Wakai Kami часть 16

— Госпожа Марика Маасс, я полагаю? – мужчина, сохранявший безразличный и отрешённый вид, подал голос, как только между нами осталось менее пяти шагов.

Этот человек, богато одетый и со снисходительной брезгливостью смотрящий на весь мир, точно был не местным. Кто-то из города? Иначе, я бы запомнила подобную личность, которой, в принципе, быть здесь не могло.

Здесь же этот человек был, очевидно, в качестве посыльного от какого-нибудь вельможи. Было бы странно, не окажись в этом мире дворянства. Следующая ступень, после первобытного строя – это феодализм. Думаю, подобные этому человеку личности встретятся мне ещё не раз на моём пути и следует заранее выработать для себя линию поведения.

Лебезить перед подобными людьми я не намеренна. Если они в своей "благородности" начнут, по моему мнению, "терять берега", то пусть не ждут ничего хорошего. Однако, создавать проблемы, занося всех дворян в кровные враги я тоже не намеренна и с удовольствием заведу знакомства с ними, если выдастся случай. Связи полезны всякие – про это даже Джок и Гейл знают, у которых в головах кроме "подраться" и "отсосать" ничего нету…

— Да, меня зовут Марика, – меня покоробило то, как этот лощёный хлыщ демонстративно игнорировал Анну и Дороти. Раз пришел ко мне с делом, то наверняка разузнал хотя бы немного про меня и моё окружение, но всё же не может не подчеркнуть, что с безродной "чернью" ему не о чём говорить. Мог бы хотя бы дипломатично притворится. Раз сам такой красивый сюда припёрся, то дело явно того стоит. Нет, дядя, ты мне не нравишься…

– А это семья, что меня приютила: Дороти Дойл и её внучка – Анна.- "посыльный", как я про себя его начала называть, недовольно поморщился, но сдержался. Ага, потерпишь, родной.

Про то, что Анна моя невеста, я намеренно не упомянула. Пускай это останется тайной так долго, как только возможно. Если серьёзные люди мною заинтересуются, то разузнают всю подноготную, а пока же лучше не впутывать женщин, за которых я отвечаю.

– Моё имя Жерод и я поверенный Управляющего городом Торим графа Бикита Урима де Маннорана. – Жерод слегка кивает головой, представляясь. – Мой господин наслышан о ваших недавних успехах в обороне подконтрольной ему деревни Намирра от группы разбойников. Граф Урим де Манноран желает нанять вас для преследования и уничтожения остатков банды.

– Э-м… Ну, давайте пройдём в дом, обсудим…

– О, в этом нету необходимости. – повелительный взмах рукой и один из ликанов передаёт мне увесистый кожаный мешочек и пергаментный свиток, овитый бечевкой с сургучной печатью. Задаток?

— Здесь сорок золотых монет и разрешение на аудиенцию у моего господина. Ещё сто монет вы получите, когда принесете пятьдесят правых ушей, срезанных с мёртвых преступников в качестве доказательства. Граф ожидает ваших успехов в течении…

– В этом нет необходимости, – бросая ему его же слова, любуюсь едва скрываемым гневом на лице Жерода. – По выполнению задания я лично извещу вашего благородного милорда. Вы можете идти.

Разворачиваясь и уходя, я буквально слышу, как от ярости скрипят зубы поверенного. Удержать себя в руках и не расхохотаться стоит больших усилий. Понятно, что всё на землях графа – его личная собственность, включая людей. И дворянину просто нужно повелеть…

Вот только меня посетил ближайший подручный принеся задаток золотом лично. Получается, граф "вежливо" просит помощи у своего подчинённого, пускай и таким образом? Кажется графу очень важно, что бы банда перестала существовать. Неужели Императора достигли известия о битве у Немирры и некомпетентности Управляющего Торимом, что вызвало недовольство? Если дело обстоит так, то моё почтение правящей династии!

Слыша за спиной стремительно удаляющиеся шаги, приближаюсь к тавриссам, что сверлят меня безумными взглядами.

— Марика, девочка, да ты с ума сошла!? – Шёпотом кричит на меня Дороти.

– Не переживайте. Я ведь и словом не оскорбила графа приняв, при этом, задание. Какие душевные муки дворянской души ощутил от общения со мной Жерод графа Урима волновать не будет. Это я вам гарантирую, – произношу сквозь улыбку, дурашливо взмахивая рукой. – Миссис Дойл, сорок монет – это большая сумма?

На меня падает взгляд, словно на макушке у меня расцвели цветы.

