А кто эта женщина на всех этих картинах?

— Это моя жена Виктория. Она умерла три года тому назад. Вот так она меня «победила»…

— Простите, я не знала…

— Да за что же простить? Жизнь скоротечна, а вот искусство вечно. Старая истина.

— Она очень красивая женщина.

— Благодарю вас. Ей было бы приятно услышать эти слова.

Зоя внимательно рассматривала картину за картиной, но дольше всего задерживалась у полотен, где женщина позировала обнаженной. На одной из картин натурщица сидела, откинувшись на спинку кресла. Все в ее позе указывало на усталость после бурной страсти. Глаза прикрыты, голова слегка склонена к плечу, руки безвольно расположились на подлокотниках, а положение ног не скрывает темный «альков» страсти. Изображение так явственно говорило о неге удовлетворенной сексом женщины, что вызвало у Зои специфический спазм в промежности. Она обильно увлажнилась и сама испугалась этого состояния, грозившего вот-вот обернуться бесконтактным оргазмом. «Боже, как это, оказывается, бывает, – подумала она, – Вот реальная сила искусства, способная вызвать такие эмоции».

Резкое изменение состояния девушки не ускользнуло от внимательно наблюдавшего за ней Альберта.

— У вас все в порядке? Я все же волнуюсь за вас, Зоенька.

— Дааа… – протяжно и с неожиданно возникшей хрипотцой в голосе произнесла девушка.

— Может присядете здесь и посмотрите еще, а я вам принесу воды?

— Нет, спасибо, не надо воды. Просто такие красивые картины. Я поражена, честно…

— За «честно» особенно благодарен вам. Буду откровенным с вами, эта картина, – Альберт указал именно на обнаженную в кресле, – для меня много значит. Я назвал ее «Желанная». Я уверен, что именно в тот день произошло самое большое чудо и трагедия в нашей с Викторией жизни. Она забеременела.

— А почему же трагедия?

— А это уже по вашей медицинской части. Вика не могла выносить плод… может, если бы тогда существовали современные технологии все бы и получилось, но в те времена даже за границей не знали как бороться с таким недугом. Но мы не переставали надеяться и страстно любили. Это был самый счастливый период нашей жизни. Да, что-то я расчувствовался. Но с вами мне почему-то хочется делиться сокровенным. Вы внушаете доверие, Зоя.

— Наверно потому, что я врач, а с врачом надо быть откровенным.

— Нет, Зоя, вы другая… Не врач, я хотел сказать. То есть, врач, конечно, но человек другой… Вот, совсем запутался в собственных мыслях. Не подумайте только – это не старческий маразм.

— Какой же вы старый? Вы очень даже молоды. Я не могла предположить, что увижу такого спортивного и молодого мужчину, когда прочитала в карте дату рождения.

— Признаться и я ожидал, что придет толстая грымза с руками кузнеца и больно сдерет с меня повязку. А пришли вы, ma chère! Знаете, что я хочу у вас попросить?

— Нет, конечно… но буду рада исполнить вашу просьбу.

— О, польщен. Я хочу, чтобы вы завтра или послезавтра уделили мне чуть больше времени и согласились позировать для портрета.

— Я же не… некрасивая. Зачем меня рисовать? – Зоя искренне растерялась.

— Красота весьма субъективна по восприятию. Не верьте зеркалам. Я вижу вашу красоту лучше, чем вы сами. И когда я напишу ваш портрет, вы увидите свою истинную красоту. Поверьте. На вас же произвели впечатление портреты Вики. Я вижу.

— Да, очень… большое впечатление… особенно вот этот, – Зоя показала на «Желанную».

— Просто здесь я рисовал не тело, а состояние души. И, мне кажется, мне это удалось.

— До мурашек…

— Благодарю вас. Это самая высокая оценка для художника. Но я предлагаю вам начать с портретного рисунка.

— Да, конечно. Я постараюсь найти время завтра после обхода. Я приду к вам в конце рабочего дня.

— Отлично. Только одна просьба – не позволяйте Таис делать из вас крашеную куклу. Это хорошо для дискотеки или ее любимой сцены. Ко мне приходите такой, как в первый раз – в собственной красоте.

— А я как раз хотела попросить Таисию… ну, хорошо, раз так надо.

— Не просто надо, а дОлжно! Вы, мой ангел, еще не знаете как красивы! Я покажу вам саму себя.

Слова Альберта действовали на Зою гипнотически. Она купалась в его речи, в этих милых, но, по ее ощущениям, совершенно искренних комплиментах ее внешности. Вся обстановка комнаты и эти картины только добавляли волшебства восприятию. Зоя чувствовала какую-то необъяснимую невесомость. Хотелось оказаться не только на холсте, но в руках мастера. Она плыла или летела в этом потоке слов и чувств. Ей никогда еще не было так хорошо и отчего-то тревожно. Но тревога эта была скорее сладким ожиданием чего-то доселе неизведанного, а потому волнующего.

Зоя сидела на высоком для ее роста жестком с подлокотниками рабочем кресле мастера, а он продолжал говорить что-то о других картинах, но она просто наслаждалась певучим потоком его слов, не вникая в суть. Ей было хорошо рядом с этим мужчиной. Она даже не замечала, что юбка ее обнажила затянутые в капрон бедра значительно выше строгих пределов и что взгляд Альберта все чаще задерживается именно на них. Купаясь в собственном счастье, она не видела, что бугорок под шелком его домашних брюк заострился и выпирал из-под края толстовки.

Это потом, когда, лежа в постели, она воспроизводила в памяти события прошедшего дня, среди мелькавших образов возникло это видение. Да, она отчетливо вспомнила его взгляд, направленный на ее колени и оттопыренную ткань шелковых брюк художника. От этого ее воображение нарисовало сцену любовного соития, тело налилось теплом и негой, а руки сами потянулись к лобку. Одно только прикосновение к пушку волос доставило девушке огромное удовольствие. Пальчики продолжили ласку влажной щели, проникая глубже и надавливая жестче. В сочетании с образами, мелькавшими в сознании, механические движения девушки в считанные минуты довели ее до оргазма.

