Вернулся

Они вдвоём сидят в кофейне, где на полках в качестве товаров выставлены кружки ручной работы и пакетики с кофейными зернами. Доска за дверью со специальными предложениями и акциями на этой недели. Мягкие полиуретановые банкетные сиденья для выбранной ими кабинки. Сам стол имееет гладкую поверхность из красного дерева с серой стальной окантовкой. Это было в четверг. Или в пятницу вечером.

Они вместе планировали провести ветреный вечер, наслаждаясь центром города.Только они. Только вдвоём. Только еда. Только смех. Только веселье.

Одежда, которую его дочь примеряла для него у себя дома перед встречей.Она ему понравилась. Витя рассчитывал и опасался, что к следующему понедельнику он будет на мели. Денег было в обрез. Душа щемила от тоски. Было несколько минут четвёртого.

Катя начинает трапезу с того, что внимательно изучает вилку, ту крошечную полированную серебряную вилку, которую ей дал официант. Много раз и без всяких усилий, она находила свое искаженное отражение в её красиво отделанном, блестящем металле. Вилка только с тремя зубцами, похожая на причудливый трезубец, но не совсем такой формы. Она обращалась с посудой весьма и весьма элегантно. В конце концов, она откусывала от своего кусочка тортика маленькие кусочки, как-будто глубоко стыдясь неизбежной человеческой бедственной потребности в еде. Тем не менее, она оставила половину своего кусочка прокушенным насквозь. Маленькие крошки остались на ее верхней, сексуальной, накрашенной губе.

— "Позволь мне помочь тебе, Катенька. Дай я уберу.."- Витя, казавшийся почти лысым, со свежеподстриженными волосами и внешне расслабленный за дымящейся чашкой черного кофе, который он обожал, потянулся через столик, чтобы отряхнуть крошки тортика большим пальцем. Он не торопился с событиями, точно так же, как художник иной раз работает над своим холстом. И это дало ему время, чтобы лучше осмыслить те пять лет, которые он упустил. Пять лет, которые он просидел в тюрьме за кражу.

Ее серые влажные глаза сияли, такие же острые и насыщенные, как свет, пробивающийся из-под двери, ее пепельно-серые радужки сияли, как капли ртути, там, где они ловили свет низко висящих огней. У Кати были тонкие черные волосы ее матери, тонкие и собранные в небрежный пучок. Мягкое поле веснушек расползлось по ее белоснежному носику-пуговке и розовым щекам, как последние штрихи, с которыми кто-то был нежен, когда прикасался к ее бледному лицу.

Витя пропустил пять лет. Пять лет, которые никогда больше не вернутся. Он перестал пить кофе, но всё ещё держал руку под ее подбородком. Он просто смотрел, отмечая, как развились черты, которые он запомнил, пока его небыло дома.

— "Почему ты так загадочно смотришь на меня, пап?"

— "Я просто давно не видел тебя, Катюша. Ты так изменилась. Ты прекрасна. Лучше, чем твоя мать, которая бросила меня, которая подала на развод, пока я сидел."

Он поцеловал ее в нос. Она покрутила головой, когда он отдалился и сел обратно на своё место.

— "Как же я устал, за всё это время", — сказал Витя, вид его был усталый и замученный. Жизнь его потягала, и весьма измучила.

Голова Катюши слегка наклонилась влево. Ее шерстяной пуловер соблазнительно обнажал одно бледное веснушчатое плечико. Невидимые мурашки поползли под прохладным ветром Екатеринбурга.

Скромная улыбка скользнула по ее губам. Ее мать работала над тем, чтобы в их доме об отце не вспоминали, не упоминали вовсе о сидящем, но Катя всё-равно ничего не могла поделать со своими мыслями об отце, о своём любимом папочке. Катя его любила. Катя его обожала.

— "Ты клёвый, папка". Она хихикнула, уперлась пальцами в край стола и начала изучать свои накрашенные ногти. «Когда ты был в тюрьме, мама сказала, что я должна называть тебя Витей, только по имени, не в коем случае не папой, а вот Сергея — папой. И только его – папой.. Но я не хотела.. — Одной рукой она убрала черные волосы с глаз, этот жест делал ее аппетитной и привлекательной.

Он спросил, бил ли ее когда-нибудь Сергей. Катя сказала ему нет, прямо и твердо. Однозначно – нет. Витя отхлебнул кофе. Ему нужно было подумать. "Постарайся не расстраивать маму. Все в порядке, девочка моя. Эй, что не так..?" Он передвинулся на ее сторону стола и обнял ее. Он хотел обнять ее так же, как делал, когда она была малышкой.

Она покачала головой, вытирая глаза. "Счастливые слезы. Я очень скучала по тебе. Очень, очень сильно, папа." Она ответила на его объятие. Горечь кофе шипела на его вкусовых рецепторах с тихим гулом. Снаружи дорога была занята часто останавливавшимися потоками машин, столь же разнообразными по содержанию, сколь и тесными. Катя чувствовала, каким горячим стало тело ее папы, когда его тело прижалось к ней.

— "Я знаю, о чём ты думаешь, папа".

