Всякое бывает в деревнях 2

Жизнь продолжалась. Из страха за плод, Катя больше не позволяла себе новой близости со мной, хотя я видел, что, изнывает от многолетней привычки часто и подолгу. Друзья стали появляться у меня вдвоём, оставляя Масяню на хозяйстве. Некоторая неловкость присутствовала, но, однажды, когда мы со Славкой выдули по литрашке крепкого, и в глазах появилось штормовое предупреждение в виде лёгкой качки, а душа сделалась вольной во всех своих проявлениях, Славка пересел поближе ко мне, на кухонный угловой диванчик, напротив супруги. Обнял рукой, по дружески, за плечо и заговорил:

— Сань, а ты, как и Катерина, тоже, считаешь, что ей ебаться опасно? Я понимаю так, что она просто боится навредить, а сама изнывает просто, без этого дела!

— Слав, я так не думаю, но, зачем рисковать?

— Катюх, потерпишь? – засмеялся он, и, прихлебнув из кружки обратился уже ко мне, разглядывая кружку – где ты такие добыл? Прямо, как из пивной! Там такие раньше были.

— Из пивной и еть. Когда в Москве знаменитую «Яму» закрывали, я, на память парочку кружек и попросил.

— Это где?

— Ну, ресторан «София», помнишь, был такой? Вот. Если с улицы Горького смотреть на него, на этот дом, то справа – Садовое кольцо, а слева, с торца, вход в полуподвал. Там Яма и была.

— И чем она такая знаменитая?

— Там продавщица была бойкая баба, бывало, выходит и кричит:

— Мужики, с Бадаевского свежее привезли! Вам как лучше, водой рабавить или недоливать?

— Все кричат: не доливать, только немного! Вот и было в этой пивной самое качественное пиво! Всё по честному!

— А стоило как?

— Как везде, двадцать две копейки кружка.

— Жигулёвское?

— Ладно вам про пиво! – вмешалась Катя – Саш, посмотри, это – нормально? У меня кружки вокруг сосков стали темней. Катя бережно извлекла свои груди на наше обозрение из блузки.

— Красивая, красивая! – поморщился Славка, недовольный тем, что жена прервала такой интересный разговор про пиво.

Катя, стрельнув на мужа взглядом, снова вопросительно смотрела на меня.

— Кать, всё, как надо! Груди ещё не ноют, не чешутся?

— А должны?

— Не знаю, у моей чесались, когда понемногу набухать начали.

— У меня тоже, слегка наливаться стали, а то висели, как уши спаниеля!

— Ладно тебе прибедняться! Они у тебя плоскими никогда не были! Вон, Максик может подтвердить! – продолжил пикировку с женой Славка.

— Да? Саш, как думаешь, они у меня красивее стали?

— Они и были красивые!

— Саш, а можешь меня сфоткать голяком, а то Славку не допросишься! После же и живот появится. Вся девичья краса сойдёт!

Я вопросительно посмотрел на Славку. Тот слегка смутился и пожал плечами.

— Валяйте! Только там у неё всё равно нихрена не разглядеть – джунгли вырастила.

— Слав, а тебе самому нравится на жену смотреть, когда она голая?

— Нравится, а что толку-то! – и Славка вздохнул.

— Кать, давай я тебе там волосы постригу, так, чтобы видно было?

Славкина жена взволнованно зарумянилась, отводя в сторону улыбчивый взгляд.

— Давай, если тебе так хочется.

Она совершенно свободно разделась при нас и стала искать глазами где расположиться, а после, когда муж вновь поднял свою кружку со стола, запрыгнула попой на стол и легла, разведя ноги.

— Давай, лучше я постригу – предложил Славка – я в армии ротным парикмахером был, а ты пока фотоаппарат наладишь.

К моменту, когда я настроил камеру и зарядил плёнку, Катя была готова. Она была смущена тем, что муж, увлёкшись, доподрвнивался до совсем короткой стрижки, а на губах и вовсе, почти под ноль. От этого на обозрение нам, между возбуждённо приоткрытых губ вывесились розовыми лопушками нежные сладочки вульвы. В сравнении с тем, какими они были в ту пору, когда Макс ежедневно вытягивал их своей дубиной, они ужались, и высовывались уже не на пять – шесть сантиметров, а на вполне приличные пару сантиметров.