В полусне перед глазами Зои мелькал образ Альберта, движения его рук, шелк, обтягивающий бугорок под краем толстовки, звучал голос, произносивший нежные милые слова. Мягкий тембр его голоса, как колыбельная усыпил Зою.

Утро выдалось пасмурным. За окном метель кружила мелкий острый снег. Но настроение у Зои было приподнятым. Она ожидала чего-то особенного и важного в ее жизни, даже не осознавая этого. Девушка недолго покрутилась у шкафа, выбирая наряд. Но выбор был настолько скудным, что кроме юбки и сравнительно недавно купленного оранжевого в обтяжку тонкого свитера выбрать было нечего. Все остальное было серым и забраковано Таисией. Зато комплект нижнего ажурного белья и плотные колготки были новыми и приятно коснулись молодой кожи, доставив какое-то особое сексуальное удовольствие. Зоя вдруг представила, как сильные мужские руки снимают эти предметы с ее тела, и вздрогнула.

В первой половине дня в поликлинике время тянулось мучительно долго. Все эти процедуры, уколы, перевязки, вся рутинная работа медсестры казалась ей сегодня чем-то лишним, не свойственным ей занятием. Она механически выполняла обязанности, мысленно пребывая рядом с Альбертом, который вдруг всего за два дня занял в ее жизни такое большое место. Иногда она пыталась остановить себя: «Дура, ведь он же лет на сорок старше. Чего ты ждешь от него? Неужели все так плохо, что ты скатилась до старика?!» Но эти мысли стремительно вылетали из головы, уступая место радостному ожиданию вечернего визита. После обеда, получив необходимые указания, инструменты и медикаменты, Зоя в приподнятом настроении направилась к подопечным.

Сделав уколы двум старичкам в пятиэтажках, девушка дворами вышла к «дому с кренделями». С прерывающимся от волнения дыханием она поднялась по ступеням и только уже на этаже поняла, что стоит перед дверью Альберта. Но ведь прежде надо было навестить Таисию. И ведь Зоя это помнила, но ноги сами принесли ее к заветной двери. «Что со мной происходит?» – сама себе задавала она вопрос, почти бегом, от неожиданно нахлынувшего волнения, переходя к соседнему подъезду.

— Милочка моя, что с тобой? – Таисия всплеснула руками, увидев Зою.

— Ничего. Простите… здравствуйте.

— Нет, я же вижу. Тебя кто-то преследует? Или обидел?

Зоя прошла в комнату и разделась.

— Нет же. Я говорю, все в порядке. Просто торопилась.

— Ты от Альберта? Это он к тебе приставал? – театрально строго спросила Таисия.

— Нет, что вы. Я к нему после вас только пойду.

— Нет, девочка моя, тут что-то не так. Или ты мне все расскажешь, или… – Таисия подбирала аргумент, – или я не дам тебе сделать укол. Вот!

Тон, которым женщина высказала это и сам аргумент рассмешили Зою.

— Всё-всё вам расскажу. Договорились. Готовьте, как вы сами это называете – «филей», я сейчас, только руки вымою.

— Вот это другое дело, милочка.

В зеркале Зоя увидела себя и поразилась: пряди волос выбились из затянутого резинкой «хвоста» и прилипли ко лбу и щекам раскрасневшегося от морозного воздуха и быстрой ходьбы лица. При этом глаза горели каким-то неведомым ей доселе огнем. Зоя впервые видела такие свои глаза. Ей показалось, что так смотрит львица, готовящаяся к рывку за добычей – пристально и страстно. Отражение даже понравилось ей. Убрав непослушные пряди под резинку и слегка прикоснувшись к щекам влажными ладонями, девушка привела себя в порядок и вышла.

Давно подмечено, что старят нас излишние размышления и стрессы. От того наши лица прежде всех остальных частей тела покрываются морщинами, выдавая возраст и багаж пережитого. А вот задница молода всегда! Хоть и говорят, что это главный орган в поиске приключений, но, как видно, последствия от авантюр опять таки отражаются морщинами на лице, тогда как жопа всегда молода.

Вот и сейчас Зоя с удивлением в очередной раз созерцала филейную часть Таисии, поражаясь гладкости и упругости белоснежных полушарий.

— У вас очень хорошая кожа, – неожиданно для самой себя вдруг произнесла Зоя.

Таисия залилась смехом, сквозь который смогла произнести:

— Ой, милочка, наверно только там я еще хороша собой! Хотя, многим в жизни я обязана именно этому месту.

— Простите, я не хотела…

— Да, что ты. Все хорошо. Ты меня развеселила… или как там сейчас говорят молодые – сделала день!

— Ну, тогда готовьтесь – сейчас уколю.

— Коли, девочка, коли. Это не самое страшное, что довелось испытать этой, прости господи, заднице.

После укола Зоя засобиралась, чем привлекла внимание Таисии.

— Куда ты торопишься? – с интригующими нотками в голосе спросила женщина.- Что Бертик и тебя очаровал?

— Ну что вы такое говорите… – как-то неуверенно протянула Зоя.

— Вижу, что к нему спешишь. Ну-ка рассказывай, что он тебе предложил?

— Да ничего особенного, просто хочет нарисовать мой портрет.

— О, всё! Ты попала в его силки, птичка моя.

— Ничего подобного, он всего лишь попросил немного больше времени. А мне просто интересно. Никогда еще меня никто не рисовал, да и вообще…

— О, вот это «вообще» и есть самое главное. Поверь мне, женщине с опытом «филея» с хорошей кожей.

Таисия снова засмеялась и продолжила:

— Садись и послушай меня.

Неохотно, но, повинуясь просьбе Таисии, Зоя присела на пуф возле кровати.

— У художников метод привлечения заинтересовавших их особ противоположного пола один и тот же – «я нарисую ваш портрет». И поверь, это работает без сбоев, будь то юная дева или жена и мать многих детей. Помню, как на одном «капустнике» про Бертика… кстати, а ты знаешь, что такое «капустник»?

— Нет, но что-то слышала.