— "Да, о чём"?

— "О том самом." И она рассмеялась. Он же повторял слова: "Я люблю тебя, Катюша. И свегда буду любить".

Она оставила робкий поцелуй на его грубой щетине. Сотрудник кафе остановился, чтобы протереть стол напротив них. Дверь звякнула, когда вошел какой-то мужчина, глядя на свои наручные часы.

Когда они ушли, Катя шла впереди него, ведя своего папку за руку. А Виктор, любопытствуя о физическом развитии своей дочери, наблюдал, как ее хорошенькая попка покачивался влево и вправо, каждая булочка подпрыгивала чередующимися шажками за заклепками карманов ее джинс. Она повернулась на полпути, чтобы одарить его нахальной улыбкой.

— "Поехали в твою сьемную квартиру, папа".

— "Ко мне"?

— "Да, да, к тебе. Я соскучилась по тебе. Хочу к тебе. Поехали".

— "Хорошо, поехали, раз ты так хочешь".

Катя оставила свои туфельки у двери. Соседняя пара обуви, принадлежащей её папе, затмевала её размер своим.

40 минут спустя…

..Они оставили телевизор включенным погромче. Так безопаснее. На всякий случай. И там, в телевизоре, мужчина-репортер из новостей болтал о местной погоде, а затем сообщил о жутких лесных пожарах в Свердловской области, о эвакуации из прилегающих территорий. Новости гудели на всю квартиру. Но..

..Но это был лиш фоновый шум для девичьих стонов Кати и звериного хрюканья Вити, когда он вгонял свой толстый отцовский стержень, колотящиеся яйца, глубоко в лысую, идеально выбритую влажную киску своей 19 летней дочери, его густая копна лобковых волос терлась о ее мягкие половые губы. Катька изо всех сил цеплялась за своего папу, впиваясь своими хрупкими ногтями в ярко выраженные мышцы спины, ее веки дрожали, когда их фигуры танцевали в плавающей полутемноте преступной спальни. Ее ноги лежали на его спине, а ступни бесполезно болтались в воздухе. На одной ноге его дочери болтался не снятый до конца, белый носочек.

Прижатая под своим папой, крича и захлебывающись стонами, девушка не могла не заметить, что её папка теряет сознание, наслаждаясь ею. Её телом. Её жаром. Её тугим и жарким влагалищем. Его плечи были огромными по сравнению с ее. Его грудь была толстой с выпуклыми грудными мышцами почти бодибилдера. Его руки казались неподвижными и крепкими. Ее положение под ним пробудило первобытное желание подчиняться. Она испытывала непередаваемые чувства божественного наслаждения. Животного наслаждения. Чувства, родом из эпохи Голоцена.

Когда его член плавно скользил внутрь и наружу его девятнадцатилетней дочери, а набухшие от спермы яйца шлепались о мягкую подушку ее аккуратных, спортивных ягодиц, Витя не мог вспомнить, когда в последний раз ему удавалось взлезть на женщину, а уж тем более – на такую молодую. Всунуть свой член во что-то такое теплое и мягкое. Бархатное. Ее маленькая киска сосала каждый сантиметр члена, который он глубоко всаживал и который пульсировал внутри ее текущей сочной киски. Примерно каждые несколько минут Катюшка впадала в неистовство. Она забывалась. Она кричала. Она царапала его спину. Мягкое хныканье и интенсивное пульсирование её киски доводили Витьку до вершин блаженства. Иногда он не сдерживался, и стонал, когда ее руки и ноги крепче сжимались вокруг него. «Папа, папка, папочка..», — хныкала она. «Ааа… хаааа… Папаааааа».

Сквозь тонкие стены многоквартирного дома были отчетливо слышны звуки сношения, траха, спаривания (называйте это как хотите) отца и дочери, словно животные, они трахались не помня себя. Соседи, с которыми Витя только что познакомился, слушали с веселыми ухмылками, сдерживая смех над узнаваемыми шлепками плоти о плоть, несдержанными женскими стонами, дикими визгами, страстными криками, и мужским рычанием – явными признаками того, что Витя кого-то основательно прожаривал, не помня себя, с качеством, так сказать..

Пульсирующие волны прокатывались по стенам ее влагалища, с непередаваемыми ощущениями. И когда киска его непослушной девочки сжалась на его эрекции, на его большом, венозном члене, Виктор, несмотря на его попытки сдерживаться и попытаться насладиться моментом настолько долго, насколько это вообще возможно, он почувствовал сильное давление в своих яйцах, когда они жаждали заслуженного освобождения, его мошонка набухла от огромной нагрузки, поджалась, вскипела горячая сперма внутри его орехов. Его раздувшаяся головка глубоко прижалась к беззащитной шейке матки его спортивной, сексуальной, желаной дочери, ВитькУ едва удалось выйти, не выплеснув свою порцию спермы внутрь дочери. Он не смог. И он кончил с небываемым наслаждением, ничто не смогло разлучить его горячую, мощную сперму от влагалища его любимой девочки.

