За занавесками

Предисловие

Это не автобиографический опус. На мысль о нем меня натолкнул откровенный разговор с одной моей близкой знакомой. Уж не знаю, что со мной не так, но люди частенько охотно "исповедаются" мне. Даже о сугубо интимных мыслях и делах. Поскольку отношения с этой женщиной закончились несколько лет назад, думаю, можно обратить ее фантазии в письменную форму. Конечно, я кое-что пересмотрел, дополнил, многое додумал. Поэтому примем, что рассказ написан на основе ее фантазии. Описание этой дамы будет реальным. Имена же я изменил. Но так как писать от лица женщины мне тяжеловато, займу позицию другого героя повествования – мужского пола.

Как и в прошлый раз, я не сильно озаботился редактурой – не обессудьте, дорогие… Итак, погнали!

Ваш Север.

Эпиграф

Запретный плод сладок вдвойне, когда это взаимно.

Север

1

Меня зовут Максим. Я самый обычный парень – среднего роста, среднего сложения, с длинными не стриженными волосами на голове. Еще у меня куча не изжитых комплексов, которые мешают мне жить так, как мне хотелось бы. Из-за этого я часто провожу время один. Читаю. Возможно, я немного умнее сверстников. Но не берусь это утверждать наверняка. В общем, вот такой я – не слишком уверенный в себе, средний, не заметный.

Больше всего мне не дает покоя тот факт, что у большинства моих друзей и знакомых есть отношения с девушками. Или у них хотя бы был секс. Я же пока лишь до исступления натираю свой член рукой, не всегда заботясь о смазке. Делаю я это раза два в день минимум. В среднем, три. И это – далеко не предел, так как поводов для соблазна вокруг, хоть отбавляй.

Возбудить меня может сущая мелочь – красивая женская ножка, выглядывающая из-под юбки, движение полной груди при глубоком вдохе. Даже украдкой пойманный взгляд. Я безнадежен. И убеждаюсь в этом изо дня в день.

Мне не нужно добавлять порно в избранное, так как все адреса я помню наизусть. Часто, закрывшись у себя в комнате, я просматриваю ролики, пачкаю влажные салфетки. Жалею себя и снова пачкаю салфетки.

Мои любимые категории – порно со зрелыми, сексвайф и инцест. Вид обнаженной взрослой женщины заводит меня с пол оборота. Поэтому, когда выдается редкая возможность поехать на море, я либо безвылазно сижу в воде, либо лежу животом на подстилке.

И, не смотря на прекрасный беззаботный возраст, насладиться им сполна у меня не получается. Вот такая печальная картина моей жизни. Лишь один человек на всем белом свете всегда поддерживает меня в трудную минуту и искренне сочувствует моим переживаниям. Это – моя мама.

2

Вера Алексеевна. Лучшая мама на свете. Это не означает, что она бегает за мной с сопливчиками или кричит в окно, чтобы я застегнул клапан. Напротив. Множество бытовых вопросов она переложила на мои плечи. Главная ее задача – обеспечить нашу семью. Я тоже подрабатываю по мере сил. Но когда закончится лето, об этом придется забыть. Поэтому главный добытчик у нас мама. Еще ей нужно следить за собой – бассейн, спортивные танцы, всяческие процедуры. В 38 уже не так просто выглядеть не на 38. Но даже в этой безумной круговерти, не имея достаточно времени на устройство личной жизни, она находит его, чтобы побыть со мной. Пусть, не часто. Пообщаться, поучаствовать морально.

Отец оставил нас около 10 лет назад. Алименты алиментами, но они не заменят человеческого участия. С тех пор Вера тащила меня одна. Ей было тяжело. Еще и оттого, что она не была основательной, серьезной женщиной. Могла устроить вечеринку с подругами в середине недели. Или уехать в другой город на выходные, оставив меня на самообеспечении. Но упрямства ей было не занимать. И если Вера однажды решила поднять сына, то можно было расслабиться – она сделает это даже, если я буду против.

3

А с личной жизнью у нее действительно не задалось. С тех пор, как мы остались одни, маминых партнеров можно было пересчитать по пальцам одной руки пьяного трудовика. Пару раз, когда я вставал ночью подышать вейпом в окно, слышал, как она жаловалась на кухне засидевшейся подруге, что ее на работе достали масляные взгляды коллег мужского пола. Что они видят в ней исключительно кусок мяса, а не женщину. В общем, разочарование и усталость на лицо.