— Это шутливый мини спектакль, который друзья актеры ставят по поводу или без, и на котором поют или читают эпиграммы на своих коллег. Так вот, на одном из «капустников» про Бертика и его верного оруженосца и тоже художника Жени Карского коллеги сочинили такие строки:

Вам, девы милые, совет – позируя, закройте лучше глазки,

Когда Альберт стал за мольберт, а Женя Карский смешивает краски.

Это были, да и есть, слава богу, два обольстителя, противостоять красоте и шарму которых не удавалось ни одной из их моделей. А уж модели у них были такие, о ком говорил весь бомонд тогдашней Москвы и далеких окрестностей. Так что я совсем не удивлена, что и ты, дитя мое, подверглась обольщению этого старого ловеласа.

— Вовсе он меня не обольщал.

— Да, находясь с ним рядом, даже не замечаешь, как подвергаешься этому очаровательному гипнозу. Но, знаешь, я тебе завидую. Ты можешь еще испытывать это чувство и сдаться чарам обольстителя. Ладно, иди… только немного подкрась брови и реснички.

— Он просил не наносить грим.

— Разве это грим?! Душенька моя, это обязательная процедура любой женщины с самого утра. Слушай меня и иди к зеркалу. Надеюсь, ты купила то, что я тебе говорила. А то, возьми мое.

— У меня все есть с собой.

— Вот и умница. Иди, а я еще полежу немного.

Как и советовала Таисия, Зоя слегка подкрасила брови и ресницы, распустила волосы и, попрощавшись, выскочила на улицу. Прохладный воздух снова ожег ее щеки, придав им легкий румянец, а ветерок растрепал волосы.

У двери с номером «27» Зою опять охватила непонятная ей паника: она суетливо поправляла на себе одежду, отбрасывала разметавшиеся локоны, зачем-то перебрасывала с руки на руку сумку. Немного уняв волнение она нажала кнопку звонка. Не услышав за дверью никаких звуков, она нажала повторно и только тогда взглянула на сам звонок. За провод над кнопкой был воткнут сложенный листок бумаги. «Неужели всё, чего она с таким нетерпением ждала, не состоится?» – пронеслась мысль, и Зоя почувствовала, как противный холодный пот выступил вдоль позвоночника. Осторожно, боясь увидеть в записке именно то, чего она так не хотела бы видеть, Зоя раскрыла складки листка. «Проходите наверх в студию» – информировала записка. Девушка услышала, как бухнуло ее сердце и забилось в бешеном ритме. Она не заметила, как бегом преодолела шесть лестничных пролетов и оказалась на площадке мансарды с единственной дверью с надписью «Мастерская».

Звонка не было и, постучав для приличия, девушка нажала на ручку двери. В просторном и светлом помещении никого не было. Посредине возвышался подиум, обитый зеленым сукном, с невысокой тахтой на нем. Ближе к высоким наклонным окнам стояло несколько мольбертов разных типов и столик с кистями, палитрой и красками. У длинной стены в несколько рядов прислоненные друг к другу, стояли полотна на подрамниках. Увидеть, что было изображено на картинах, было невозможно – они были повернуты лицом к стене и кое-где прикрыты тканью. В дальнем углу Зоя разглядела металлическую конструкцию, похожую на силовой тренажер и штангу. Там же в боковой стене была еще одна дверь, из-за которой доносился едва уловимый шум падающей воды. Поскольку хозяина студии нигде не было видно, Зоя направилась именно к этой двери.

Приблизившись, девушка убедилась, что не ошиблась, приняв железяки за тренажер. Там еще была штанга и гантели, которыми, судя по их виду, занимались весьма часто. За дверью оказалась просторная комната отдыха с мягкой тройкой и столиком. В стене, рядом со шкафом была еще одна дверь, из-за которой и раздавался шум воды.

Зоя на цыпочках приблизилась к этой двери, оставшейся не до конца закрытой, и в щель увидела Альберта за полупрозрачной стенкой душевой кабинки. Странно, но кроме этой кабинки в комнате больше не было никакой сантехники – ни унитаза, ни раковины, только душ. Видимо, этого было достаточно для работы и занятий спортом.

Зоя не решалась войти. Это было бы невежливым. Но продолжала вопреки правилам приличия, подглядывать в щель между косяком и дверным полотном, которое она все же немного отодвинула в сторону на столько, чтобы видеть лучше, но не обнаружить себя.

Шум воды резко прекратился и открывшаяся дверца кабинки предъявила взору Зои обнаженного Альберта. Она чуть не вскрикнула от вида, как ей показалось, классически совершенного тела с накачанным торсом, узкими бедрами и крепкими ногами. Мужчина, не предполагавший, что за ним следят восторженные глаза, спокойно совершал обычные в данном случае движения. Зоя не отрываясь смотрела на мужчину. Его тело манило так, что сдерживать себя от того, чтобы не броситься к нему в объятия, было мучительно. От ее глаз, конечно, не ускользало и то, что до этого момента она представляла только в своих грезах. Но член Альберта не отличался выдающимися размерами и покоился на мошонке, напоминая мясистый крупный желудь. Как не странно, но именно эта «стандартность» еще больше распалила девушку, в мгновение представившую себе, как это «естество» вырастет под лаской ее пальчиков и губ. Она ощутила, что дрожит всем телом и вот-вот испытает оргазм от увиденного.

А в это время Альберт, как ни в чем не бывало, обтер тело полотенцем, надел трико и уже был готов направиться в студию. Надо было отойти от двери, но ноги Зои не шли. Осознание ситуации пришло в последний момент, но она успела буквально за долю секунды, до того как Альберт вышел из комнатки, покинуть студию. Отдышавшись на лестничной площадке, Зоя постучала в дверь и, не дожидаясь, вошла.

Альберт стоял спиной ко входу в одних брюках. Он повернулся на звук открывающейся двери и Зоя вновь, но уже с близкого расстояния смогла увидеть его накачанный торс с густой растительностью на груди и кубиками брюшного пресса, хорошо развитые плечи и сильные руки, похожие больше на руки атлета, чем художника.