— Это огромные деньги! – Дороти морщит лоб, массируя пальцами переносицу. – Это… Мой доход за год в лучшем случае составляет десяток монет золотом…

– В таком случае, – я вкладываю деньги ей в руки, зачерпнув из мешочка горстью чуть меньше половины. – Это моя плата за проживание в вашем доме.

– Но… Но этого слишком много! – она ошарашено замирает, но через секунду в её глазах мелькает обида. – Марика, ты… Ты хочешь купить моё расположение? Забери эти деньги!

– Дороти, какая же вы мнительная, – снова вкладываю кошель ей в руки. – Мне это золото в болоте утопить, что бы вы поверили в мои благие намерения? Я же уже говорила, что вы – моя семья и всё моё, оно и ваше тоже. К тому же вы мне нравитесь, Дороти… – Дойл-старшая в смущении отводит глаза.

Ой-ой! А я то, похоже, угадала – "бабушка" Дороти на меня в самом деле "запала"! Что то будет, когда вернётся Биаса?

— Эту же половину, – я подбрасываю в руке монеты, – Я отдам Бет. Моя семья пока вынужденно живёт раздельно, но это временно…

Вполне себе могу представить, что думает Дороти. Живут они с Аней тихо-мирно и тут, внезапно, появляюсь я. Охмуряю любимую внучку, а затем и лучшую подругу с дочерьми. При этом проявляю знаки внимания к ней самой да ещё и не спросив зову их своей семьёй.

— Всё же это слишком.., – Дороти не знает, что сделать с деньгами, словно монеты жгут ей руки. – Ты уверена?…

– Вы снова за своё? – клыбаюсь. – Для начала, наймите работников, что бы помогли починить усадьбу. А мне нужно подготовится к выполнению задания…

– Я с тобой! – тут же отзывается Анна, словно этой фразы только и ждала.

Дороти с тревогой смотрит на меня, но заметно успокаивается после моих слов:

— Нет, Анечка. Я сделаю эта сама.

Таврисса уже приготовилась выпалить уйму контраргументов, в защиту того, что ей просто необходимо пойти со мной. Но ничего у неё не выйдет – сама же признала меня старшей, а потому я за неё теперь в ответе и не позволю рисковать без веской на то причины. Да и не думаю, что ополовиненная банда грабителей сможет представлять для меня угрозу.

— И не спорь, родная – это не обсуждается. Ты останешься помогать Дороти и присматривать за нашими жёнами. Я ведь могу на тебя положится?

– Агась…, – поколебавшись, девушка нехотя соглашается. – Тогда пообещай, что будешь беречь себя…

Я киваю вместо ответа. Умирать в ближайшее время – не в моих планах.

. . .

Теперь, когда появилось достаточно свободных средств я решила купить одежду в лавке. Собрав всю наличность в мелкой монете, что была у семейства Дойл – не думаю, что в у торговца в деревне найдется сдачи на золотой – я отправилась за покупками.

Ассортимент товара воображение не поражал, но выбирать было из чего. Даже пару вещей не утилитарных, а сугубо для красоты, нашлось на прилавке. Меня же прежде всего интересовала одежда тёмных тонов, прочная и удобная. "Красивости" – не в этот раз.

Если свободные рубаха и куртка, что смогли вместить мой бюст нашлись довольно быстро, то с брюками, очевидно, встала проблема. Мой член и шары не влезут ни в одну из стандартных вещей, а просто матриархальных размеров задница и бёдра порвут швы на одежде любого качества. Можно было, как Бетти с дочерями, прятать ягодицы в лёгкой, воздушной юбке, но шастать по лесу в таком виде?…

Немного подумав, я, в итоге, выбрала простые штаны из крепкой ткани с вставками из выделанной кожи. Переделать готовую вещь будет быстрее, чем ждать изготовления новой. А мне хотелось выполнить задание поскорее. Напоследок, прихватив высокие ботинки на шнуровке из грубой ткани и с мягкой кожаной подошвой, я отправилась к швее.

Увы, дома женщины не оказалось, но выслушав мою просьбу, её помощницы сказали, что и сами справятся за полчаса. Согласно кивнув, отдала им брюки и деньги за работу и перекинув ногу за ногу уселась ожидать на краешек низенького стула.

Я уже немного разбираюсь в этикете футанари – спасибо Дороти и Бет – потому намеренно приняла такую позу. Мои массивные пенис и яйца свешивались вниз и головка члена едва не касалась пола. По простым деревенским поверьям, если футанари ведёт себя непринуждённо, демонстрируя хозяевам дома свои гениталии, то этот дом ожидает удача и благоденствие. По-моему, это довольно забавное суеверие, но не имею ничего против – пусть женщины почувствуют себя счастливее хотя бы немного.