Собственно, я их понимал, ее коллег. Густые темно-каштановые волосы до середины спины. А запах! Какой они источали восхитительный запах! Карие глаза – всегда в искрах. Безумно притягательные черты лица, с чувственно очерченными губами. Высокая грудь второго размера, плоский живот. Ягодицы, которым позавидуют и фитоняшки. Ножки – стройные, но не тощие, упругие – самый сок!

Я и сам не раз представлял ее, гоняя украдкой. Даже думал установить скрытую камеру в спальне или душевой. Но совесть не позволила сделать этого. Пришлось ограничиться подглядываниями. А еще я стащил из ее шкафа трусики…

Так и жили мы вместе – мать-красавица и незаметный я.

4

Было лето. Воскресение. Жара донимала с самого утра. Окна нараспашку.

Я сидел на диване, бессмысленно уставившись в стену. Рядом лежала раскрытая книга. Как же все достало! "У людей лето, улыбки, планы, а ты читаешь фэнтези и пялишься на обои. Неудачник!" – ехидным голосом одного знакомого приставалы сказала хандра. Я готов был провалиться сквозь землю! Даже дрочить или парить вейп не хотелось. Может, начать бухать? Непреодолимая тоска накрывала свинцовым одеялом.

Мама в своей комнате крутила педали тренажера… Черт бы его побрал! Даже поговорить не с кем, пока у нее из ушей торчат беспроводные затычки.

Мысли тянулись одна за одной, переплетались, сливаясь в невообразимую кашу. И весь этот непомерный ком бреда катился куда-то по закоулкам моего сознания, разрастаясь до исполинских размеров. Ударился бы он сейчас обо что-то важное. Чтобы моментально – кровоизлияние, и прощайте, не любимые, не известные… Нет! Слишком много чести. Господи, как скучно!

5

Мама появилась внезапно. Своей неслышной походкой вошла в комнату, окинула все внимательным взглядом. Остановилась на мне.

— Ты что такой смурный? – она была слегка взмокшая после тренировки, с полотенцем через плечо, волосы на голове собраны в большой пучок; темно-синий спортивный топ и велосипедки выгодно подчеркивали все ее достоинства.

— Ничего, – я вздохнул, но даже не пошевелился.

Она бросила полотенце на спинку дивана, отпихнула мою книгу и села рядом, поджав одну ногу под себя. Ее глаза изучали мой профиль.

— Ну, что стряслось, зануда? – она шутливо потрепала меня по голове.

— Скучно, – вздохнул я. – Ничего не хочется.

— Хочешь, поедем на озеро?

— Там жарко…

— Купим коробку мороженого и отметим жару?

— Оно холодное, – я выглядел тогда чрезвычайно глупо, как капризный мальчишка.

Она засмеялась своим звонким чистым смехом:

— Ты просто невыносим! Но я знаю, как тебя растормошить! – с этими словами она поднялась с дивана и бесцеремонно уселась у меня между ног, буквально прижав к спинке дивана. – Шея и плечи! – безапелляционно заявила Вера.

Мне было бы намного удобнее, сядь она на пол. Но лень сделала мой язык тяжелым, а мысли сошлись на том, что плохой массаж заставит маму оставить меня в покое.

Я без энтузиазма мял ее плечи. Мне было не удобно. Но нежность кожи, упругость мышц, запах… Я начал возбуждаться.

6

Сначала мой член просто шевельнулся. Пронесет, подумал я. Напрасно! Не прошло и пяти секунд, как сарделька стала батоном "докторской".

Мы сидели не вплотную, но эрегированный орган уперся в маму. Почувствовала ли она, поняла ли? Конечно, да! И я заерзал, вжимаясь в спинку дивана. Но так как моя спина и так лежала на ней, я только поилозил головкой по ее велосипедкам. Да, я был в шортах, но это же не подушка, чтобы настолько скрыть конфуз. И я оказался прав!

— Что ты там делаешь? – заинтересовалась мама и просунула правую руку между нами. – Максим! – ее пальцы нащупали "его".