— Как я тебе?

— Супер! – ответил я.

— Правда? – с наивной надеждой в глазах спросила Катя.

— Кать, я не вру!

В доказательство я приспустил резинку своих трусов, продемонстрировав стойку на женщину.

— Сань, а может, ты пару раз её сфоткаешь в разных позах, чтоб свою пизду настежь руками раскрыла, а после я вас сниму, как ты её своим ублажаешь!

— Нет, Слав, я боюсь! – запротестовала Катя.

— Ну, Кать! Извелась же вся! Сама говорила, что пизда ноет от недоёба! Давай! Сашка – мужик с головой, он осторожненько! Давай! Поебёт тебя – хоть высыпаться будешь!

— Осторожненько? – недоверчиво посмотрела на меня Катя.

— Конечно, такими вещами не шутят!

— Ладно, согласная я – с лукаинкой во взгляде заулыбалась Славкина жена.

Она приняла ту позу, которую Славка хотел запечатлить, ладошками раскрыв губы, но Славка остановил меня, готового снимать, и сказал:

— Её одну снять лучше после ебли, когда пизда сок даст, раскраснеется, дыра расширится. У тебя цветная плёнка?

Я кивнул и, передав фотокамеру мужу, начал пристраивать исстрадавшегося бойца.

Я старался не долбить, помня своё обещание, а когда забывался, и наращивал темп, Катя меня мягко осаживала:

— Санечка, миленький, не так резко!

Я сбрасывал темп и вновь это делалось похожим на размеренный супружеский секс. Славка командовал нами, и мы послушно меняли позы, я задирал или отводил в сторону ногу своей любовницы, и замирал, чтобы её муж смог сделать снимки поэффектнее. Она же, прикрыв от удовольствия глаза, наслаждалась, откровенно и без стеснения перед мужем.

Закончив съёмки, Славик, довольный выпивкой, повёл совершенно удовлетворённую посещением друга семьи Катю, домой, а я остался отдыхать перед завтрашним отъездом в город, на пару дней.

Приехав в родную квартиру, я первым делом взял деньги с арендаторов, и, уйдя в комнатку, которую оставил за собой, позвонил сестре.

— Привет! Ну, как ты поживаешь?

— В целом, нормально, а что, ты можешь что-то предложить?

— Ну, только если отдохнуть в деревне.

— Ну, да, помню, ты предлагал. Знаешь, а я ждала! Думала, правда, что ты забыл, но, вещи собрала. Готова ехать, хоть завтра! И Стасик готов. Изнывает тут – все ребята на каникулы разъехались. Клубника уже сошла?

— Почти, но у меня ремонтантная же!

Спустя пару дней мы поехали в деревню. Всё время пути меня не покидало впечатление того, что Светлана чем-то озабочена, и когда вещи были занесены в дом, а Стасик пошёл поклевать ягод в саду, она улучила момент.

— Саш, мне немного не по себе. Не знаю, что делать. Стасу уже шестнадцать, и, знаешь, не так давно я заметила, что сын подглядывает за мной, когда я моюсь в душе.

— Ну, возраст такой у него! Скоро найдёт себе девицу и всё встанет на свои места!

— Ты прав, но, понимаешь, мне просто страшно стало! У меня после развода уже год никого не было, и когда он смотрит, то, аж в глазах темнеет от возбуждения! Представляешь, от сына!

— Ну, нормально! Он же молодой, но, мужчина!

— Он – сын!

— У каждого есть свои недостатки! – попытался пошутить я, но наткнулся на серьёзный взгляд сестры.

— Как мы расположимся? Ты комнату наверху так и не доделал?

— Нет. После жены руки опустились – для кого?

— Ну, для сына, в смысле, для Стасика!- смущённо поправилась сестра.

— Вот, посмотрим, если ему здесь понравится – позову парня помогать комнату доделывать – я боялся назвать его сыном – слишком двусмысленно это прозвучало бы.

— А там всё как было?

— Ну, кое-что подделал, конечно. Свет только не протянул, люстру не повесил, обои, ламинат и дверь. Сделаем – можно будет мебель собирать и Стасика заселять.