Работа в руках мастериц спорилась быстро и минут через двадцать я получила свой заказ. Женщины аккуратно вырезали ткань на промежности брюк и почти полностью срезали всё с задней части. Когда я наконец облачилась в обновку, избавившись от старых безразмерных "штанищ", моё "хозяйство" спокойно повисло между ног, не стесняя движения, а массивная, сочная попа и вовсе оказалась не прикрытой. В штанины, выше колен, что б не парусили, были вшиты тесёмки для утяжки ткани. В общем, получилось довольно удобно, хотя видок – вызывающий…

. . .

Навестив девочек на ферме и вручив им вторую половину задатка золотом, я расцеловала на прощанье всех четверых и под влюблёнными взглядами троицы энки, даже не обративших внимание на деньги, отправилась к кузнице Старого Тая.

. . .

— . ..Сколь стрел возьмёшь то? – Тай деловито шаркает по амбару с готовыми изделиями.

— Десятка четыре, не больше. Они ж не настолько "деревянные", что бы позволить мне расстреливать их безнаказанно. А если не хватит – "там" соберу. – Обвожу взглядом помещение. – Два десятка "барбедов" – хочу их смазать ядом, остальные – простые лезвийные. "Срезни" и бронебойные мне без нужды.

Дед одобрительно кивает седой головой, потом добавляет:

– Бронь то може всё ж взденеш? Даром бери… кольчужку от эту… – Тай хмурит брови. – Я же ж руки на себя наложу, если нашу футанарьку подранят…

Вот же, темнила старый, знает, что если возьму доспех, то обязательно оплачу цену. Видел ведь, как от моего пинка Клык вылетела в ворота, должен понимать, что броня в этом деле – что есть, что нет – всё едино. Мол: "прикупи, а там – хоть выбрось". Я ведь не приступом замок брать отправляюсь. Против превосходящей числом, не обученной толпы – манёвренность лучше защиты.

– Ну, тады, хоть кинжал от бери. – Дет тычет пальцем на короткое, длиной в локоть оружие, судя по обводам ножен – с двусторонней заточкой. – На крайний случай, там в шею вогнать или меж рёбер воткнуть… Поперёк "булок" позаду на ремень нацепи и не заметит никто…

А вот это разумно, потому откладываю кинжал к выбранному ранее оружию. В итоге короткий кавалеристский лук с четырьмя десятками стрел, копьё в два метра длинной, короткий меч с перевязью и кинжал обошлись мне в семьдесят монет серебра. Я отдала один золотой: дед хотя и попытался всучить бесполезную для меня кольчугу, но вещи продавал хорошие, добротно изготовленные. Да и "подмаслить" старого было не лишним.

Не беда, что в моём оружии изящества нету, сталь качеством низковата и из отделки – пропитанное маслом древко копья, но всё оружие остро отточено, а это всё, что мне нужно сейчас.

. . .

Навьючившись снаряжением и прихватив на три дня воды и пропитанные снадобьем бинты, отправилась в путь на запад. Первое время просто шла по прямой три часа собирая по пути необходимые травы, а слишком самоуверенный тетерев, поймав телом стрелу, любезно согласился стать моим ужином. Можно было не ожидать, что банда будет так близко от деревни, потому я шла без опаски, лишь изредка поправляя "вонючий" камуфляж на открытых участках кожи.

К закату, выбрав место поудобнее у большого раскидистого дуба, организовала привал. Ночная тьма не была для меня помехой, да и следовало завершить некоторые приготовления. Разведя огонь, я принялась ощипывать птицу и разделывать её по аналогии с теми, "первыми" рыбами. Дико искромсала тушку, но главное, что мясо стало вполне пригодным для готовки. Водрузив мою "заготовку" на остро отточенный прут рядом с прогоревшим до углей костром, я принялась за главное дело, ради которого и затеяла привал. Уж никак не ради еды, она просто пришлась к месту.

Используя позаимствованные у Дороти ступку и пестик из обожженной глины я растирала приготовленные травы, добавляя и смешивая их прямо в ступке. Сперва пять минут пришлось просидеть неподвижно, ощущая приятное тепло по всему телу – Пилочка синтезировала антидот. Затем она вывела перед мои взглядом в дополненной реальности довольно точный состав сильнейшего кардиотоксина.

Используя травы, которые по отдельности хотя и могли бы нанести вред организму, но вряд ли убили бы человека, я получила на выходе мощнейший яд, что в теории должен был останавливать сердце за тридцать секунд. Как только "снадобье" было готово, я принялась поочерёдно окунать все барбеды – стрелы с зазубренными наконечниками – остриём в ступку, откладывая обработанные на просушку. В итоге так увлеклась, что мой ужин сгорел, с одного боку и остался сырым с другого. Пришлось довольствоваться двумя ломтями более менее готового мяса в серединке.