Не понятно, чего в моем имени было больше в тот момент – искреннего удивления, осуждения или возмущения. Но она вскочила, как ошпаренная.

— Извини, мам… – я виновато потупился.

— Ты уже не выглядишь скучающим, – иронично заметила Вера. – И давно у тебя встает на меня? – мое молчание заставило ее задать для последующего ответа более жесткие параметры. – Только честно! – вот теперь мне конец – врать я совсем не умел.

Не поднимая глаз, я вздохнул. Печально так – обреченно.

— Я даже представляю, что ты делаешь с этим, пока я не вижу!

— Мам! – попытка остановить обвинительную речь. – Думаешь, мне легко?

В ответ она отрывисто рассмеялась.

— Значит, когда я отвернусь, ты спустишь, представляя меня, а потом, как ни в чем не бывало, будешь общаться, улыбаться? Кажется, теперь я знаю, куда делись мои трусики, – усмешка. – Возможно, и ощущение подглядывания временами – вовсе не плод моего воображения!

— Ну, мам! – простонал я.

— Не мам! – крикнула она. – С мамой так не поступают! Значит, так – пока мы не разрешим этот вопрос, называй меня по имени. Понял!? – ее палец с аккуратным маникюром устремился в мою сторону.

— Да, Вера, – окончательно сник я, но все только началось.

— Как мне теперь жить под одной крышей с тобой, зная все это? – распалялась Вера. – Мне хватает озабоченных, чтобы дома еще одного терпеть!

Она быстро зашагала по комнате. В ее траектории не было логики, только подавленные эмоции. А я, словно подсудимый, ожидал вердикта. Наконец, шаги мамы стали короче, диаметр кругов уменьшился. Она остановилась. Постояла боком ко мне, приложив в задумчивости палец к губам. Такой я ее еще не видел.

Наконец приговор был вынесен. Я понял это потому, что Вера повернулась ко мне лицом. Ее голос был тихим, но настолько твердым, что возразить ему у меня не хватило бы сил.

— Предлагаю сделку! – сказала судья.

7

— И только промямли что-то! – она угрожающе сверкнула глазами.

Промямли – можно подумать, у меня был выбор. Все, что мне оставалось, надеяться на гуманное решение и ее отходчивость, чтобы со временем получить амнистию.

— Я помогу тебе один раз!.. – при этих словах в моем мозгу произошло короткое замыкание, отчего по волосам на голове пробежала легкая рябь.

— Поможешь с чем? – сипловато поинтересовался я – конечно, все и так было ясно, но именно сейчас реальность казалась зыбкой.

— Опустошить резервуар, – уточнила Вера. – Это будет единственный раз. Ты понял? – и добавила, выделяя каждое слово. – Один единственный раз! – затем чтение приговора продолжилось. – После этого ты перестанешь подглядывать, брать мои вещи и, вообще, представлять меня объектом своих фантазий. Если я хоть в чем-то из этого тебя заподозрю, ты отправишься жить к бабушке с дедушкой. Или, куда сам хочешь!

Как? Как в ее голове это все могло сложиться таким образом? Ума не приложу! У бабушки с дедушкой жить я не хотел. Уже несколько лет не мог найти с ними общий язык. Жить в ссылке все же хуже, чем под маминым надзором. Но какое изощренное наказание – я, вроде бы, получаю то, чего хочу, а на деле… Что мне остается? И я кивнул, принимая условия сделки.

Вера молча развернулась и отправилась закрывать занавески. Дневной свет стал голубоватым полумраком.

8

Паника была, когда меня буквально поймали "за руку". Теперь же тараканы в голове объявили срочную эвакуацию, и последний пароход уже отваливал от причальной стенки, бросая самых нерасторопных на произвол судьбы.

Мы стояли друг на против друга. Мои икры вжимались в диван. Мама – чуть поодаль, ближе к окну. Глаза быстро привыкли к новому освещению – в комнате все равно было довольно светло. Я понял, что занавесками Вера отгородила нас от внешнего мира, а вовсе не пыталась скрыть что-то от меня. Мы молчали. Но тут она уловила мой взгляд. Не уже ли я все это время безотчетно смотрел на ее грудь?