— А сегодня как?

— Вы – в родительской комнате. Ты – на кровати, а он – на диване.

— Саш, я боюсь с ним в одной комнате!

— Что ты такая трусиха! Ничего он, при мне, не сделает с тобой!

— Этого только не хватало, чтобы родной сын! Я про то, что он опять будет смотреть, как я переодеваюсь, спать ложусь.

— Тогда, мы будем в родительской, а он – в моей комнате. Устроит?

— Вполне.

— Ну, так и сделаем. Давай, вещи распаковывать! Ты надолго?

— Пока не выгонишь – засмеялась Светка – у тебя здесь можно хорошие этюды писать, а в Москве – продавать!

— А Стасик?

— Андрей предлагал мне, чтобы он у него пожил, да Стас и сам, со скрипом, но, согласен к Андрею. До зимы или раньше я у тебя побуду, а Стасик будет на каникулы приезжать, а зимой, если ты уедешь, то и мы с ним вернёмся в Москву. Как тебе?

— Только рад буду – тоскливо одному. Свет, приготовь что-нибудь на ужин, а я пока вещи свои перетащу из той комнаты, и пойду Стаса учить, как баню протапливать нужно.

Я снова привыкал к виду сестры в лёгком ситцевом халатике, под которым колыхались её продолговатые груди, к её стройным ногам, невольно сравнивая её, высокую, с горделивой осанкой, с Катериной, невеличкой, но такой милой, к которой тоже, начал уже невольно привыкать.

Стас никогда не топил печь, и его нужно было всему учить. Иногда не обдуманные действия паренька вызывали во мне раздражение, но даже повысить голос на него я не мог – в душе растекалась доброта и нежность. Я поглядывал на его, немного нескладную, вытянувшуюся фигуру, а в голове крутилось одно слово: сын. Не думал я, что когда-нибудь вспомню об этом, что это станет тревожить мою душу, но, вот, случилось.

Стас был в восторге от бани. Я ему объяснил, что первыми моются мужчины, и, попробовав веника, он почувствовал себя совсем взрослым.

Мы приходили в себя от пара в предбаннике. Про квас для Стаса я не подумал, и поэтому позволил ему сделать пару глотков пива из моей кружки. Он был – счастлив!

Чуть позже пришла сполоснуться и Светлана. Сына она сразу отправила в дом, а меня попросила показать ей что – где, и как. В баню она зашла в купальнике, насмешливо посмотрев на меня, зашедшего голым.

— Тебе не стыдно? – спросила она.

— Быть в бане голым? А должно?

— Ладно, просто я думала, что ты не настолько развращённый.

Я начал показывать ей то, как плеснуть воды на камни, то, где веник запарить. И, чтобы дотянуться до шайки, легонько приобнял сестру за талию. Она вздрогнула.

— Саш, давай, без этого!

— Я и не собирался! Просто, чтобы дотянуться.

Напряжённость не пропадала. Сестра стыдилась нашего прошлого, пусть и не такого продолжительного, но, давшего вполне реальный плод в виде нашего сына.

— Давай, хоть спину намылю, и пойду!

— Не надо! Я привыкла сама.

— Ну, тогда я пошёл!

Сестра лихорадочно решала, что для неё важней: стыд или ноющий от желания низ – это было написано на её лице, и второе пересилило стыд.

— Ладно, только не думай ни про что такое!

Спустя несколько минут она уже лежала ничком на широкой банной скамье, вдыхая запах липы, и млела от удовольствия, ощущая мои ладони, неторопливо оглаживающие её от плеч, до ягодиц. Затем я перешёл на ноги, и Светлана не противилась. Когда же моя мыльная ладонь медленно поползла до самых трусиков по внутренней стороне бедра, она уже шумно дышала, прикрыв глаза. Я попросил сестру перевернуться на спину, и она послушно перевернулась. Снова оглаживаю ногу, немного отведя в сторону, а Света вцепилась пальцами в края скамьи, вся напрягшись. Вновь моя ладонь неторопливо ползёт от колена к животу по внутренней стороне бедра. Теперь – по второй ноге. И бёдра медленно раскрываются всё шире, а дыхание Светланы – всё шумней и чаще. Вот и новый маршрут: от верха купальника до плавочек. Она отвернула пылающее лицо, а после, совершенно внезапно приподняв таз, потянула с себя плавочки. Я, естественно, помог. Едва я думал о ней, как о сестре, как похоть почти мгновенно угасала, но, едва я сосредотачивался на красивом теле женщины, откровенно изнемогающем от желания, как тут же, с невероятной силой начинал хотеть вонзиться в неё, такую соблазнительную, и давно готовую к этому.