Впрочем, моё тело, перешедшее в "боевой" режим, не подавало признаков голода или усталости. Тем не менее я всё же решила заночевать – это моё первое задание подобного рода. Да что там – это вообще моя первая настоящая работа в этом мире! Я уверена в силах, но, тем не менее, буду экономить их по максимуму. На ветке древнего дуба, в трёх метрах от земли я и провела ночь

. . .

Рано по утру, не медля, приступила к сборам. Колчаны со стрелами у устья были заткнуты туго скрученными жгутами мха, что б не бренчали во время бега. Ядовитые – за правое плечо, обычные – на правое бедро. Меч, кинжал и лук тоже нашли своё место на теле, прихваченные ремешками. Наконец, подхватив копьё, я трусцой выдвинулась вперёд. Теперь следовало быть особо внимательной и издавать как можно меньше шума. Очень кстати был бы дождь, что бы смочить лесную подстилку, но с этим пока не везло.

Приняв на веру слова пленного, что банда ушла на запад, а не южнее или северней, я описывала широкие зигзаги продвигаясь вперёд. Я их в любом случае отыщу, но блуждать несколько месяцев желания было мало.

В таких поисках прошёл ещё один день. Хотя я и продвинулась в западном направлении километров на тридцать, но из-за широкой амплитуды, для охвата большей территории, отпахала все сто пятьдесят километров. Тело несло меня вперёд без сбоев и заминок. Мерно покачивающиеся сиськи и колышущаяся в такт шагу задница просто гипнотизировали, сбивая с серьёзного настроя на пошлые мысли.

Вечером, даже не смотря на отсутствие усталости, я заставила себя сделать новый привал и снова заночевал, продолжив путь следующим утром.

Уходя, я назвала своим девушкам срок в месяц, и потому была не особенно стеснена во времени. Думаю, граф так же ожидал от меня результат в течении тридцати дней – оптимальный срок для такого задания.

На исходе третьего дня я поняла, что нас, футанари, и в самом деле благословили Мать и Отец – в сумерках заметила сполохи костров. Иначе как благосклонностью свыше такую удачу и не назвать!

Снизив скорость и почти припав к земле, я крадущимся шагом обошла с подветренной стороны – кто их знает, может кто чуткий есть. Клык вполне способна, по-моему, учуять приближение постороннего.

Груди уже как несколько часов назад начали изнывать приятной болью, сигнализируя о переполнении молоком. Думала заняться этим на привале, но теперь пришлось сдоить себя на землю, под ближайший кустик, изо всех сил подавляя стоны удовольствия. Надеюсь ветер не переменится и никто не учует оставленного мною сливочного озерца.

Затем, я почти полчаса кралась в сгущающихся сумерках, преодолевая жалкие триста метров до расположения противника. Но к своему удивлению ни секретов ни постов не встретила, а на расстоянии прямой видимости, метрах в пятидесяти от ближайшего костра и вовсе едва не выругалась в слух.

Похоже, поражение Кривого Клыка ударило по дисциплине больше, чем я могла себе представить. Лагерь никто не охранял, люди занимались кто во что горазд. Налетчики в большинстве своём были пьяны, то и дело поднося новые глиняные кувшины с каким-то пойлом из землянки неподалёку. Слышны были сдавленный храп и глухие удары кулаков по рёбрам. То тут то там кто-то кого-то насиловал из своей среды. Другими словами – свора опустившихся, неуправляемых людей.

Особо шумная компания вдалеке, обгрызая кости, оставшиеся от еды, и лакая всё из тех же кувшинов, собралась вокруг рослого рыжего мужчины из рода туцу. Ну а этот то куда? Его бандитская рожа с шрамом на пол лица и кроличьи уши настолько диссонировали, что этот верзила казался лишним даже в этой разнокалиберной компании ублюдков. Но похоже, он тут главный, потому что не задумываясь раздаёт безответные пинки из затрещины.

Если крупные налётчики-энки, что сидели с этим, предположительно главарём, отлично подходили на роль грабителей и убийц, то низкорослые словно дети кицун были здесь так же уместны, как и этот рыжий кролик-верзила.

Внезапно я чувствую как перехватывает дыхание, а руки на древке сжимаются до белых костяшек – я вижу, что эти бляди жрут!

Рядом с "кроликом" лежит… детская голова. Моё, трижды проклятое, прекрасное зрение, позволяет мне всё рассмотреть. Это…

Нет! Ну почему! Какого хуя, я, толстожопая корова, до сих пор сидела на заднице ровно и мяла сиськи?! В башке ёбаный квантовый суперкомпьютер, а сложить два и два не смогла? Конечно, куда ведь приятнее посасывать здоровый хуй, чем думать головой!