— О, Зоя! Простите, я сейчас… – Альберт подошел к стулу, снял со спинки рубашку и стал не спеша застегивать пуговицы, приближаясь к девушке

Зоя стояла завороженная видом и движениями мужчины. А он, видя ее замешательство, с улыбкой продолжал извиняться и, преднамеренно оставив возню с пуговицами, протянул к ней руки, как бы желая обнять. Зоя, не произнося ни слова, невольно сделала несколько шагов навстречу и оказалась в его объятиях. Она с трудом удерживалась на подкашивающихся ногах и чуть было не потеряла сознание, вдохнув аромат мужского тела. Почувствовав это, Альберт еще крепче прижал девушку к себе и, не разжимая объятий, стал говорить.

— Я принял душ и вот… извини Зоенька…

— Да… я ви… – Зоя чуть было не сказала, что видела его в душевой, но вовремя остановилась. – вижу… но повязку же нельзя мочить…- сказала она первое, что пришло в голову.

— Не волнуйся, мой милый доктор, я принял меры. А вот почему ты дрожишь?

Зоя даже не заметила, что Альберт вдруг перешел с ней на «ты» и принимала его слова как само собой разумеющееся.

— Я не знаю… наверно замерзла.

Зоя подняла голову и увидела его глаза, устремленные в нее, прожигающие насквозь. Невидимый ток пронзил все ее тело и оно отозвалось мощным, до той поры ни разу не испытанным ею, оргазмом. Зоя вздрогнула и со стоном обмякла в руках Альберта.

Мышцы живота и бедер изредка еще продолжали сокращаться, когда девушка уже лежала на тахте, а мужчина сидел рядом и гладил волосы, периодически стирая ладонью с ее лба выступивший пот. Она не помнила, как оказалась на тахте. Не помнила, кто и когда снял с нее куртку и сапожки. Она помнила только оглушающий и парализующий, до горечи сладкий спазм оргазма. Медленно в памяти всплывали видения, что ее несут куда-то, какая-то возня с рукавами куртки и замочком обуви. Да, это было с ней. И вдруг ей стало стыдно.

— Ой, Альберт Ма..стислав…

— Успокойся, девочка моя, – Альберт прервал ее попытку произнести отчество и вообще что-то говорить. – Все хорошо. Так бывает с хорошенькими романтичными барышнями. Ты просто испытала оргазм.

Зоя что-то пыталась возразить, но из горла вырвалось только нечто нечленораздельное, на что мужчина, приложив палец к губам, жестом призвал ничего не говорить. А сам продолжил.

— Признаться, я сам даже испугался. Настолько неожиданно… вдруг… а когда увидел как сжимаются твои бедра и вздрагивают ножки все понял… девочка моя…

Альберт снова провел ладонью по лбу девушки, наклонился ближе и нежно коснулся его губами. Потом поцеловал щеку и почти уже коснулся губ, как Зоя не вытерпела нежной пытки и сама подняла голову навстречу губам мужчины. Она ощутила как его язык нежно ласкает губы, размыкая их, проникает в рот. Она никогда еще не испытывала такого. Кроме дружеских чмоканий она не знала поцелуев и то, что она чувствовала сейчас, было волшебством бога Эроса, открывшего ей поцелуй любви. Губы ласкали губы, а влагалище непрерывно источало любовную влагу в промокшую насквозь прокладку. Но это обстоятельство в данную минуту ни сколько не смутило девушку, утопавшую в объятиях и ласках желанного ею мужчины. Его рубашка была расстегнута и тело источало аромат вожделения. Боже, как она мечтала об этом, лаская себя в одинокой кровати.

Руки любовника мяли грудь, проникли под свитер и, скользя по животу, сдвинули вверх жесткую стяжку бюстгальтера, обнажив нежные полушария. Его пальцы играли сосками, приводя в движение все девичье тело и особенно бедра, которые импульсивно что-то сжимали в промежности, а затем вдруг расслаблялись и расходились в стороны, чтобы снова через секунду сжаться. В какой-то момент Зоя ощутила, что ладонь Альберта скользит по внутренней поверхности бедер, настойчиво раздвигая ноги в стремлении проникнуть к сокровенному. Все это время губы любовников не размыкались и только обменивались стонами удовольствия.

Альберт сбросил рубашку и резким движением потянул кверху свитер девушки. Вслед за этим мужчина ловким, отработанным за прожитые годы движением пальцев, расстегнул крючки бюстгальтера, и этот аксессуар полетел на подиум. На секунду Альберт застыл от вида красивой и крепкой девичьей груди. Но созерцание длилось недолго. Почти сразу рот мужчины стал осыпать поцелуями нежные полушария, обнимая и нежно прикусывая соски. Зоя снова теряла сознание от лавины неведомых ей до сих пор ощущений.

Но руки любовника шли дальше. Вот уже расстегнута молния юбки и ладонь плавно скользит по животу вниз под резинку колготок и трусиков. Пальцы теребят пушок волос, взмокший от вожделения, и проскальзывают в горячую щель, надавливая на горошину клитора. Стон. Еще стон и прерывистое дыхание девушки возвещают о том, что последует новый оргазм.

Мужчина опытен. Он не дает волю пальцам, а поднявшись над девушкой, стягивает с нее юбку и всё, что под ней, а затем снимает свое трико.

Зоя замерла от увиденного. Нет, этот член поразил ее не формой или длиной – ничем особенным он не отличался. Просто она, по сути, впервые увидела живой мужской орган. В том, что происходило с ней раньше, данная биологическая субстанция приносила ей только боль и брезгливое чувство использованности. А сейчас это был предмет ее грез и вожделения, то, что она пыталась представить себе, играя сама с собой. Из-за отсутствия какого-либо сексуального опыта, Зоя не могла реально оценить достоинство мужчины. На самом деле это был абсолютно стандартный по размерам, но «закаленный в боях» член.