Она мало изменилась, разве что лоно теперь было чуть приоткрытым, и заметно сокращалось в похотливом желании. Так сильно прежде она не хотела меня. Она стянула с себя и верх купальника. Мои руки, так и не коснувшись её ниже лобка, переместились на груди. Я нежно охватывал их ладонями, массируя, поигрывая с окрепшими сосками, тоже, сделавшимися крупными с тех, давних пор, и Светлана, изнемогая от ожидания, уже стонала, мотая головой. Она откровенно, до предела развалила в стороны бёдра, призывая меня, а я, не желая для себя роли брата, чуть ли не принудившего сестру к близости, добивался того, чтобы она, совершенно обезумив от возбуждения, сама притянула меня на своё разгорячённое тело. И вскоре это произошло. Светлана, измученная ожиданием, задыхаясь от стыда, прошептала:

— Я больше не могу! Я хочу!

— Чего хочешь? – включил дурака я, чтобы окончательно сбить с неё весь напускной флёр аристократизма.

— Тебя хочу!

— Чтобы я выебал тебя?

— Саш, прекрати! А то я обижусь!

— Пожалуйста! Если не хочешь, я могу и уйти!

Я демонстративно отошёл от сестры и, сев на табурет, привалился спиной к стене.

Помедлив, Светлана села на лавке, напряжённо думая и явно злясь, а после решительно подойдя и встав надо мной, перешагнув через мои ноги, взялась рукой за мой член и начала приседать, направляя его в себя. Блаженство! Чтобы скрыть от Светланы радостную улыбку я отвернул лицо и неожиданно увидел глаза Стасика в маленьком окошке двери в баню. Его глаза были расширены, словно он увидел нечто ужасное. А сестра тем временем отпустив из руки мой член, положила ладони на мои плечи, а затем начала, сама, неторопливо двигаться на мне. Я не знал, правильно ли делаю, что молчу, позволяя сестре продолжать двигаться на мне, в то время, как сын смотрит на то, как занимаются сексом его родители. Светлана всё больше расходилась. Открыв глаза я не увидел в окошке Стасика. Видимо зрелище довело его семяизвержения, и теперь он затирает следы своего пребывания. Поймав ртом сосок пляшущей передо мной груди, я начал его потягивать в стороны, защемив губами, и щекоча кончиком языка. Ещё с юности я помнил, что левый сосок у сестры особенно чувствительный, и теперь я старался сделать нашу близость как можно более сладостной для неё. Светлана сделалась жаркой и мокрой, как тогда, много лет назад. Она не просто дала мне тогда! Только теперь до меня дошло, что сестра ещё тогда была немного влюблена в меня, и замуж вышла лишь ради того, чтобы смирить себя, чтобы не наломать дров, оберечь наших родителей от шока, но вот ребёнка она хотела только от меня! Светлана склонилась и как запела тихим, грудным голосом в перерывах между нежными поцелуями в шею и щёку, до которых могла дотянуться.

— Милый! Милый!

Она повторяла одно единственное слово, но с такой нежностью и любовью, что я готов был слушать его бесконечно. И, вот, её тряхнуло, затем снова. А затем она меня бережно ухватила внутри себя, и её тело начало медленно потягивать член, словно стремясь выдоить моё семя. Такое мне не довелось испытать с женой ни разу, и это ощущение оказалось сладостным до потемнения в глазах. Я начал изливаться, даже не думая о том, чтобы отстраниться, что оскорбило бы влюблённую в меня женщину. Она же, чувствуя моё семя внутри себя, тихонько постанывала, а лицо её выражало состояние счастья.