— Можешь потрогать, – разрешила она.

Я сделал несколько робких шагов навстречу. Руки ватные, как во сне. Не ловкое прикосновение. Ткань топа гладкая, а под ним – приятная окргуглая упругость. Я застыл. Так мы стояли минуту. Или две. Затем Вере это надоело. Она быстро избавилась от верха, представ передо мной топлес.

— Давай! – буквально приказала она.

Одной рукой, пальцами, я буквально скользнул по коже.

— Ой! – мама вздрогнула. – Жара, а руки, как у покойника!

Взяла мои руки своими и положила на груди.

— Трогай!

Я стал неумело мять их. Самые необычные эмоции за последнее время. В какой-то момент пальцы добрались до сосков и слегка покрутили их, сжав в конце. Тогда я услышал тихое "мммф". Не помня, себя, наклониклся и поцеловал одну грудь. Нет реакции. Вторую. Начал массировать их руками и губами. Добрался до сосчка и….всосал его, играя языком, слегка прикусывая. Теперь я уже слышал регулярное "мммф" и даже короткое "а". Во рту затвердела плоть, набухла. Осознав это, Вера отстранила меня.

Прошла мимо. Села на диван и поманила. Я безропотно подчинился.

— Ближе, – тихий голос, на который я делаю еще один шаг.

Вера сидела, широко расставив ноги, а я стоял между ними. Одним уверенным движением она сдернула с меня шорты с трусами. Мой член уже давно был готов – он налился кровью и торчал вверх.

— Однако! – почему-то сказала мама, держа его за основание и оглядывая со всех сторон.

Взяв член в одну руку, она потянула плоть назад, открывая головку. Ее рука двигалась медленно – от конца к основанию и обратно – будто изучала. А мне было больно! Несколько дней назад закончилась смазка. Кожа местами саднила. Вера конечно же заметила мой дискомфорт и прекратила ласки.

— Так мы его травмируем, – покачала она головой, глядя на меня снизу вверх. – У тебя есть смазка?

— У-у, – выдавил я с отрицательной интонацией.

— Плюнь, – раскрытая ладонь приблизилась к подбородку.

Как раз в этот момент во рту у меня пересохший язык прилипал к небу. Собрав все силы, я исторг какие-то жалкие брызги. Но это все. У мамы получилось немногим лучше. Похоже, она волновалась не меньше моего.

9

Нежные пальцы снова держали мой член у основания, покачивали его вверх-вниз. В это время мама облизывала губы. Сев к самой спинке дивана, она наклонилась вперед и, обхватив одними губами, просто прошлась по нему, смазывая, не открывая головки. Весь она не стала брать – то ли не захотела, то ли не влез. Выпрямилась, попробовала подрочить, но слюна быстро высохла, и операцию пришлось повторить. Потом еще раз и еще. Мда, так мы далеко не уедем, подумалось мне. Тут же в голову пришла безумная мысль. В конце концов, что я теряю?

Когда в следующий раз мама взяла член в рот, я положил руки ей на затылок, потянул на себя, а тазом двинул на встречу. Весь не влез, но она подавилась. Отпихнув меня, кулаком ударила в живот. Больно ударила.

— Ты охренел!? – прохрипела она, откашливаясь и вытирая тягучие слюни.

— Мам, ты же видишь, что не получается, как ты хочешь, – у меня начали пробиваться первые ростки внутренней уверенности в ситуации.

Она долго смотрела снизу мне в глаза, о чем-то думая. Затем притянула меня за бедра. Взяла член в руку, оттянула крайнюю плоть. Горячий влажный язык каснулся головки и стал словно крутиться вокруг нее, нежно лаская, доводя до исступления – таких ощущений мне еще не приходилось испытавать. Затем она взяла ее в рот и стала не торопливо посасывать, не глубоко забирая, помогая ласкам языком.

Я снова попытался помочь руками и тазом, но получил обжигающий звонкий шлепок по заду и оставил эту затею, приняв расклад сил. К тому же, свободной рукой она стала разминать мои яйца. Я понял, что это не только ласка, но и сигнал не перегибать палку.