Я готова разбить лицо в кровь о ближайший камень, чувствуя как от бессильной ярости по щекам текут слёзы.

Я узнаю это детское личико. Этот ребёнок умер совсем недавно, пару часов назад. Одна лишь мысль о том, через что прошёл этот маленький человек, узлом завязывает кишки от ужаса…

Да, я узнаю… Это – Пане, та девочка-кицун, что со своим братиком дразнила меня "смешной тётей".

Эта смерть – на моих руках, до конца дней…

Её брат! Он ведь тоже пропал! Он где-то здесь?!

Я встаю в полный рост, сдёргивая лук с плеча и вкладывая стрелу в тетиву.

Вэн!

Первый оседает, с пробитой стрелою головой.

Вэн! Вэн!

Ещё двое валятся, убитые наповал.

Сознание окатывает мертвящая ярость. Никаких подранков! Никаких пленных! Сегодня эти мрази будут умирать. Я приложу всю фантазию в пытках и муках, я буду рвать их на куски с упоением. Сегодня я – санитар, что лечит болезнь. Существа, подобные им, просто не должны жить.

Меня наконец замечают, но мне как то похуй на все их ужимки. Кто-то пытается защищаться, но ловит стрелу. Две отравленных – в спину трусливым, бегущим кицуне.

Двое с оружием уже рядом со мной, замахиваются для удара. Первый ловит удар в колено, с мокрым хряском выворачивающий сустав, а второй получает в висок кинжал до рукояти. Брызжет кровь из носа и мёртвое тело рушится прямо в костёр. Надрывный, захлебывающийся вой мрази с перебитой ногой я обрываю вминая ногою кадык до хребта.

Рыжий "кролик" командует, хватаясь за меч.

Быстрым движением отбрасываю колчаны и лук:

— Завали свой ебальник… – моё копьё со свистом прошибает рыжего в живот, пристёгивая к бревну. Извлекаю короткий клинок, в левой – кинжал и бросаюсь в атаку.

Ближайший громадный энки-бычара получает увесистый пинок по шарам и, оседая, с хрипом блюёт под себя. Я быстрым взмахом сношу ему пол головы и развернувшись броском отправляю клинок в грудь очередной мрази. С кинжалом в руке бросаюсь на жертву, заваливая брыкающееся в ужасе тело и по рукоять то и дело всаживаю лезвие в грудь и лицо. Струи крови из перебитой артерии попадают мне в рот…

Да идите вы нахуй! Вы даже подохнуть от доброй стали не достойны!

Вонзаюсь зубами в струящуюся кровью рану, вырывая клок мяса. Глоток. Нет, этот не вкусный…

Подхватив с земли то ли палицу, то ли просто корягу, разбрызгиваю голову какой то длинноухой суке. Из эльфов, что ли? Да поебать, получи своё! Этой же дубиной, перемазанной мозговым веществом, ломаю колени и с хрустом вминаю ребра визжащих врагов.

Да! Просто музыка!…

Мечусь среди костров, словно чудовище из кошмаров, залитая кровью с полубезумным воем, вспарываю животы, сворачиваю шеи или попросту протыкаю подвернувшимся под руку куском стали.

Через несколько минут всё окончено. На полянке стоит густой смрад, дерьма, развороченных полостей и крови. Никто не ушёл, все остались здесь.

Те, кому не повезло подохнуть сразу, ещё шевелятся, но я возле них даже не задерживаюсь. С хлюпающим хрустом вминаю ногой мерзкие хари в землю, расплёскивая их мозги по траве.

Последний, что ещё жив – рыжий "кролик".

Опускаюсь возле отрубленной маленькой головы на колени, словно моля о прощении. Руки, что по локоть в крови, предательски дрожат.

– Говори…, – глухой рык покидает моё горло и я одним прыжком оказываюсь рядом с рыжим, крича ему в перекошенное лицо. – Говори!!

— Че те надо? – он хрипит и кашляет кровью, пытаясь прикрыться от меня рукой. – Не убивай, всё расскажу…

– Этот ребёнок. Девочка… Где её брат? Живо!!

– Жрать было нечего…, – он стонет, проколотый копьём.

— Дальше! – выхватываю нож из ножен на поясе "кролика" и с оттяжкой вгоняю тому в бедро.

