Он, проспавши до обеда,
Малость отошёл от бреда,
Всё, что пережил с трудом,
Показалось жутким сном.
А когда уж накормили,
Да горилки штоф налили,
Всё забылось, улеглось,
Настроенье поднялось!
Хоть вопросов «что там было?»
От людей с лихвой хватило,
Отвечал, тая глаза:
«Что же… были чудеса…»
Он, вообще, из тех был типов,
Что им дай пожрать и выпить,
Да помять подушку всласть,
То и жизнь их удалась!
Днём был совершенно в духе,
Приставал чуть к молодухам,
Всё старался как – нибудь,
Им под юбки заглянуть:
«Дайте ж мне хоть глянуть в «щелки»!
А что, правда, все не целки?
Так чего ж, едрёна мать,
Сходу парубку не «дать»?
Всё шутил да улыбался…
Ну а вечер приближался,
Вместе с ним слепая злость
Дёргалась в башке, как гвоздь!
Страх какой – то с мыслью злою
Загорался вместе с тьмою,
Что по небу потекла…
Наконец пора пришла…
«Ну, пора нам, пан, на дело!» –
Приговором прозвенело,
«За работу, пан бурсак!» –
Подошёл к нему козак.
И Хому опять толпою,
Чуть заросшею тропою,
В церковь отвели, в притвор,
И навесили запор!
Стоило ему остаться
Одному, как вновь внедряться
Начали, сжимая грудь,
В душу робость, страх и жуть!
Вроде так же всё, как прежде,
Церковь та же, книги те же,
Свечи так же все подряд
Ярким пламенем горят…
Те же образа и рамы,
Гроб в серёдке тот же самый,
Та же тьма и тишина
Заполняла всё до дна…
«Что же… Мы уж всё видали,
Страшно только поначалу…
А теперь не страшно, нет…
Никакой не страшен бред…
На покойницу, паскуду,
Я уж и глядеть не буду…
Мне – то это ни к чему…
Даже глаз не подниму…»
Стал поспешно на клиросе,
Мелом, отводя угрозы,
Начертил, как прежде, круг,
Молча огляделся вкруг…
Вспомнил заклинаний пару,
И упёршись в книгу, с жаром,
Так, не поднимая глаз,
Отчитал почти что час.
Стал покашливать, чуть сбился,
Табачку нюхнуть решился,
Промокнул вспотевший лоб,
И… глаза скосил на гроб!
Лишь мгновение взглянул он,
Сердце вмиг захолонуло –
Труп оскалившийся, злой,
Уж стоял перед чертой!
Глянув в мёртвые глазищи,
Понял он, что ведьма ищет,
Как бы до него дойти,
Как прорваться, как схватить!
Снова руки разбросала,
Но, как видно, не пускало
Божье слово за черту
Бесовскую хуету!
Бурсака аж зазнобило,
Холод побежал по жилам,
Слыша лязг зубов и стон,
Вновь уткнулся в книгу он.
Забубнил, слова читая,
В смысл молитвы не вникая,
Ибо думки всё сильней
Бились в голове о ней:
«…А красотка – то, на деле
Что – то малость подурнела…
Пятнами покрылось всё…
Трупным запахом несёт…
Уж теперь, спасибо Боже,
Совратить меня не сможет!
Тут не то что «отодрать»,
Рядом не захочешь срать!
Тления пошли процессы…
На такую – то «прынцессу»,
Даже и в голодный год,
Вряд ли кто – то «западёт»!.. »
И внезапно вдруг заметил
То, что ведьмы рядом нету:
«А – а – а, зассала, сука, блядь,
Под молитвами стоять!»
Только глянув вбок при этом,
Увидал, как с постамента
Вдруг сорвался гроб вперёд,
Начиная свой полёт!
В жутком бесовском кошмаре
Взвился он средь церкви старой,
И пошёл по ней кружить,
Исполняя виражи.