Мама добралась до середины члена. Она сосала не спеша, старательно, с чувством! Казалось, от ее ласк вибрируют даже уретра с простатой. Мне сделалось так невыносимо хорошо, что рот начал непроизвольно выдавать "ааах" на фальцете. Когда же две трети моего органа были во рту у Веры, стоны на высокой ноте лились без остановки. Она была просто чудо. На столько, что я не мог себя больше сдерживать. Член стал пульсировать.

Мама тоже почувствовала это. Держа его одной рукой ближе к телу, другую положила мне на ягодицы, чтобы я не отскочил. Она принялась с силой всасывать все, что он выдавал, помогая рукой, буквально выдаивая меня. Как и обещала – опустошала мой резервуар.

Когда все кончилось, Вера выпустила член. Он тут же обвис.

— Тебе понравилось? – с улыбкой спросила она, вытирая губы.

— Ах… как ты… Да! – не сразу нашелся ответ.

— Ну, вот, я свою часть уговора выполнила. Теперь твоя очередь, – она поднялась и протянула мне руку.

Сказать, что в тот момент я был в шоке – сильно преуменьшить степень моих переживаний. Но у меня все же нашлись силы, чтобы пожать эту нежную ручку в ответ. Мама удволетворенно кивнула и пошла на выход из комнаты.

— Я в душ! – ее голос послышался уже из корридора.

А я остался стоять со пущенными штанами и поникшим членом. Пригвожденный к месту случившимся. В голове гулял ветер. Поджилки слегка подрагивали. То, что сейчас произошло никак не находило места в моем сознании. Я попытался прокрутить это сцену снова, чтобы понять, как ко всему теперь относится. Но когда дошел до финала, член, словно по команде, встал по стойке "смирно"…

10

Оставшиеся тараканы сколотили плот и подняли парус. Теперь я остался один на один с неугомонной плотью и тяжелыми условиями сделки. Возможно, если успеть кончить еще раз, пока она в душе, то все обойдется. Едва пальцы обхватили ствол, взгляд остановился на полотенце. Ее полотенце. Будто подтверждая мои наихудшие опасения, в комнату ворвалась мама.

— Макс, ты гонишь??? – она застыла в проходе.

Да, лексикон у нее еще тот. Может и послать и обозвать. Но беззлобно. Просто такая манера. Ну, а что мне оставалось в тот момент – только развести руками.

— Ты хочешь сказать, что еще не все? – как-то осторожно спросила она.

Я хотел сказать, да. Я хотел сказать, нет. Хотел растаять и уплыть к себе в комнату. Ответа от меня не последовало.

— Так, я сейчас, – на удивление спокойно сказала Вера и ушла.

Она зашла в ванную – я слышал. Верно, воду перекрывала. Прошествовала на кухню. Там звякнула посуда. Затем мама вернулась – также, топлес, но с распущенными волосами, с двумя стаканами воды в руках. Один протянула мне, и я жадно проглотил все его содержимое. Свой же она отпила до половины и поставила на пол, сбоку от дивана.

— Ложись! – приказала Вера.

Я говорил, что она упряма? Решив, опустошить меня до дна, она не остановится.

— Без рук! – предупредила мама, когда я улегся. – Закинь их за голову, – я повиновался.

Она собрала волосы на голове в тугой хвост, обмотала их резинкой с запястья, склонилась надо мной. Снова открыла головку. Только теперь взяла в рот сразу половину члена. Все то же – чувственные ласки губами, языком, касание неба. Но теперь темп был выше. Уретра с простатой снова завибрировали – еще напряженнее, чем прежде. Полились стоны. А она уже засосала три четверти. Дальше, без рвотного рефлекса, не влезает, пришло понимание. Но все мысли теперь крутились на заднем плане – фоном. Я ничего не соображал больше.

Наконец мама устала. Взяла свой стакан, сделала пару глотков.

— Ты собираешься кончать?

— Угу!

— Я так больше не могу! Разложи диван!

Через минуту полуторное ложе было готово. Мы лежали буквой Т. Я закинул руки за голову, а мама сосала мой член. Чего она только не вытворяла! Я даже и подумать не мог, что такое возможно! Дошло и до глубокого минета. Вера несколько раз давилась, но вскоре стало легче.

Время шло. Я все не кончал. И мама выдохлась во второй раз.