Альберт продолжал что-то тихо говорить, но Зоя не слышала и половины того, наслаждаясь только тембром его голоса и милыми нежными эпитетами, которые проскальзывали в потоке слов. Она плыла в мареве очарования, которое умело создавал для нее художник. Она была невесома и хотела быть объятой крепкими мужскими руками, слиться с ним всем своим существом. Внутри нее с каждой секундой все ярче разгорался огонь страсти, готовый поглотить, смять, сжечь или взорвать все естество. Она ждала его, распластавшись на тахте с широко разведенными ногами и не стеснялась своей наготы и, как она считала, распущенности.

Альберт понимал, что девушка настолько возбуждена, что дальнейшие ласки и неминуемые оргазмы только измучают ее, не дав главного – вагинального секса. Неторопливо, чтобы не нарушить установившееся равновесие темпераментов, Альберт присел на тахту у самого торца, чтобы видеть блестящую от соков вожделения дельту страсти между разведенных ног. От переполнявшей сосуды крови половые губы увеличились и скрыли лепестки, обрамлявшие вход во влагалище. Это еще больше возбудило мужчину, представившего, что перед его глазами лоно девственницы. По сути, так оно и было. Игривые пальчики не могли растянуть стенки влагалища так, как член, а то, что было раньше, давно затянулось воспоминаниями.

— Зоя, ты девственница? – не удержался Альберт.

Девушка переспросила:

— Что? Я не слышала…

— У тебя уже был мужчина? Просто все так девственно там…

— Да… – едва слышно прошептала Зоя, – Но очень давно…

— Просто я не хочу причинить тебе боль. Ты понимаешь. Я должен спросить.

— Делайте уже что-нибудь… я больше не могу… я умираю. Я хочу вас.

Это признание, высказанное с надрывом и почти скороговоркой придало энергии мужчине, который, не раздумывая дольше, всем телом прижался к нежным выпуклостям девушки, а напряженный член его занял естественную позицию между половых губ. Головка раздвинула скользкие края женской плоти и слегка углубилась, коснувшись входа во влагалище. Зоя замерла в ожидании, прогнувшись в спине и затаив дыхание. «Вот, сейчас. Еще мгновение и случится то, о чем она так мечтала. Ею будет обладать желанный мужчина. И это произойдет с нею впервые. Сейчас… только сейчас она станет женщиной», – проносилось в ее голове, а тело напряглось в ожидании.

Альберт знал, как надо поступать в таких случаях. Немало молоденьких натурщиц прошло через его мастерскую. Бывали и девственницы. Чтобы получить наслаждение, а именно это он хотел испытать с Зоей, надо действовать аккуратно, чтобы не доставить боль. Поэтому он не стал дальше продавливать узкое влагалище, а начал скользить членом вдоль губ, поднимаясь до клитора, а затем опускаясь до анальной звездочки. Зоя не испытывала ничего подобного ранее и опять улетела в облака счастья. Глубокое дыхание и стоны девушки убедили Альберта, что он на правильном пути. Еще несколько таких движений и головка члена останавливается у входа, обильно увлажненного соком желания. Круговыми движениями бедер мужчина заставляет головку буравить края влагалища, проникая все глубже и глубже, пока она не утонула в горячем туннеле. Зоя только вздрогнула и со стоном выдохнула, когда ощутила, как ее заполняет мужское естество.

Это было абсолютно новое для нее ощущение. Она не помнила того, что испытала в те первые два совокупления с мужчинами. По-другому она назвать это не могла. Там она была бесчувственным сосудом, инструментом для удовлетворения мужской похоти, не испытавшим никаких чувств, кроме брезгливости и униженности. А теперь всё тело, все органы чувств были включены в акт познания собственной женственности, того самого женского блаженства на ложе с любимым мужчиной.

Альберт был опытным нежным любовником. Уверенными, но мягкими движениями он методично погружал член в девственное лоно, целуя губы и грудь любовницы. Его руки, казалось, не оставили нетронутым ни малейшего кусочка женского тела, находя такие точки, от прикосновения к которым ток блаженства пронизывал Зою и она стонала и вздрагивала. Он замечал это и в очередной раз повторял прикосновение, доставляя неповторимое наслаждение.

Наслаждался и он сам. Сразу после смерти жены, у Альберта долгое время вообще не было секса. Но, в то же время он стал замечать, что его либидо медленно, но верно, угасает. Да, возраст брал свое. Он даже стал стесняться флиртовать с женщинами, боясь осечки в постели, хотя по-прежнему, как в молодые годы, по утрам его «молодец» твердо «стоял на ногах», а точнее, между ног. Альберт даже поделился своими сомнениями в собственной состоятельности с другом врачом. От друга он и узнал старую английскую поговорку, применимую к ситуации – Use or refuse! Используй или откажись – так это переводится и служит лозунгом для мужчин, желающих сохранить полноту жизненных ощущений.

Трудно было начать. С кого? Бывшие любовницы уже не шли на контакт, поскольку так или иначе знали и даже были подругами его жены. Флиртовать с актрисами он как будто даже разучился. На приемах или в тусовке чувствовал себя не в своей тарелке. Да и перестал часто бывать там. Выручил, как всегда, старый друг Женя Карский, который как раз вернулся из творческой поездки в Италию. Они хорошо посидели, начав с бутылочки привезенного «Кьянти» и завершив хорошей дозой «Чиваса», вспомнив покойную и разговорившись на тему «А жизнь продолжается!». И вот тогда Альберт и признался другу, что хотел бы, но не знает как «подойти к вопросу».

— Коллега, ты забыл, коллега…- заплетающимся языком начал Евгений, – Забыл… да? Забыл как мы их… Да мы еще сила, Берт!

— Да, Джон… мы их… Даааа… Ох, как мы их…- пьяно и неприлично жестикулируя вторил ему Альберт.

— Значит слушай… слушай сюда… завтра… ты понял? Завтраааа… у тебя в студии… нет, у нас в студии будет… нюша…ты понял?

«Нюшами» они называли натурщиц, позировавших «ню». И так уж случалось, что мало кто из «нюш» уходил с подиума не обласканной.

