— Кадет Марк Маасс, – эхо раскатистого баса мечется, запертое отвесными стенами открытого тира и я вжимаю голову в плечи.
— Ёб твою мать, я не понял, щегол, это шутка юмора такая! – В мою сторону, быстрым шагом, приближается средних лет высокий тощий мужчина. До него еще прилично, метров пятьдесят, но капралу-инструктору О`Брейди не обязательно стоять вплотную к провинившемуся, чтобы подавлять громогласным басом, что так не строится с его неприметной фигурой.
Да, да, ну задумался, отвлёкся я – пять из ста ушли в молоко. Подумаешь, катастрофа: по нормативу 98 из 100 должны ложиться друг в дружку, пуля в пулю. Но инструктору это, мягко говоря, не интересно. Курсант должен уметь, если же он не умеет, то это ленивый курсант и его следует "научить".
На меня катит волна отборной залихватской брани. О`Брейди, хоть и ниже меня на полголовы, но словно бы нависает надо мной с угрожающим видом, словно бешеный медведь. Ни разу не видел медведей вблизи, но, думаю, они так и выглядят. Жуткий мужик, харизма прёт, как от ядерного реактора:
– Кадет Вэлери Самерс, результат!?
– Сэр, 99. сэр!…
– Кадет Джонатан Сарим, результат!?
– Сэр, 99, сэр!…
– Кадет Алёна Маас, результат!?
– Сэр, 98, сэр!…
—.. ., – капрал гневно сопит. – Дрючишь вас дрючишь, но вам хоть бы хны! Тебя даже младшая сестра обошла, бесполезный ты кусок мусора! Есть что сказать в своё оправдание, кадет?! – повисает немой вопрос.
Молчу, сказать, собственно, нечего: нагоняй – по делу. Занимаются с нами серьёзно, плотный график, сложнейшая программа. Шутка ли – два часа личного времени в сутки, не считая сна. Лучшие преподаватели должны просто на корню исключать подобные досадные промахи по невнимательности, но как тут не отвлечься. Кто бы не замечтался, если бы три года живя в целибате и внезапно увидели задницу кадета Самерс. М-м-м, эта форм, этот размер, эти упругие булочки… Беглый взгляд на женщину в обтягивающих спортивных шортах сразу же выводит тело из спячки и напоминает, что мне всего лишь 25 лет и я живой человек.
Я бы позанимался с этой девушкой, по "индивидуальной" программе. Ну какая тут может быть концентрация после подобных мыслей?
— Курсант Маасс, как главный рукожоп сегодняшнего занятия, получает первый приз – пять сотен отжиманий! Упор лёжа принять!… – рокочет басом О`Брейди, жестом показывая остальным продолжить тренировку. Слышится клацанье затворов и ребята возвращаются к размеренной стрельбе, а я же, не мешкая, брякаюсь оземь: промедление в этом деле себе дороже – знаем, научены уже…
Нет, вообще то я не лодырь, как раз наоборот, почти отличник, а в индивидуальном порядке – и вовсе один из лучших. Хотя в показателях мы в отряде различаемся между собой сотыми долями и выделить бесспорных лидеров проблематично я, всё же, ведущий. По крайней мере один из. И если для других подразделений это даже не предел погрешности, то для нас – огромный отрыв или отставание в неофициальном межличностном соревновании.
Спарринг с андроидами в рукопашном бое, стрелковое дело, минно-взрывное дело, пилотирование, курсы психологии, философии и Права, курсы первой помощи и прочее. Легче назвать то, чего нет в нашей программе обучения. Есть даже курс истории!
Вот, кстати, история мне действительно нравится. Любимое: начало эпохи колонизации Марса – эпические проблемы и феерические решения, этакая историческая трагикомедия.
Впрочем, не скрою: иногда посещают мысли, что все эти сонмища знаний далеко не первой важность для человека, чья специальность – жать на гашетку семиметрового излучателя.