– Ага-х!! Хватит!.. – рыжая мразь брызжет слюнями и кровью. – Скажу, только не убивай!.. Рети, сука, его зарезала и с пацанами сожрала, а мы чё…

— Кто она? Где сейчас? – всё, я опоздала…

— Под Клыком ходила… Там, у старого логова… – Он указывает рукою южнее. – Я без оружия… Сдаю…

Выдернув нож, плавным движением, до мерзкого скрежета о позвонки, вскрываю ему горло, "от уха, до уха". Рыжий с булькающим хрипом обмякает.

Спешить больше некуда. Беан тоже мёртв. И его кровь – на моих руках. Я убила его своим бездействием.

. . .

В землянке нашелся узелок с солью и большой мешок из плотной ткани. Время убиваться и корить себя прошло. Былого уже не вернуть. Теперь я лишь могу истребить эту мразь, сделав мир немного чище.

У меня есть работа, ради которой я здесь. Почти четверть часа трачу на то, что бы срезать с мертвецов уши пересыпая их солью. Набирается двадцать четыре, почти половина от нужного количества. Покончив с этим, наконец, подхожу к останкам Пане. Завернув в чистую тряпицу, прижимаю трагический свёрток к груди:

– Знаю, ты меня не простишь, да и как такое простить…, – шепчу мёртвой голове. – Просто знай, милая, что "смешная тётя" больше такого не допустит…

Собрав своё оружие и пополнив запас стрел, отправляюсь на юг…

. . .

"Старое" логово – просто дыра в холме, укреплённая кое как брёвнами. Те же костры и всё те же распиздяи вокруг. За одним исключением.

Метрах в пятидесяти от входа в "пещеру" в холме стоит грубо сколоченная из тонких древесных стволов клетка. Приглядевшись, я с удивлением вижу, что в неволе сидит Кривой Клык! Я то думала, что после поражения и из-за серьёзных ран её убили, но бывшая атаманша всё ещё жива.

Клык сильно истощена, вся в синяках и кровоподтёках, что заметны даже в темноте, на серовато-зелёной грязной коже. Культя отрубленной мною руки обёрнута тряпкой и перетянута грубой верёвкой – просто что бы кровью не истекла. Заплывший до сих пор глаз то ли сильно повреждён, то ли вовсе вытек. Тело испещрено свежими порезами и ожогами, словно о неё тушили горящие головешки. Кажется что Клык даже дышит через раз, но некогда могучая, невероятно выносливая женщина просто не может от такого умереть.

Пока я рассматривала орчиху, к клетке подошла женщина, приспустила портки и, нелепо изогнувшись тазом вперёд и помогая себе руками, пустила струю мочи в неподвижное зелёное тело.

Это у нас Рети, обозначилась? Или просто бывший подчинённый отводит душу? А, похоже не Рети, потому что к клетке подошли двое мужчин и, отогнав женщину злобным рыком, так же стали мочится на Клыка.

Да и наплевать! Они все сдохнут в любом случае.

Оставив под деревом узелок с головой и мешок с ушами, иду к поляне открывая стрельбу.

. . .

Проклятье! Зацепили!

Я успела застрелить двенадцать человек, прежде чем остальные наконец сообразили, что происходит. Двое схватились было за луки, но тут же осели со стрелами в глазницах. Зычный хриплый голос дребезжал в попытках командовать этим сбродом. Я уже расстреляла все отравленные стрелы и готовилась уже врубится в нестройные ряды с копьём на перевес, как ощутила укол в бедро.

Нога мгновенно стала неметь! Пилка вскрикнула, что в теле обнаружен яд и запущен процесс генерации антидота, а я, припадая, на онемевшую ногу откатилась за удачно подвернувшийся пенёк, поймав в него пару стрел.

– Никому не дёргаться! – дребезжит всё тот же голос. Рети? – Кто эту суку пальцем тронет – вздёрну. Я сама её требуху выверну…

Пилочка, миленькая, давай поспеши… Тело наливается уже знакомым приятным теплом.

– Ну нихуя себе! – ко мне подходит, невысокая страшная баба. – От это нам подфартило! Эта овца зелёная просрала двух членодевок, так третья к нам сама пришла. Да глянь какая мясистая!..

Грязная пятерня наотмашь бьёт меня по лицу опрокидывая в грязь. Баба нависает бесформенной глыбой, а вооруженные люди, немного отойдя от учинённой мною бойни, начинают "гыгыкать", одобряя решительность нового босса.

Рети, обдавая вонью кислого перегара, хватает меня за полы куртки, приподнимая над землёй:

– Ну что, сучка, посадить тебя к Клыку? А то ей скучно одной на параше, – она разевает свою вонючую пасть, проводя липким языком мне по щеке.

Как раз вовремя!..