Отдыхая, она обмякла и прилегла головой на моё плечо, не подымаясь с члена. Украдкой, мелко целовала мою шею, думая, что я этого не замечаю, и мне самому было с ней прекрасно и празднично на душе. Так, с напяленной на мой член Светланой, я поднялся на ноги, и она благостно протяжно ахнула, обвив руками шею, прижалась ко мне, и обняла талию ногами.

— Ещё? – почему-то шёпотом спросил я, и она так же, шёпотом, только очень радостным, ответила:

— Нет, я устала. Отвыкла уже от тебя.

И вновь сестра чмокнула меня в щёку, а после я сам нашёл её губы и мы слились в продолжительном поцелуе двоих, любящих друг друга. Как-то быстро всё произошло у нас. Я и не собирался воскрешать то, что уже давно прошло. Любил ли я тогда сестру, делая ей ребёнка? Наверное, но не было во мне такой любви к ней, как у неё, которую она скрывала ото всех, даже от меня. А я был очарован нежностью и податливостью тела сестры, опьянён близостью с ней, и просто хотел её, страстно хотел, как хотят любовницу, к которой нет настоящей любви, а она довольствовалась тем, что есть.

Скорее машинально, я взглянул на окошко двери, и увидел метнувшегося из бани Стасика, про которого совсем забыл. Ладно, видел и видел! Сказать всё равно никому не скажет!

Как же уютно мне в ней, словно сделанной нарочно под мой член! Да и ей было хорошо. Не знаю, что уж там ощущают женщины в это время, но в такт каждому моему шагу она благостно протяжно ахала, а я, бездумно, зачем-то нёс её в предбанник. О прежнем присутствии в нём Стаса свидетельствовала только настежь открытая на улицу дверь.

С каким-то странным чувством горделивой радости я вынес сестру на улицу. Я хотел, не таясь от природы, вновь привести свою женщину к вершинам оргазма, уложив на стол возле верёвок для сушки белья, который обычно использовал для таза с постиранным тряпьём.

— Сашка! Ты с ума сошёл! Нас могут увидеть!

— Пусть смотрят и завидуют!

Страх быть застигнутыми кем угодно и сыном, в первую очередь, многократно усилил ощущения Светланы, и эта её боязнь странным образом радовала меня и придавала сил. В свете предзакатного солнца она расслабленно лежала спиной на столе, покорно позволив мне закинуть её ноги на мои плечи, а я, вновь окрепший своим началом, всаживал его со всей силы, и она, блаженствуя, снова повторяла одно слово:

— Милый! Милый!

Неожиданно позади и сбоку от себя я услышал смешок:

— Гы-гы-гы! Ебётесь? – растягивая слова, произнёс Масяня.

Сестра вздрогнула, как от удара, и попыталась опустить ноги, но я удержал её.

— Он дурачок, успокойся. Сейчас его домой отправлю.

А Макс в это время вновь, растягивая слова, заговорил:

— А я тоже хочу ебаться! Гы-гы-гы! Можно мне? Славка говорил Катюхе, что ты приедешь с сестрой, и я решил пойти посмотреть, как вы ебётесь. Я тоже ебал сестру, а теперь она не даёт. Гы-гы-гы! Она – беременная.

Продолжая двигаться внутри Светланы, находящейся в совершенно растерянном состоянии, я ощутил то, как испуг заставил сестру приблизиться к оргазму, и он тут же накрыл её.

— Извини, Макс, но она тебя совсем не знает. Нет.

— Ну, тогда я просто посмотрю, как вы ебётесь.

Сестра, придя в себя от сладкой концовки, с настороженным вниманием смотрела то – на меня, то – на Макса.

— Смотри, какой у меня! – продолжал Макс, вывалив из штанов свою колбасину, уже одеревенело отвердевшую. Вид размеров Максикова хозяйства лишил Светлану дара речи, а Макс, подойдя вплотную, продолжил разговор с моей сестрой:

— Потрогай его! Он тоже хочет тебя выебать!

Макс возложил ладонь Светланы на его залупу, и от удовольствия на пару секунд даже глаза прикрыл. А я продолжил медленно двигаться в сестре, чтобы не позволить ей собраться с мыслями и не устроить показательное изгнание Масяни из нашего двора. Склонившись, к уху Светланы я зашептал:

— Только не кричи на него! Он – дурачок. Если обидится, то пойдёт по всей деревне рассказывать про то, как мы с тобой любились, а ему ты не дала. Я его отправлю домой, только ты подрочи ему немного, чтобы он не обижался на тебя.