— Ооо, ты увидишь… Берт, ты вспомнишь молодость… такая фактууураа… это плоть! Ты понял? Это тело с большой… очень большой буквы «тэ»…

— Джони… ты мой спаситель, Джони. Только давай выспимся…

На том и порешили, а на следующий день молодая, в теле, но не толстая Лера с удовольствием приняла от мастеров кисти конвертик и «Протеиновый» коктейль. Так, постепенно, вливая коктейль во все ёмкости безотказной Леры, Бертик вернул утраченный было вкус к жизни. Понемногу восстановились связи с бывшими подружками. По работе чаще приходилось заниматься театральными постановками и немного в кино, поэтому живопись ушла на второй план. Но Зоя вдруг зажгла в нем неподдельный интерес как натура для портрета. Он почувствовал в ней то, что после смерти жены не мог ощутить ни в одной из женщин – глубину и чистоту души и искреннюю, но скрываемую страсть. И вот она в его власти.

Зоя отдавалась самозабвенно. Ее страхи и смущение улетучились с первым прикосновением губ Альберта. Все ненужные размышления о приличиях и греховности отступили, уступив поле битвы страсти и физиологии. Мужчина, обладавший ею, желанный и опытный любовник. Все в его действиях доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. Член, умело направляемый любовником, совершал внутри женщины движения, сопоставимые по воздействию с движениями пальчиков, только более длинных и ловких, способных тронуть самые отдаленные точки наслаждения. А губы и руки… они дополняли телесную близость. Они были везде, лаская и возбуждая. Вот губы сжали налитый кровью сосок, а язык так ласково коснулся его вершины, что импульс неведомого тока пронзил ее тело до той самой точки, которую сейчас в глубине влагалища коснулась головка члена. Два заряда энергии страсти встретились и с непреодолимой силой сотрясли тело женщины в мощнейшем оргазме. Она билась в объятиях Альберта, как пойманная в силки птица. Только в отличие от птицы Зоя не хотела вырваться на свободу, а напротив, желала, чтобы его руки еще сильнее сжимали ее тело, содрогавшееся в сладких конвульсиях.

— Боже, девочка моя! Как ты прекрасна!

Член, по-прежнему остававшийся внутри женщины, с каждым вздрагиванием ее тела касался все новых и новых чувствительных зон, вызывая сильные сокращения мышц и, главное, новых и новых ярких вспышек удовольствия и радости соития.

Альберт дал женщине несколько минут отдыха, не преставая при этом, ласкать ее тело и не выходя из лона. Когда сокращения живота и бедер утихли, любовник снова стал совершать плавные круговые движения бедрами, заставляя напряженный член по кругу головкой ласкать влагалище. Зоя ожила и с новым приливом страсти впилась пальцами в плечи Альберта, притягивая к себе и тем самым призывая не останавливать ласку.

Он и не намеревался делать это. Напротив, с возрастающим темпом любовник некоторое время продолжал акт в миссионерской позе, а затем повернул Зою на живот и приподнял бедра, чтобы войти в нее сзади. Женщина интуитивно следовала прикосновениям рук Альберта и вскоре ощутила самое глубокое проникновение в ее, поистине девственное, влагалище. Она вскрикнула, когда головка уперлась в матку, но не от боли, а от нового ощущения. Так глубоко в нее не проникал еще ни один предмет.

Почувствовав, что у молодой любовницы неглубокое влагалище, Альберт умерил пыл и продолжил, немного сбавив темп и глубину проникновения. Стоны блаженства оглашали мастерскую. При этом стонали оба любовника. От подступающего оргазма Альберт стал терять чувство меры, насаживая молодое тело все глубже и глубже. Зоя уже не содрогалась, когда головка била в матку, а, напротив, даже приподнимала навстречу члену свои бедра. Острое ощущение смеси удовольствия и легкой боли еще больше разжигало страсть, так глубоко завладевшую ею. Зоя с каким-то отчаянием, будто все это происходит с нею в последний раз в жизни, отдавалась мужчине. И именно это ее состояние тонко улавливал ее любовник и делал все, чтобы женщина никогда уже не забыла эту первую близость с ним.

Руки Альберта поглаживали изгиб спины, сжимали ягодицы, спускались вниз к промежности. При этом его тело нагибалось и касалось животом ее ягодиц, а его пальцы сходились, сжимая половые губы вокруг члена. Она оттолкнулась руками, выпрямила спину и повернула голову для поцелуя. От ее движений член совершил непредсказуемое движение внутри и снова заставил женщину вскрикнуть от острого ощущения.

Альберт обнял женщину, крепко сжав грудь. Минуту они ласкали друг друга в такой позе, после чего Альберт склонил ее тело, вернув его на четыре опоры, и ускоряясь, становясь все жестче, приступил к финальной стадии совокупления – достижению собственного оргазма. Женщина тоже уже была готова кончить и когда желания обоих любовников совпали, акт получил дополнительную эмоциональную окраску животной страсти. Мужчина на полную погружал член в горячее и ненасытное влагалище, с каждым разом увеличивая темп. Зоя методично приподнимала бедра, идя навстречу удару, и получала хлесткий удар ладонью по ягодице. Сначала она вздрогнула, но уже второй шлепок приняла как должное и желанное. А когда крапивные иголочки еще больше разгорячили ее ягодицы, приток крови обострил ощущения и вихрь нового оргазма взвился вокруг жадного влагалища.

Мужчина не стал сдерживаться и, заметив, что стоны женщины доходят до самой высокой вольты, увеличил темп и у самой крайней точки напряжения, когда женское тело без сил рухнуло на подиум, выплеснул содержимое тестикул на спину Зое.

Когда силы и сознание вернулись к женщине и она открыла глаза, Альберт стоял рядом с этюдником в руках и быстрыми штрихами карандаша что-то рисовал на ватмане. Она улыбнулась от вида сморщившегося члена, раскачивавшегося в такт движениям руки хозяина.

— Что ты рисуешь? Меня? – тихим, еще не проснувшимся голосом спросила Зоя.

— Ты прекрасна… Это только набросок… – в разрядку между движениями руки произнес Альберт.