Антидот уже циркулирует в крови, сбрасывая оцепенение с мышц. Я взвиваюсь словно пружина и вгрызаюсь грязной твари в горло, одним резким движением вырывая Рети трахею. Грузное тело зажимает руками зияющую рану, я же сплёвываю шматок мяса. Перехватив оружие в правую и вогнав клинок в брюхо новой атаманше, резким взмахом наискось выпускаю ей кишки. Мгновение тело ещё на ногах, но затем словно из него выдёргивают стержень и Рети кучей тряпья падает в свои потроха.

Всё происходит в мгновение ока и налётчики не успевают даже шелохнутся. Я снова начинаю свою жатву смерти…

. . .

Останков Беана я так и не смогла найти. Усердные поиски не дали результатов, да и что бы я смогла отыскать среди изрубленных и изорванных тел, заливших окрестности кровью словно на скотобойне.

Закончив дорезать раненых и собирать уши, по быстрому осмотрела лагерь и личные вещи налётчиков. Мне без надобности награбленное ими добро или личные схроны, но если найдётся золото или серебро в монетах, то я их заберу. Заработала: что в бою взято, то свято.

Кроме дрянного оружия и тюков с тряпьём ничего не нашлось. Да и что они могли натащить с окрестных деревень.

Ну, не больно и нужно было. Вытащив с десяток кувшином местным бухлом я насколько смогла, вымыла руки, лицо и ягодицы, просто заляпанные кровью и мозгами. Начисто оттёрла алкоголем своё оружие. Вся одежда на мне и даже бельё были безнадёжно испорчены. Пришлось снять с нескольких самых рослых налётчиков их вонючие обноски и протереть на первое время выпивкой – вонь пота и мочи от них была настолько сильна, что моё чувствительное обоняние сходило с ума.

Кое как приведя себя в порядок, я подошла к клетке, где сидела Кривой Клык.

Женщина-орк за всё время битвы не пошевелилась, не издала ни звука, даже глаза на происходящее не подняла – я нашла её в той же позе, в какой видела прячась на краю лагеря. Как у неё не начался сепсис, сидя в луже нечистот – можно только гадать.

Стоя у клетки и глядя на эту израненную, униженную, сломленную женщину я чувствую, что поторопилась с зачисткой лагеря. Налётчиков следовало бы убивать по изощренней.

Я могу понять их нападение на деревню ради грабежа, убийство ради наживы, но это? Клык и так была побеждена, утратила власть – её можно было просто убить. Зачем эти животные зверства, неужели подобное настолько доставляет извращённое удовольствие? Хочешь убить – убей, но ради чего эти бессмысленные пытки? Пытки, ради того, что бы просто пытать? Нет, подобные типы больше не найдут во мне колебаний…

"Пилка…", – Задаю помощнице мысленный вопрос.

"Да, это возможно…", – Незамедлительно следует ответ, подтверждая моё предположение. Что же, попробую.

Я хватаю рукой прут клетки, встряхивая хлипкую конструкцию. Прежняя Клык запросто бы разнесла её в щепки, сейчас же и пальцем не пошевелит.

— Клык, посмотри на меня! – никакой реакции. – Это приказ!

По прежнему ноль эмоций.

Срубаю клинком верёвочные петли, что держат жерди и за верёвочную петлю, что накинута на шею пленницы, выволакиваю её наружу. Дрожащие ноги не могут удержать даже такое отощавшее тело и женщина падает в пыль. Да что с ней творили, доведя до такого за пару недель?

Я разбиваю над ней, лежащей, пару кувшинов с кислым пойлом, хотя бы частично смывая нечистоты и грязь. Орчиха, лежит, словно мёртвая, не притворяясь, не ожидая удобного момента, что бы напасть. Измождённая женщина просто обмякла без движения. Может быть все мои действия уже не имеют смысла и Клыка здесь больше нет?

Беру её за подбородок, отвешивая пощёчину.

— Клык, посмотри на меня! – Тычу пальцем себе в лицо. – Ты узнаёшь, кто перед тобой?

Мутный глаз, свидетельствуя, что она всё ещё понимает речь, наводится на меня. Несколько секунд ничего не происходит, словно женщина силится вспомнить, но затем размытый взгляд обретает ясность, наполняясь бездонным ужасом, а слабое тело конвульсивно содрогается, словно в попытке выбраться из моей хватки. Что же, по крайней мере, её разум ещё не канул в пучину безумия.

Мгновения панического страха внезапно сменяются счастливым, яростным блеском в единственном глазу. Иссохшие, растрескавшиеся губы размыкаются, рождая едва слышный шёпот:

— Ты пришла, тварь… Добей меня наконец… Я заебалась ждать…

– Да, Клык, ты умрешь от моей руки и обретёшь освобождение, – я киваю.