Светлана, вся пунцовая, начала неуверенно двигать ладонью по стволу, охватить толщину которого у неё хватало не больше, чем на две трети – длины пальцев не хватало, да и ни у кого не хватило бы!

Макс млел, а после протянул свои лапищи и начал грубовато пожимать груди Светланы.

— Какие у тебя хорошие сиськи! Мне нравятся! Он начал защемлять щепотью соски и оттягивать их вверх. Довольно болезненно для Светланы – она даже поморщилась. О же – отпускал соски и когда груди, колыхнувшись, вновь успокаивались, снова оттягивал соски. Светлана находилась в очумелом состоянии. Она уже просто держала в руке мощный член Масяни, стремительно приближаясь к очередному оргазму, когда, отвернув от дурачка лицо, увидела сына. Всего в нескольких метрах от нас, он выглядывал, с совершенно красным лицом из-за дровенника, и глаза его восхищённо светились. Перехватив взгляд Светланы, и увидев Стасика, я внезапно осознал то, как глупо поступил, и что необходимо всё немедленно прекращать. Но тут, Светлана, поняв, что сын с восторгом наблюдает сцену, и, несомненно, мечтает о том, чтобы так же впихивать в неё член, заахала, достигнув мощнейшего оргазма.

Масяня, глядя на запрокинутую голову Светланы, с раскрытым ртом, сам так же широко раскрыл свой рот, а после пустил тугую струю семени, попав и на нос, и на губы, но, в основном, в рот Светланы.

— Всё, Макс! Быстро домой! И, никому! Понял? – грозно сведя брови, приказал я.

Он сразу посерьёзнел лицом, согласно кивнул и чуть ли не бегом отправился прочь.

Подхватив расслабленное тело Светланы, я поспешил назад, в баню. Уложил её на скамью и принялся торопливо поливать тёплой водой. Она, едва придя в себя, закрыла лицо ладошками. Послышались всхлипывания. Иногда, сквозь слёзы, сдавленным шёпотом она повторяла:

— Дурак! Какой же ты дурак!

Я только вздыхал, продолжая мыть и подмывать её.

Постепенно успокоившись, Светлана села на лавке. Зачерпнув ковшиком воды, плеснула себе на лицо, умываясь.

Она сидела вся поникшая и печальная.

— Свет, пошли в дом!

— Отстань! Не хочу! Неужели ты не понимаешь!

— Да, что ты! Масяня – дурачок! Он никому не скажет! А скажет – ему никто не поверит!

— Да, иди ты, со своим Масяней! Стас нас видел во дворе! Понял? Сын видел, как его мама со своим родным братом трахается и удовольствие от этого получает! Что теперь делать! Ну, скажи, что мне теперь делать! Ты понимаешь, что после этого мне в глаза сыну будет стыдно посмотреть! Что я ему скажу! Как ему всё объяснить!

— Свет, перестань истерить! Ну, видел, и ничего страшного! Я с ним, как с мужчиной, поговорю. Расскажу ему…

— Вот-вот, расскажи ему, что ты – его папочка! Это хочешь рассказать?!

— Ну, Свет! Нет, не это. Я ему объясню, что от одиночества нам обоим очень хотелось. Что это такое – он по себе уже знает, и скажу, что мы просто решили помочь друг другу, тихо, чтобы никто не знал. Скажу, что в семьях близкие родственники иногда так помогают друг другу, и ничего ужасного в этом нет, но всем неловко и потому, обычно, эти случаи взаимной помощи, хранят в тайне, и попрошу его тоже, хранить в тайне ото всех то, что он увидел.

Сестру моя тиррада не воодушевила. Она вздохнула только:

— Но он же будет знать и хотеть. А после твоего объяснения скажет: мама, мне тоже, очень нужно, помоги! И что мне делать? Сыну дать? Даже уехать не могу!

— Почему? Парень взрослый, до сентября может со мной пожить! Он поймёт это так, что ты за это на меня обиделась, и во всём не ты, а я виноват!

— Ты и виноват – грустно усмехнулась сестра – не знаю, может, это и выход. Что делать будем?