— Ты смешной голый…

— О, прости, ты так прекрасна, что я не мог упустить этот момент, – проговорил он, отложил этюдник на край подиума, взял с кресла какое-то покрывало и накинул на себя, завязав уголки на плече в виде римской тоги.

От этого Зое стало еще смешнее и она не сдержалась.

— Ты только не сердись… ты похож на куклу-перчатку. Знаешь такие с головой на среднем пальце, а остальные, как руки… Ой, надень лучше свою пижаму, а я в душ. Хорошо?

— О, Зоенька, ты не представляешь, как я рад, что ты восприняла все это с юмором. Я и сам понял, что смешон… Да, иди, конечно. Там есть махровый халат. Может будет великоват тебе, но он чистый.

Только сейчас Зоя поняла, что обращается к мужчине на «ты» и делает это очень легко. "Что же, вполне логично после всего", – подумала она. Еще она ощутила, как горят потертости на коленях и спине, особенно в тех местах, где ее оросила сперма Альберта. Жесткая ткань тахты была не лучшим пологом для секса. Еще ей бросились в глаза многочисленные пятна от засохшей клейкой субстанции, навечно проникшие в обивку, несмотря на попытки оттереть их. Сколько женщин побывало здесь в объятиях художника? Вот и она прошла через это, подумалось Зое. Но сейчас даже это не смутило ее – она была счастлива и было ей все равно на каком ложе она испытала это чувство.

Под струями воды она ощутила неимоверную легкость. По-детски захотелось прыгнуть высоко-высоко и взлететь. Чувства переполняли ее новым еще не понятным ей самой ощущением бытия. Вдруг захотелось петь, хотя никогда она не пела в душевой. Еще хотелось дурачиться. Она вдруг вспомнила, как трясся сморщенный член Альберта, и опять не удержалась от смеха. Струи воды заглушили смех и своим переливным шумом только усилили ощущение радости девушки.

Когда, закутавшись в халат, Зоя вышла из душевой, Альберт с этюдником в руках сидел в кресле в комнате отдыха. На маленьком столике стояла ваза с фруктами, бутылка игристого вина и два бокала. Альберт дорисовывал на ватмане начатый рисунок. Увидев Зою, он отложил работу, поднялся и мягким движением пригласил женщину занять кресло напротив.

— Мне кажется, что произошедшее нам надо отметить. Да, Зоя?

— Я за. На работу мне уже не надо.

— Но я прошу еще немного времени уделить мне, – продолжил Альберт, наполняя бокалы шипучим вином, – Зоя, ты не забыла, что обещала мне позировать?

— А разве вот этот рисунок не мой?

— Твой, твой. Да, но это другое, а сегодня я должен написать твой портрет. Это особый случай и особый взгляд… твое лицо! Это важно. Ты должна…

— Да, да… не надо меня уговаривать, я согласна и с удовольствием останусь…

Это ее «с удовольствием останусь» прозвучало двусмысленно, но она, поняв это, даже не пыталась как-то объясниться. Ее любовник тоже понял двусмысленность вылетевшей фразы, но только пристально посмотрел в глаза женщины и едва уловимым кивком головы показал свое согласие.

— Ты прекрасна, Зоя! Я поднимаю этот бокал за твою красоту и молодость!

— Благодарю! Мне приятно. А я пью за тебя, Альберт. За мужчину, давшего мне ощущение женского счастья.

Они выпили прохладного Просекко. Альберт подошел к Зое, обнял свободной рукой и поцеловал в губы.

— Благодарю тебя, девочка моя. Ты сейчас тоже подарила мне счастье. Садись в кресло. Я начну, а ты пей, ешь фрукты. Специально позировать не надо. Я скажу, когда тебе надо будет на минуту замереть.

Зоя с бокалом в руке села напротив, а Альберт взял в руки этюдник, но отложил в сторону первый набросок, открыв новый лист.

— Зоя, повернись немного влево. Всем телом. Вот так. Хорошо. Ты первый раз позируешь?

— Да, это впервые… как, собственно, и все, что произошло здесь сейчас.

— Я так и понял и, что важнее, ощутил.

— Ты очень нежный. Спасибо тебе за это. Я, честно сказать, боялась, что грубость или даже легкое насилие окончательно уничтожат мое желание быть с мужчиной.

— Неужели кто-то тебя так обидел?

— Я сейчас не хочу об этом, но так получилось в моей жизни.

— Прости. Но, знаешь, я ведь тоже не ангел, а циничный старый грешник.

— Разница в том, что ты не «тоже». Ты мужчина, а те были подонками. Давай не об этом… Расскажи о себе.

— А разве Таис еще не всё обо мне рассказала? Странно! Хотя, у вас было мало времени для этого. Давай так, ты спрашивай, о чем хочешь узнать про меня, а я то же самое буду спрашивать о тебе. Договорились?

— Договорились. А можно еще шампанского?

— Это Просекко.

— Вкусное. А что это?

— Скажем так, это итальянское шампанское. Просто очень хорошее сухое игристое вино. Кстати, это с добавлением сорта Бьянкетта.

— Запомню.

— Хорошо. Я тебя еще многому научу.

— А мы будем часто встречаться?

— Ровно столько, сколько ты сочтешь нужным… или лучше так – на сколько хватит наших чувств.

— Знаешь, я сейчас не могу рассуждать трезво. Нет, не от этого… Просекко, а от того, что голова еще кружится от испытанных ощущений. Я все же достаточно взрослая женщина и как бы определила свое место в жизни за исключением одного – роли мужчин в ней. Здесь, как ты можешь убедиться, я совершенный профан. Поэтому мне сейчас очень хорошо, но очень страшно одновременно.

— Чего ты боишься?

— Я знаю, что ты не сделаешь мне больно, но все же… боюсь. А вдруг…

— Хорошо, что ты так откровенно с самого начала. Я тоже буду с тобой откровенным. Но сначала ответь мне – почему я, а не молодой человек?