. . .

Прошёл день пути, с момента, как я освободила Клыка. Зеленокожая женщина, едва переставляя ноги плетётся позади, влекомая мной за верёвку, что обвивает её шею. Пленница послушно бредёт, злобно зыркая глазом мне в спину – просто чувствую, как во мне прожигают дыру.

На исходе дня пути мы вышли к лесному ручью. Я, указав на воду, велела женщине-орку смыть с себя вонь, а сама пошла в верх по крутому берегу. Шагах в тридцати, под одинокой, стройной сосной вырыла кинжалом маленькую могилку, в которой и погребла останки Пане. Не стоит нести эту скорбную ношу в Намирру. Их мать уже похоронила своих детей и эта страшная "находка" нисколько не облегчит её душевных терзаний.

Ведь все эти ритуалы нужны не мёртвым, а живым. Я лишь могу надеяться, что Пане сейчас укрыта нежной рукой Благодатной Матери, а это одинокое погребение нужно лишь только мне одной, в качестве последнего "Прости…".

– Прощай, малышка, – говорю в пустоту, уходя.

. . .

Клык я нашла всё в том же ручье – она монотонно тёрла себя. Попыток сбежать не предприняла, понимая, что просто не сможет с таким истощением. Вытащив женщину из воды и пнув её на песке, я развела костёр из плавника для обогрева. Сунув Клык в здоровую руку кусок чёрствой лепёшки и поставив рядом открытую флягу с водой, приказала: "Ешь".

Пока разгорался костёр, выстирала свои обноски – от меня воняло не лучше, чем от грязной орчихи. Прополоскав тряпки, развесила их у костра.

— Как твоё имя? – обратилась я к женщине-орку, когда та всё доела.

– Все мозги в сиськи ушли? Меня зовут Клык…

— Какое имя тебе дали при рождении? – очевидно, что "Клык" – обычное прозвище.

— Ла…Ланисет, – отвернувшись, она всё же произносит давно забытое имя…

— Как ты здесь оказалась?

— Меня изгнали из племени…, – что у неё сейчас перед взором, что за мысли её обуревают?…

— Мать с отцом, гореть им в пекле, сказали, что я позорю славный орочий род своим добродушием… Меня и четырёх лошадей продали эльфам, в обмен на пленную воительницу… Я сбежала от этих длинноухих придурков, свернув пару циплячих шей… Какого хера мы вообще куда-то идём? Ну! Закончи дело. Ты же за тем меня вытащила из клетки, что бы добить собственноручно?

— Послушай меня, – её мутный взгляд гневно впивается в меня. – В двух днях пути есть место, в котором я оборву твою жизнь. Знай, что Клык – умрёт через несколько дней. Если ты чувствуешь ужас, то пусть это будет тебе наказаньем по делам твоим. А теперь спи…

. . .

Как я и рассчитывала, за два дня мы добрались до неприметного лесного озерца, с усыпанным галькой бережком. С момента последней беседы, мы не обменялись и словом. Да и о чём было говорить.

— Мы почти на месте, – Останавливаю я пленницу. – Если ты когда либо в жизни любовалась пейзажами, то можешь в последний раз насладится этими видами. Если нет – то пойдём.

— Отсоси… – Клык гордо вскидывает голову и я веду её ко входу в пещеру.

Вот кострище, а запах совсем уже выветрился. В двадцати шагах – развилка. Нам в правый тоннель. Ещё через несколько минут неспешного шага мы наконец выходим в небольшую пещеру, усыпанную слабосветящимися кристаллами. Это то самое место, где Анна меня нашла…

Приблизившись к капсуле, прикладываю ладонь к сенсорной панели:

"Пилочка, проверь системы…".

"Оборудование полностью функционирует. Начать подготовку?".

"Да".

Оборачиваюсь к Клыку:

— Сними верёвку с шеи, – дождавшись, пока женщина выполнит указание, добавляю – Последнее желание?

– Какая ты благородная, аж тянет блевать… Тогда, сударыня, окажите грязному орку милость – позвольте… умереть с оружием в руках, – её дыхание возбуждено, а тело трепещет от страха, но Клык изо всех сил старается не показывать виду. – Предки будут смеяться… надо мной, если я умру покорно, как животное под ножом…

Неистребимую гордость не сломить даже на пороге кончины…

Я вкладываю в её руку кинжал.

– Готова? – направляю остриё меча ей в грудь. – Нападай…

С печальной улыбкой и одинокой слезинкой, что пробежала по щеке, девушка наводит оружие на меня.

Я же быстрым, чистым ударом сношу ёй голову с плеч…