— Сейчас оденемся и пойдём ужинать. Спокойно ляжем спать, а утром, на холодную голову, уже решим. Старайся вести себя как обычно. Стас сам не станет спрашивать нас в лоб, а мы не станем всё объяснять.

Стасик поглядывал на нас, явно стремясь понять, что будет дальше, но я чувствовал, что он сам опасается разговора о том, что подсматривал. Светлана тоже, заметив это, оттащила меня за рубашку из кухни и улыбнулась:

— Представляешь, ему самому стыдно за то, что он подглядывал за нами, а я его засекла!

— Ну, и хорошо! Мы про это не станем ему выговаривать, и он не станет задавать нам вопросов, почему!

За ужином я распечатал бутылку красного, Алазанскую долину. Налил в бокал и Стасу.

— Зачем ребёнка спаиваешь! – возмутилась Светлана.

— Натуральным, не креплённым вином алкоголизм наоборот – лечат, ничего не будет, а вот отметить наш приезд на дачу – это великий повод! Сколько вы здесь не были?

— Пять лет – сразу ответил Стас.

— Ого! Ты что, Стас, считал, хотел приехать?

— Хотел! Мне здесь нравится, но отец сам не хотел ехать, и нас с мамой не пускал.

— Ладно, теперь вы – вольные птицы, и можете жить здесь, хоть круглый год! Ну, с приехалом!

Мы чокнулись и выпили.

— Вкусное! – восхитился Стас, выдув весь бокал, и я понял, что по полному наливать не нужно, иначе Светлана этого не одобрит.

Мы ели, перебрасываясь обычными, за столом, фразами, и ничто не предвещало сворачивания на тему, которая волновала всех троих. Но, у Стасика появился блеск в глазах. Он явно начал хмелеть и раздухарился:

— А давайте выпьем за баню! Я сегодня стал взрослым – я по-взрослому в бане парился! Мам, представляешь!

Парень потянулся рукой к бутылке, но я его перехватил:

— Руку разливающего за столом не меняют – дурной тон! – пояснил я для Стаса, и налил по трети бокала.

— А почему так мало? – обиженно спросил парень, и мне вновь пришлось озвучить правила хорошего тона:

— Треть бокала – это норма. Всегда так наливают, чтобы можно было почувствовать аромат вина, чтобы не напиться, по-быстрому, как выпивохи, а посмаковать, удовольствие от вкуса получить.

— Маме давно нужно было уйти от отца! – неожиданно выдал Стас.

— Во, как! – засмеялся я – Ладно, по последней, а то Стас у нас совсем пьяненький!

Мы выпили и Светлана тут же начала едва ли не запихивать сыну котлету в рот, чтобы тот закусил.

— Всё! За всё выпили! Всё хорошо, а ты у нас совсем пьяный! – со смехом заключила Светлана. Хочешь компотика, а потом – спать?

— Хочу! – пьяно отозвался Стас.

Он выпил компота и, пьяно улыбаясь, вздохнул:

— Теперь можно и спать. Я хочу в дедовой комнате, там интернет и комп.

— Мы не можем – в той комнате только одна кровать – ответила Светлана, заметно краснея.

— Она большая, квадратная. Я же понимаю всё, и видел всё! Мне Мишка Шилин давал почитать книжку. Там брат с сестрой любили друг друга и жили как муж и жена. У них дети были. Но я не успел дочитать. А вам же надо!

— Стас, что ты такое говоришь! Не говори глупости! Мы просто… помогли друг другу, потому, что у обоих этого очень давно не было – сделавшись совсем краснющей лицом, со смущённой улыбкой, ответила Светлана, бросив на меня взгляд – я просто помогла своему брату, потому, что пожалела его, и это ничего не значит!

— Мам, я же не маленький! Я же видел, что ты отца никогда не любила по-настоящему, как Мишкины родители, или Серёжкины! Дядя Саш, мама только тебя любит!

— Напоил ребёнка! Не слушай его, бред несёт!

— Ага, думаешь я не видел, как ты на его фотографии, где он в обтягивающих плавках, смотрела и себя в трусиках ласкала! И отец видел, и не раз, потому и ушёл! – не унимался Стасик.