— "Детка, заинька, Катенька..катёнок" — прохрипел он, всё ещё двигая своим отцовским членом в её хорошо поработавшей киске.

— "Может твоя киска всё-таки отпустит папочкин член, чтобы я смог пойти покурить и выпить водички, аа?.. Малышка? "-двигая членом, говорил он… Он чувствовал, как каждая набухшая вена, украшающая его член, пульсирует, когда его сперма текла по её влагаищу. Как только он морально приготовился к тому, что сперма оставит следы на ковре его арендуемой квартиры, он попытался вытащить свой полуопавший отцовский член, но его слова, казалось, не были услышаны, поскольку Катька крепко обвила руками и ногами своего папку.

"Балуешся, да? Ну давай, ну пожалуйста – отпусти папку.. Дай папе вытащить… ну…Катя!" Он хмыкнул улыбнувшись..

Толстое основание его жезла вздулось. Было также слабое хлюпанье, когда губы её гладкой киски охватили всю его длину и "поцеловали" его колючие лобковые волосы. Его свисающий мешок с яйцами тяжело раскачивался под ее киской, которая была готова извергнуть всю папкину сперму. Раздутый кончик его члена "целовал" ее избитую шейку матки.

Они соединились губами, долго целовались, и вот толстая струя его густой спермы хлынула из головки его обнаженного мужского достоинства, пульсируя в ее теплой узости и взлетая глубоко мимо ее шейки матки, его член изгибался и выливал сперму за пять лет в ее нетронутую матку, в то время как они лежали вместе в самых интимных объятиях, которые только могут испытать мужчина и женщина. Папа и дочка. Ее ноги крепко обхватили его талию.

Он издал гортанный стон на Катькиных губах, когда всё же ухватившись за её мягкие, белых ягодицы, чтобы ещё пару раз насадить ее глубже на свой член, пока он не почувствовал, как ее гладкие, как у лепестка розы, половые губы трутся о его пах, прямо во время его второго раунда выплескивания отцовской порции спермы, стреляя прямо в матку без каких-либо препятствий. Презерватив был явно лишним.

Он опорожнил свои орехи, пока какая-то часть его спермы не начала просачиваться из того места, где они были соединены, прежде чем стечь вниз к ее заднице, а затем в кровать под ними.

Когда хватка Кати всё же ослабла, Витя, как хороший заботливый отец, вынул свой толстый член со слышимым хлопком из её хорошо трахнутого отверстия. Он откинулся на спинку стула, весь промокший до нитки, а член, увядший и довольный – болтался между его ног.

Голая задница его дочери покоилась на краю дивана, ее ноги были непристойно широко расставлены, демонстрируя быстро закрывающуюся покрасневшую розовую киску, которая только что испытала огонь и страсть самца, который давно не разряжался. Катька лукаво и удовлетворенно смотрела на своего любовника, на своего папку. Разрядила мужчину, хорошая женщина. Пример для подражания. И зависти со стороны других отцов.

Густой поток его спермы оставил блестящую дорожку, вытекающую из ее маленькой дырочки и стекающую по тугим, аппетитным, выпуклостям ее ягодиц. Грудь Катюши вздымалась и опускалась, когда она старалась отдышаться, ее грудь и соски вздымались. Личико было лукавым. Глазки бегали, как у бесёнка. Папкина плутовка. Дневной демон. Папина разраядка. Папин цветочек.

— "Как ты себя чувствуешь, Катюш? Было больно? Ты корчила гриммасы боли иной раз, как тебе.., не больно, мммм..? Кать?" и успокаивающая рука погладила ее распущенные волосы.

— "Немного", — её серые глазёнки засветились удовлетворением. "Это было действительно хорошо, папа. Ты тот ещё монстр. Трахнул на 5+".

— "Я рад, что тебе понравилось, Катёнок, мне тоже было хорошо".

Прежде чем у них появилась возможность насладиться послевкусием инцестуозных, запретных, порочных отношений, – отец и дочь снова обнялись вместе. Снова сцепились вместе. Снова сплелись вместе. Снова начали трахаться, иными словами. Ладони Катеньки прижались к сиденью дивана для устойчивости, а ее голый зад, её голая упругая попка, оказалась высоко над ней в воздухе. Ее ноги были согнуты так, чтобы подошвы ее ног могли опираться на сгибающиеся волосатые ягодицы ее папочки, когда он безжалостно врезался в ее послушную маленькую киску, как и раньше. Его пах издавал повторяющиеся шлепки по ее вздернутым ягодицам. Он колотил своими бедрами по её белой, беззащитной, покорной, упругой попке. Он наслаждался своей дочерью. А она обожала его большой и твердый отцовский член, хозяйничающий в её влагалище.

Витька, он же папка, он же отец, издал глубокий первобытный стон, когда дрожащая голая задница Катюшки ударилась о его таз, а его обжигающее семя наполнило влагалище дочери отеческим теплом. Его густая сперма брызгала огромными плевками внутри, пока его дочка не наполнилась ничем другим как, одной спермой, одним папой. Одной порочной любовью.

Моя почта, если вдруг:

peterfletchersone@protonmail.com