— Кошмар какой-то, – тихо произнесла она, садясь. – Нужно возбудить тебя сильнее. Сосать я больше не могу – челюсти свело.

Я молчал.

— Есть идея, – она заговорщецки сверкнула глазами. – Как ты относишься к петтингу?

11

Тогда я очень примерно представлял себе, что это такое. Но мама, как всегда, взяла ситуацию под свой контроль.

— Без рук! – снова предупредила она.

Села у меня между ног, потом легла, оперевшись на руки. Ее груди прошлись по моему члену. По животу, по груди, достигли лица. Она подалась назад, член уперся в ее промежность под велосипедками. Вера сделала несколько движений туда, сюда, изображая наездницу, потерлась об него и снова села между ног.

— Не выйдет, – констатировала она. – Натрем.

Я уже и не знал, чего ждать. Ситуация развивалась каким-то немыслемым образом.

— Вставай! – она тоже встала. – Попробуем так, – повернулась ко мне спиной, наклонилась. – Тыкай в меня. Куда, знаешь?

Я замер, онемел, лишился последних чувств. Мама взяла мои руки и положила себе на бедра, член приставила к какому-то месту под велосипедками, уперлась своими руками в колени.

— Давай!

Я начал двигаться. Не сильно. "Уф!" – через раз слетало с ее губ. А мне не нравилось. Так и сломаться можно. Она тоже это быстро смекнула. Отодвинула меня и, расправившись с остатками воды, села на диван.

Мне уже и не хотелось, но член стоял, а мама думала. И по тому, как Вера опустила глаза, я понял, что она приняла решение, которое ей не по душе.

— Могу потереться об тебя, – ее голос был тихим, а в глазах я увидел неуверенность. – Гладь меня, если захочешь, но без проникновения. Ты, вроде, соблюдал до этого мои условия. Я могу рассчитывать на тебя сейчас?

Утвердительный кивок.

— Ложись, – знак рукой.

12

Я лег у края. Мама, стоя ко мне боком, потянула вниз велосипедки и то, что было под ними, глядя на меня в пол оборота. Считавала реакцию. Этот ее взгяд был для меня вновь. Выпрямилась, переступая, освобождая ноги от одежды. Повернулась ко мне.

Гладкий треугольник сразу привлек мое внимание. Не успев даже подумать, я протянул руку и погладил его. Вера отставила одну ногу в сторону, взяв мои пальца, прижала их к половым губам.

— Чувствуешь, – у нее появились интимные интонации.

Она вела мои пальцы.

— Это – клитор, – она опустила свою руку, а моя осталась.

Я робко прошел по ее половым губам. В одном месте мои пальцы слегка провалились во что-то влажное и горячее. Тихое "ах". "Она возбуждена!" – абсурдная мысль завладела мною. Дойдя до клитора, я задержался. В роликах мне такое показывали. Пальцы потеребили его, но мама тут же сжала ноги и отстранила мою руку.

Зашла с ног, легла грудью на мой член, поцеловала тело. Я же дродащими руками начал гладить ее волосы и плечи. Она поплзла вверх. Я гладил ее спину. Прижав низом живота член, Вера заскользила лобком и половыми губами по эрегированной плоти, оставляя на нем ощущение влаги.

Происходящее все меньше походило на реальность. Конечно, дав слово, тем более мне, мама сделает все, чтобы сдержать его. Ее гипертрафированное чувство справедливости просто не дало бы ей спасовать. Я знал это с детства. Но не уже ли в ее вселенной даже инцест лучше нарушенного обещания? Сейчас мы ходили по очень тонкому краю. Здесь-то и закончились мои нервы.

Я уже успокоился и решил проверить, насколько далеко она готова зайти. Когда наши лица оказались рядом, обнял ее за плечи, прижал наши губы. Поцелуй был глубокий, мычащий. Но мама вывернулась, а я получил пощечину. Не со зла. Мне просто указали место.

— Только гладишь! – жестко напомнила она.

Наши тела соприкаснулись снова. Язык ловил ее груди, ладони скользили по талии, а мама терлась половыми губами о торчавший у нее под попкой член. И все это ничуть не приближало меня к финалу.