Светлана закрыла пылающее лицо ладонями и выскочила из кухни.

— Да, брат, перепил – ты, а виноват и здесь – я!

— А в чём ещё виноват?

— Макс, дурачок местный приходил, и застал нас не в самый подходящий момент.

— Я видел. Я с ним разберусь, завтра, только отдохну.

— Пошли, вояка! Я тебя отведу спать.

Подняв Стаса, я повёл его, шатающегося, но он стал настаивать на дедовой комнате, и пришлось отвести его туда, а после я отправился искать свою сестру.

Она сидела в предбаннике, в темноте, опершись локтями на колени, подперев ладонями голову и, похоже, вообще уже ни о чём не думая.

Странно, но моё отношение к сестре стремительно менялось. Всплыла из забытой юности нежность к ней. Родителей – нет, жену – тоже, похоронил. А ведь она осталась единственным близким мне человеком! Человеком, который мне дорог! И вот уже нет прохладцы во мне, как просто, к родственнице. Да, пожалуй, это можно назвать и любовью. Откуда она только взялась! Ну, не оттого же, что моему члену в ней так хорошо и уютно, а самому мне настолько комфортно, в это время, что вытаскивать его не хочется! С ней это – не трах, а погружение в блаженство!

— Как там Стас?

— Лёг в родительской комнате.

Светлана усмехнулась и вздохнула.

— А может, всё и к лучшему! Он всё видел, и было бы глупо отрицать.

Она вновь вздохнула и поднялась на ноги.

— А что мы ему скажем, когда он напрямую спросит, кто его отец? Он уже это подозревает.

— Ну, думаю, он, если даже и поймёт это, постесняется спросить. А ты боишься, что он узнает правду?

— У меня голова кругом идёт! Я уже ничего не соображаю! Столько всего за день произошло! Пойдём спать!

Светлана зашла в комнату, где сын уже задремал, как упал на кровать, не раздеваясь. Я – следом за ней.

— Ну-ка, поросёнок, давай, раздевайся!

Полусонный Стас сел и Светлана начала стягивать с сына джинсы. Прямо перед своим лицом она увидела его трусы с большим пятном впитавшейся и высохшей спермы. Она промолчала, но, затем выпрямилась, заметно порозовев лицом, и, молча, достала сыну из чемодана свежие трусы.

— Переодень!

Нетрезвый подросток послушно стянул с себя трусы, явив взгляду матери член, чуть ли не моих размеров, не по возрасту крупный. Скомкав снятые трусы, она решительно направилась к выходу из комнаты. Едва подтянув резинку, сын завалился в постель и укрылся одеялом.

— Спокойной ночи! – довольно сухо пожелала она Стасу, и была уже в дверях,

Когда Стас позвал:

— Пап!

Я замер, как пронзённый молнией, и обернулся. Светлана, тоже, на пару секунд застыла. Стас смотрел мне в глаза. Хорошо, по-доброму смотрел.

— Спокойной ночи!

Я шагнул к двери и Светлана погасила свет. Едва затворив за нами дверь, я обнял её со спины. Её пробирала нервная дрожь. Она шла как пьяная, поддерживаемая мной, в мою постель. Она была, как пришибленная, и я сам раздел её, безучастно стоящую перед зеркалом в полный рост, лишь наблюдая в него за моими руками. Быстро сбросив с себя футболку и трусы, я вновь обнял её со спины, покорно ожидавшую меня, моих рук. Взяв в ладони её продолговатые груди, я нежно пожимал их, покрывая дорожкой поцелуев всю изящную шею, до самой короткой стрижки, затем – за ушком, спину, между лопаток, от чего она сладко, сдавленно, протяжно ахнула. Едва я выпрямился, она шумно вздохнула.

— Я сойду с ума – прошептала она – такого стресса я снова не вынесу.

— Мы его нейтрализуем.

— Чем?

— Любовью. Посмотри, какая ты красивая и желанная!

— Разве, красивая?

— Да, для меня – самая красивая!

Я ещё успел увидеть то, как в глазах сестры, сияющих радостью, блеснули слёзы, прежде, чем она нажала на выключатель ночника, и уже после, в полной темноте, она повернулась ко мне, сразу обвив руками шею, и найдя мои губы своими.