— Только ты сказал мне о какой-то моей внутренней красоте. Признаться, я просто уже не надеюсь произвести на кого-то впечатление. Я не красива, не умею одеваться, ухаживать за собой… меня этому никто не учил. Мужчины сейчас хотят другого. Да, другого они хотят…Честно, я увидела, как ты смотрел на мои ноги и подумала, что может это там то, что мужчинам надо больше всего. Тогда почему бы не дать это тебе, потому что ты мне очень понравился.

— Наверно подумала, что старичок точно на молодое тело польстится?

— Честно, да.

— Спасибо! Искренне спасибо. За твою прямоту и честность.

— А я не собиралась скрывать это. Я не мечтаю взять тебя в плен эти местом. Твоя тахта немало таких повидала. Да? Не отвертишься… – Зоя улыбнулась, дав понять, что это не упрек.

— Послушай и меня. Вот сейчас скажу то, что может показаться тебе сладкой ложью, но это правда – ты мне понравилась не стройными ножками и тем, что между ними, а лицом, глазами и, главное, женственностью. Да, я старый Сатир. Люблю молодое тело и не испытываю в этом недостатка… пока. К сожалению, годы берут свое, но пока все нормально, как ты могла убедиться. Главное, что я увидел – ты еще не совсем раскрылась как женщина и я тебе в этом готов помочь. Хочешь?

— С тобой хочу.

— Смотри, не только я буду в этом участвовать. Нам придется вместе выходить на разные мероприятия, или как сейчас говорят – в тусовку. Познакомлю с моими друзьями. Ты должна раскрепоститься и принять себя другой – красивой, притягательной, желанной.

— Круто! Я готова! Хочу! С тобой очень… всё хочу…

— Сиди спокойно… пожалуйста. Еще немного потерпи. Я сейчас закончу с основными чертами, а потом можешь крутиться как хочешь.

— Только у меня с гардеробом все скромно. Деньги-то есть, но я не умею выбирать. Поможешь с выбором?

— О, нет! Ненавижу ходить по магазинам. Это пусть тебе Таис поможет. Кстати, у нее есть еще чему поучиться, как бы это сказать правильно, поучиться женским делам. Ну, там интимностям всяким. Не стесняйся, она адекватная старуха и с удовольствием тебе расскажет всё, что нужно и не нужно. А в отношении денег не стесняйся, я тебе дам сколько потребуется.

— Нет, что ты! У меня есть заначка.

— Зоя, с этой минуты я беру тебя на содержание. Будешь моя femme entretenue. Не пугайся этого слова. Это нормально. Просто я хочу, чтобы женщина, с которой я выхожу в свет, выглядела соответственно.

— Я бы лучше согласилась на любовницу, – с лукавой улыбкой парировала Зоя.

— Любовница – тайная связь, а мы с тобой будем жить открыто и столько, сколько нам будет комфортно вместе. Не больше и не меньше.

— А секс у нас тоже будет «не больше и не меньше»? – с иронией спросила она.

— Иногда больше, но никогда меньше, – в тон ей ответил Альберт.

— Я совсем не опытна в этом.

— Знаешь, именно это мне больше всего понравилось в тебе. Мужчина любит быть первым у женщины. Я это с тобой ощутил. У тебя там все так узко, что создается впечатление дефлорации, но бескровной. Ты просто подарок для меня сегодня.

— Правда? Говори еще… мне нравится твой бархатный голос. Я его даже дома слышу. Ну, он у меня в ушах звучит и возбуждает, – она чуть было не сказала, что мастурбирует от этого, но вовремя остановила себя. – Налей еще своего Просекко. Хочешь, я сниму халат?

Вино быстро подействовало на Зою. Ей стало жарко и язык начал слегка «спотыкаться».

— Не сейчас, ma chère! Еще немного и твой первый портрет будет готов.

— А скажи, ты много занимаешься спортом, чтобы вот так выглядеть в твоем возрасте… ой, прости, – Зоя поперхнулась напитком.

— Ничего, девочка моя. Я же знаю… но, как говорится, «мои года – моё богатство». На самом деле, не так уж и много. Я себя не изнуряю – намного бегаю в парке и вот иногда железки тягаю. А в остальном я пьяница, чревоугодник и развратник.

— Как хорошо ты говоришь. Мне легко с тобой. Я даже представить себе не могла, что так сразу с тобой все получится и будет так легко. Но я очень хотела вот так… с тобой… чтобы все это случилось.

— Я очень этому рад. Потому что и мне с тобой хорошо. Я уже сказал, что ты сделала мне сегодня прекрасный подарок – отдала себя. Но, впрочем, пришло время отметить рождение первого портрета. Давай выпьем и я покажу тебе тебя.

— Боже, я боюсь…

— За тебя, прекрасная моя содержанка!

— И любовница, ладно?

— И любовница!

Зоя взяла из рук Альберта лист ватмана и от восторга едва удержала равновесие. С листа бумаги смотрела она, но такой красивой и счастливой Зоя себя никогда не видела. Все было узнаваемо до деталей, до тонких линий, до солнечных морщинок у глаз, до едва видимых ямочек на щеках. Даже опущенные уголки губ сейчас, как будто улыбались. Все было так, но она была другой, не такой, как в зеркале. На Зою смотрела счастливая красивая молодая женщина. Неужели это она?! Зоя не могла поверить себе, своим глазам. Альберт, как истинный мастер, увидел и показал в рисунке суть женщины. Пробудившуюся суть женщины.

— Этого не может быть! Это я?

— Ты же видишь. Я обещал тебе показать тебя настоящую. Вот, смотри.

— Ты волшебник! Я… не знаю… я…, – горло перехватил спазм и слезы ручейками потекли по щекам.

Альберт молча обнял Зою и рукой прижал ее голову к своей груди. Она подняла лицо и ее губы искали поцелуя. Он приник к ее губам и ощутил на них соленый вкус слез. Это подействовало возбуждающе. Он подхватил женщину на руки и понес к дивану.

— Осторожно, портрет…

Только это и смогла произнести Зоя. Альберт мягко уложил ее на диван, взял из ее руки лист ватмана и аккуратно положил его на столик.

— Я теперь хочу видеть тебя только такой счастливой и красивой, как сейчас.

— Я хочу тебя…

(продолжение следует)