…
Сигнал тревоги застал меня стоящим одной ногой в душевой кабинке и в чём мать родила. Что ж вам, сукам, неймётся: ведь только-только ввалился в кубрик, едва успел содрать с себя липкие от пота шмотки и дать затрещину сенсорам диспергера. Ног не чую под собой, и тут вы со своим трезвоном. Дайте хотя бы умыться, гады!
А может ну их нахрен? Первый уровень тревоги всего, по семь раз на неделе бывает. Если я как бы невзначай, случайно опоздаю – никто и слова не скажет, главное, что бы вообще явился к месту сбора.
Мгновенье колеблюсь, ведь соблазн велик.
Да, решено – хотя бы пять минут, но пусть весь мир подождет, не переломится. Вот он, мой персональный кусочек рая: горячие струи воды, клубы густого пара и душевая кабинка с встроенной функцией мышечной релаксации. Встроенной! Да это лучшее изобретение человечества после колеса и спортивных бюстгальтеров! И даже сотня О`Брейди не заставит меня выйти.
Однако, блаженство на расстоянии вытянутой руки так и осталось не досягаемым – тягучий, нарастающий вой тревожного ревуна, словно стон экстаза, мгновенно перетек в совершенно дурной скулёж и, в унисон с коммуникатором в затылке, врезал по ушам. Второй уровень, "учебно-боевая", согласно уставу следует прекратить любые личные дела и проследовать к месту сбора.
"Вот же блядство…"
Похоже, кадет бронепехотного корпуса третьего года обучения Марк Маасс серьёзнейшим образом прогневил Бога "инициированных". Или Богов – этих чокнутых хрен поймешь.
В сердцах выругавшись, жмурюсь, с усилием выпуская из лёгких жаркий, влажный воздух, как сестра учила, выдыхая через нос.
Выдох – вдох, выдох – вдох…
Моя маленькая проблемка – быстро завожусь, впрочем, так же быстро остываю. Странно, что меня вообще приняли в отряд, с моим то психотипом. Потому как здесь, в экспериментально-исследовательском корпусе, всё по-простому: "Не стараешься? Вон дверь, позови следующего". Спасибо Алёнке, помогла, научила. Когда еще только поступили в училище на общих основаниях, выбила пропуск в архивы, раскопала бумажные носители (очуметь, они еще где-то остались, помимо музеев!?) и нарыла записи и указания о дремучей технике дыхательных упражнений. Говорила, что древние китайцы ее практиковали тысячи лет назад. При этом светилась от гордости, как М-400 после двух разряженных батарей.
М-да, суровые ребята, эти китайцы – такой ерундой себе место в истории получили. О чём я Алёне и заявил.
Остроумие не оценила. Она у нас такая: имеешь право на любое мнение, пока оно не противоречит её взглядам, а иначе руки в бока упрёт, бровки к переносице сдвинет и всё – не обойти, не подвинуть. Впрочем, я особо и не противился – обо мне ведь заботилась, из благих побуждений. Глупо отказываться от помощи, что пришла из благих побуждений.
Вот так и дышу всякий раз когда приходит ОНА. Старая добрая Ярость, добротная такая, первобытная, как у мезозойских ящеров – у меня за этим не заржавеет. Все ж из нашего потока знают, что Марк дружелюбный и спокойный, как камень у дороги, но Марка лучше не бесить – для здоровья вредно.
Людей в распоряжении корпуса превеликое множество, хотя и значительно поубавилось за последние полгода из-за переводов и расформирований. Тем не менее, личный состав насчитывает около трёхсот тысяч человек: кадеты в основной массе, техников по трое на звено, вроде как сотни две ученых, и офицерский состав. Уйма просто. Но даже такой громадный человеческий улей, существующий автономно, быстро притирается и становится похож на не слишком дружный и не слишком буйный "сумасшедший дом". Так третий год и сидим в этой цитадели в полной изоляции. Как нам говорят:"В целях обеспечения безопасность и бла-бла-бла…", но дураков здесь нету, таких сюда не набирают, потому, даже не смотря на подписанный контракт и обязательства, оставаться без понятия, что в мире происходит, становится довольно пугающе. Даже тревога первого уровня всё еще вызывает обеспокоенность, пусть и сильно притупившуюся со временем. Коалиция может снова с Магами сцепилась, а мы и не узнаем, пока в дверь не постучат. Есть о чем волноваться.