Ведьма, стоя в гробе смело,
В саване измятом белом,
Козырьком у глаз рука,
Взгляд бросала свысока.
Страшно, пристально глядела,
Словно высмотреть хотела,
Незнакомую досель,
Очень нужную ей цель!
Гроб, круги слегка сужая,
Скорости не понижая,
В «стенку» ту, что создал «круг»,
Разогнавшись, жахнул вдруг!
Ведьма враз, трясясь от злобы,
На пол грохнулась из гроба,
Приложившись хорошо,
Как костей большой мешок!
Завалилась взад спиною,
Чёрной брызгая слюною,
Хриплым воем заорав,
Саван на себе задрав!
Заскребла ногтями доски,
Оставляя в них полоски,
И, как птица два крыла,
Снова ноги развела!
«Ну, опять, блядь, разошлася,
Вновь за старое взялася,
Вновь пытается опять
Нас пиздою испугать!
Только врёшь, уж не обманешь!
Секелем нас не заманишь!
Мне теперь, едрёна мать,
На просак твой, тьфу, плевать!
И вообще…», и тут, как зноем
Обдало Хому, такое,
Что произошло потом,
Мог представить он с трудом!
Яростно суча ногами,
Ведьма мёртвыми устами
Заворчав, как свора псов,
Выдала поток из слов!
Словно клёкот птицы хищной,
Из неё слова те вышли,
Словно чёрная смола
Булькнула внутри котла!
Жутко, хрипло и невнятно…
Стало вдруг Хоме понятно:
«…Эта сука, от обид,
Заклинания творит!.. »
Вслед за тем, вся изогнулась,
Вдруг её промежность вздулась,
И пизда, Господь прости,
Стала, словно шар, расти!
Всё полезло вдруг наружу,
Влага на пол слилась лужей,
Словно жерло весь «проход»
Выпал изнутри вперёд!
Клитор вспучился без меры,
Стал как кабачок размером,
И покачиваясь, вниз
Над «губищами» повис…
И пизда вся, как живая,
Изнутри всё извергая,
Как чудовище из тьмы,
Потянулась до Хомы!
Извиваясь, разрастаясь,
Словно хищник подбираясь,
«Губы» алчно развернув,
Растянулась в ширину!
Ведьма выла и смеялась!
А пизда всё раздувалась,
Шире обнимая «круг»
Заполняя все вокруг!
До костей Хому пробрало:
«Вот оно – «пизда настала»!
Хлеще, чем врагов орда!
И не скрыться никуда…
А вонища как от Зверя…
Всё растёт, растёт без меры…
И минуты не пройдёт,
Как она все засосет…
Всё внутри исчезнет мигом –
И клирос, и я, и книги,
И всю церковь, без труда,
Эта засосёт пизда!.. »
Понял он, что в этой «битве»
Не спасут его молитвы!
Растерял бойцовский дух…
Вдруг, вдали пропел петух!
И пизда вдруг, как запнулась,
Задрожала, завернулась,
Сдулась сразу во сто крат,
И «плюясь» втянулась взад!
Ведьму криком тоже взбило,
Тут же на ноги вскочила,
Выпавшей тряся пиздой,
В тесный свой полезла «дом»…
Изнурённый, у клироса,
Тихо на пол сполз философ,
И из гроба услыхал:
«…Ты меня не доебал!.. »
Тут, под петухов тех пенье,
Крышка, подскочив мгновенно,
С леденящим звуком – хлоп!
Сверху стукнула о гроб!
Всё Хоме уж было похуй:
Ведьма, гроб и крышки грохот,
Сидя среди церкви, он
Был как выжатый лимон…
Он слегка как помутился,
Не молился, не крестился,
Сидя молча, чуть дышал
И икал, икал, икал…
продолжение следует…
Ставьте лайки. пишите комменты, а то как в пустоту… Неужели стихи уже не в моде?