В какой-то момент Вера то ли ошиблась, то ли устала, член уткнулся в край входа. Она промычала, меняя угол ласк. А меня третий раз за день посетила безумная мысль. На сколько же я расхрабрился, что теперь отважился на это!

13

Теперь мои пальцы не поднимались выше маминой талии, ласкали ее бедра, упругую попку. План состоял в ожидании. Мне уже удалось достаточно изучить, что и где у нее находится, чтобы на ощупь понимать, когда нужно начинать действовать.

Однако, как же я не терпелив! Может, момента больше и не предвидется? Нужно попробовать! И я слегка приподнял таз. Головка каснулась входа в вагину, руками я надавил на мамины бедра, нанизывая ее на член. Она вскинула голову. Раздалось звонкое " ах"! Еще один подмах, и я вошел в нее целиком. В ее широко раскрытых глазах промелькнул целый спектр эмоций. Не тратя времени на их фиксацию, я заработал тазом, успев несколько раз сильно пихнуть член в Веру, когда она опомнилась. Мне некогда было думать, как там внутри – узко, широко, сухо, влажно. Перехват инициативы куда важнее!

— Ауу! Уфф! Ммм! – донеслось до меня, и по телу Веры пробежала легкая дрожь.

А затем она, будто с ума сошла. Стала двигаться сама, да так резво! Ее таз скокал вверх-вниз, смазка текла по члену, мама горомко стонала и била меня руками по груди, царапалась. Но не останавливалась. Ее грудь высоко вздымалась, а мои руки сжимали бедра, заставляя глубже садиться на член. В какой-то момент он вылетел из вагины, больно ткнулся в промежность, и мы замерли.

Мама тяжело дышала, переводя дух. Наши взгляды встретились. Хана, моментально сообразил я. Целый ливень тумаков обрушился на меня.

— Ах, ты скотина, мудак малолетний! Совсем охренел, козел! – кричала она, колотя меня.

Не видя иного способа остановить побои, я изловчился и снова вошел в нее, прижал вожделенное тело к себе, чтобы она больше не могла бить меня. Я двигался мощными быстрыми толчками, часто заставляя мамино тело подрагивать. Она мычала и кричала, затем начала целовать меня в губы. Я победил!

— Не в меня! – отрывисто промычала она мне в рот. – Когда будешь кончать, не в меня!

Это я понял. И собирался выполнить ее просьбу. Но кончать я пока не собирался. Только ослабил хватку. Вера тут же поймала темп и принялась двигаться вместе со мной. Наши потные тела скользили, соприкасаясь. Это было счастье для нас двоих!

— Мне нельзя сверху. Я кончаю без остановок, – говорила мама. – Давай поменяемся.

Мы остановились. Она легла рядом, призывно глядя на меня. Развела ноги. Я расположился между, а верина рука взяла меня за член и ввела в себя. Так уж задумано природой, что самому главному не нужно учиться в школах и университетах. Я двигался в маме, заставляя ее закрывать глаза и томно вздыхать, вскрикивать, когда я нарочно делал слишком резкое движение.

— Давай сзади, – предложила она, а я ничего не имел против.

Мама встала на четвереньки, я зашел сзади. Снова понеслись вздохи и всхлипы, звуки шлепков от соприкосновения взмокших тел. Я потянул ее за волосы. Вера поднялась. Прижал к себе, обхватив за грудь. Внутри стало очень плотно. Она задродала всем телом, а я почувствовал, что готов излиться. Толкнув маму вперед, спустил ей на спину.

14

Мы лежали, обнявшись. Она гладила мою грудь. Я – ее волосы. За окном было лето. Воскресение. И жизнь налаживалась.

Наконец Вера поднялась:

— Я в душ.

Проводив ее любящим взглядом, я тоже встал. Хотелось пить. Взяв мамин стакан, зашаркал дрожащими ногами на кухню. Налил до краев и выпил. Мало. Выпил еще два – полегчало. Но тут ожил член. Это было уже не смешно! Он встал почти вертикально, налившись так, что, казалось, вот-вот треснет. Аж больновато!

Из корридора донесся мамин голос:

— Макс, я тут подумала, хочешь со мной в душ? – шаги быстро приближались; она застыла в дверях, как немногим ранее, глядя на устремившийся кверху член. – Да ты гонишь!