— Члены отряда "Аспис-8" немедленно явится на 11-ю палубу для инструктажа!!! Повторяю!…, – пробился блёклый голос майора Элизабет Табарро, нашего непосредственного начальника, сквозь сирену.
Обворожительная женщина, нужно сказать: сладострастная улыбка, просто похоть во плоти. Но это пока она тебе в глаза не посмотрит, взглядом с ней лучше не пересекаться. Помню, смотрел как то фильм про почти вымерших морских хищников – акул. Так вот у нашего командира взгляд точь-в-точь такой же – бездонная мертвая тьма с злобной поволокой.
Через что она прошла и что повидала – и представлять не хочется. Не щадит ни себя ни нас – это в её то, по слухам, 72 года, а помимо прочего – преподает нам курс философии, за который спрашивает ещё жестче, чем за боевую подготовку.
И только я уж вдохнул, что б обматерить этих штабных сволочей, что не дают покоя учебными тревогами бедному кадету, как по спине пошел озноб, а в голове кристально четко высветилось:"Пиздец, началось!".
Два года назад, при переводе в отряд, мы все дали подписку о неразглашении. Улыбчивые люди в строгих костюмах застращали нас всевозможными карами, а на добивочку все четырнадцать человек – поровну парней и девушек – прошли три сеанса двухслойного, глубокого внушения с капсульной имплантацией.
А теперь же про "Аспис", о котором знают единицы, говорит по громкой связи сам командир подразделения! Дела плохи, похоже, не отвертимся.
В дверь комнаты что то грохнуло, секундная заминка, и в комнату ввалился Рензо – левый ведомый, со-пилот 4-й машины в нашем отряде. И мой хороший друг, по совместительству. Высокий парень, на полголовы меня выше и в плечах – на весь дверной проём, иссиня черный(говорил, что это у него от мамы-японки такой цвет кожи) и серьёзный до неприличия. Но как тут не стать серьёзным…
— Бек ждет у лифта. Давай, шевелись, – вроде спокоен, но заметно, что нервничает. –Слышал, что "Таба" залепила? Как думаешь, серьёзно всё?
— Китель подай, – отвечаю ему, запрыгивая в униформенные брюки. Руки слегка дрожат, потому как я и сам не каменный. – И дурачка не "включай": не хуже моего знаешь, что если Большая Белая Табарра пошла на нарушение секретности…
– Вот же с-суки, – с сипением, сжимая могучие кулаки, выдыхает Рен. – Не могли свои амбиции сраные себе в задницу затолкать? Да уж даже грудные дети знают, что с "инициированными" дружить нужно. А ведь с Беккой только помирились…
Четверть минуты и мы несемся по коридору, ловя удивленные взгляды: "Куда, идиоты, бегут? Первый раз что ли "учебка" звенит?". Кто-то посмеивается, кто-то пытается остановить и заговорить.
Ребекка у лифта машет нам рукой и мы троицей влетаем в кабинку, срывающуюся вниз. А спустя две минуты, поплутав по коридорам и пройдя хитрую систему опознания, садимся в спецтранспорт, несущий нас на 11-ю палубу.
…
Майор Табарро прохаживается перед строем, доводя сложившуюся обстановку короткими, рублеными фразами. На её лице – вселенское спокойствие и предельная собранность. Уж не андроид ли эта женщина? Нет, ну правда. Мне кажется живые люди так себя не ведут подобных ситуациях: рассказывать, фактически, о гибели человеческой цивилизации словно о разбитой чашке – это нужно до кровавых слёз визир-иньекторами обдолбиться.
Пилоты, все четырнадцать человек, с бледными лицами слушают в пол-уха, хотя центральное "Это конец!" понимают все. Команда техников сбилась в кучку, как потерянные дети, но Элизабет даже не смотрит в их сторону, больше не заботясь о секретности.
Вскользь упоминает о том, что уже второй год Совет перешел в активную фазу и "вертит" Коалицию как вздумается, не нанося финальный удар лишь из-за каких-то своих принципов. Говорит, не скрывая, о попытке превентивного удара, вирусном противомагическом оружии, о мутации и провале операции. Говорит о слетевших с катушек машинах смерти, выжигающих вокруг себя людей – технократов и магов – на десятки километров. Говорит о полях, залитых расплавленными остовами бронепехотных соединений и о пузырящихся озерах раскаленного вишневого стекла на месте городов.
Говорит, что нам пора показать всю нашу выучку…
Пальцы начинают подрагивать, а в горле застревает колючий противный комок…
А поодаль мрачно поблескивает воронением наша с Алёнкой "семерка"- приветливо распахнуты люки, машина готова, 7 минут до активации.
Над строем людей стоит немая тишина: невозможно принять то, что вчера были обнимашки со своим ведомым, а сегодня жизнь покинет твоё тело. Нас учили справляться с подобным: психологические тренинги, глубокие внушения и ментальное кодирование – всё ради выработки готовности пойти до конца. Но когда мрачная реальность кладет руку на твоё плечо – это тяжко. Это не как в аудитории.
Мелькает предательская мыслишка выйти вперед и сказать, что не сяду в машину, в бой не пойду и вообще, "поши вы все нахуй!": легкое давление в затылке, сработает блокиратор внушения и хлопок микрозаряда выплеснет мои мозги на палубу. А через секунду не станет и Алёны – таковы условия контракта. Нелепый пунктик, казавшийся такой же нелепой шуткой. Ну кто же думал, что всё завертится всерьёз, кто предполагал, что власть предержащие решаться на подобный последний шаг. Да уж, мы здесь все такие умные, но все же, мы беспросветное дурачьё.
Но секундная слабость проходит: сам выбрал, теперь прими последствия. Ладонь обхватывают тонкие ледяные пальцы. Да, сестричка, мне тоже страшно, но я, как и ты, не подам виду.
Какая же она хрупкая, беззащитная! Так долго её знаю, но только сейчас заметил сестру такой. Неправильно это, не должны женщины сгорать в пламени войн, не для того они появляются на свет. Грустная, но всё еще неуместная улыбка появляется на лице, в мертвенной тишине она словно звенит на высокой немой ноте. Алёна вскидывает бровь, мол:"с ума сошел?"
-Не повезло нам, сестрён, – хлопаю её по плечу. – Те черти снаружи, с "инициированной" душой, уйдут на цикл реинкарнации или как они это называют, а мы в пролёте при любых раскладах,
— Балда, нет что б сестру родную приободрить, – в мой бок влетает Алёнкин кулачок. Не больно, а так – в воспитательных целях, что бы знал, кто в семье главный.
В семье? Мы же… семья? А ведь иначе и быть не может. В глазах щиплет от нежной теплоты этого слова. Всего то и потребовался маг-апокаллипсис, что бы стать семьёй…
— Такой большой, а плачет, – Её ладошка скользит по моей щеке, утирая выступившие слёзы. – Не расстраивай свою младшую сестрёнку. – еще один тычок в рёбра, поувесистей.
— Да оно само, честно, – быстрый взмах рукавом. – Вот видишь? Никто и не заметил. – В порыве чувств прижимаю Алёнку к груди, слова застревают в горле. – Я… Давай выживем, сестра.
– И я тоже тебя люблю, дурачок, – тонкие руки смыкаются на моей талии.
— По машинам, – усталым голосом роняет команду майор, словно ставит точку в наших судьбах.